Схватив Энди за шиворот, я поволок его к узкому проходу, изнывая от бешенства. Я готовил для него очень «серьезный разговор», который он запомнит надолго…

Пятнадцать минут спустя я выбрался обратно на дорогу. Один.

Отряхнул от снега порванное пальто и поправил смятый ворот рубашки.

Возле магазина уже суетилась спутница Энди Грина, потерявшая из виду своего благоверного.

Я ухмыльнулся, небрежно вытер тонкую струйку крови, бегущую из носа, и коснулся подбитой губы.

– Где Энди? Что вы с ним сделали? – оценив мой внешний вид, заорала она и бросилась в темный проход. – На помощь! Позовите жандармов!

Я засунул руки в карманы пальто и зашагал обратно к дому Герхарда.

На этот раз мой трусливый друг открыл дверь почти сразу. Правда, оторопел, увидев моё лицо.

Я ухмыльнулся, демонстрируя ему окровавленные зубы, и выставил перед собой две руки.

– Я пришел сдаваться. Арестовывай меня, Герхард. Сделаем все сегодня.

Агата

Отправить Нэйту записку мне никто, разумеется, не позволил. Более того, меня даже допрашивать никто не стал.

Два здоровенных жандарма сразу же потащили меня по длинному коридору вглубь здания, минуя все кабинеты.

Последняя дверь резко распахнулась, и оттуда плавной горделивой походкой вышла Габриэль. Следом за ней появилась обрюзгшая, расплывчатая мужская фигура Мартина Д'эстри – главного начальника жандармерии.

Он сделал всего один взмах рукой, и жандармы, что тянули меня к подвальному этажу, остановились.

Я вскинула голову повыше и посмотрела на того, кто очень скоро покинет свой пост. Отметила, что Габриэль похожа на отца. Тот же холодный надменный взгляд голубых глаз, те же поджатые губы и упрямый подбородок. Редеющие светлые волосы Мартина были зачесаны назад, прикрывая залысины на макушке.

Круглое лицо, изрезанное тонкими нитями морщин, казалось немного одутловатым. Кажется, кто-то по вечерам хорошенько прикладывается к бутылке, чтобы подлечить нервишки.

– Она? – спросил спокойно Мартин у дочери.

– Да. Это она меня едва не зарезала кухонным ножом. Я хотела с ней просто поговорить, а она…

Я громко рассмеялась. Но не от злости, а от едкой шутки, застрявшей в горле. Почему-то в этот момент я вспомнила Дана и его желание меня зарезать.

– Тебе смешно?! – рыкнул Мартин Д'эстри, и его круглое лицо побагровело от гнева.

– Если иголка для вашей дочери – это кухонный нож, то муравей, забравшийся под юбку – насильник?

Мою шутку оценил только один из моих тюремщиков, находившихся справа. Он издал лёгкий смешок, но тут же замолчал, когда Мартин Д’эстри устремил на него суровый взгляд.

Габриэль тихо прошептала что-то на ухо отцу и посмотрела на меня с издёвкой. Когда Мартин едва заметно кивнул, ее губы расплылись в победной усмешке.

– Снять с нее пальто и посадить в пятую камеру, – скомандовал громко Мартин.

– Но это же… – подал голос один из жандармов.

– В пятую!

Как только семейка Д’эстри двинулась к выходу, меня потащили вниз по лестнице.

– А что в пятой? – спрашивала я, крутя головой по сторонам, но никто мне так и не ответил.

В подвальном помещении, где располагались камеры, было сухо и светло. Сразу видно – тюрьма высшего уровня. Не то, что грязные сырые клетки в маленьких отделах жандармерии, разбросанных по всей столице.

Некоторые камеры были заняты одинокими преступниками, мелкими жуликами и воришками всех возрастов. Я видела множество абсолютно пустых камер и начала паниковать, когда мы прошли мимо них.

Мой страх усилился, когда жандармы подтянули меня к камере с табличкой номер пять, и на меня уставились четыре пары мужских глаз.

Стоя под прицелом их плотоядных взглядов, я нервно сглотнула.

Так, значит, меня отправили сюда… На растерзание? Вот мерзкая семейка!

С какой же радостью я буду смотреть, как крысы из семейки Д’эстри будут спасать свои шкуры с тонущего корабля! Это станет моей лучшей сенсацией!

Я шумно вдохнула, приказывая себе успокоиться. Нельзя показывать свой страх.

Этот урок я усвоила очень хорошо.

Я помнила те дни, когда боялась бывшего мужа, и тем самым возносила его в ранг моего повелителя. Как только я начала давать отпор – самоуверенности в нем значительно поубавилось.

С меня стянули пальто – и мои будущие сокамерники радостно присвистнули. Начали сыпать шуточками о том, что им доставили чудесный подарок за хорошее поведение.

Я окончательно взяла себя в руки и чувственно улыбнулась бритоголовому здоровяку, что уже тянул ко мне свои мерзкие пухлые ручонки сквозь решетку.

– Руки! – рявкнул жандарм. – Отошли все к стене!

Как только мужчины отлипли от двери, меня грубо втолкнули в камеру.

Слушая, как за спиной закрывается замок, я продолжала оценивать обстановку, в которой мне придется провести ночь.

Я очень надеялась, что за мной придет Нэйт. Правда, как он меня найдет – понятия не имела.

Я с грустью посмотрела на единственную узкую кровать, что стояла справа, и на три соломенных тюфяка, что валялись на полу.

– И как зовут наш «подарок»? – улюлюкал здоровяк и медленно подбирался ближе, подобно своим дружкам, окружающим меня со всех сторон.

– А спинка-то какая, – довольно ухмыльнулся черноволосый высоченный тип. – Такое красивое платье специально для нас выбрала?

Я шумно вздохнула. Что ж…

Не можешь остановить безумие, возглавь его!

– Так, давайте определимся сразу, – я чувственно улыбнулась и уперла руки в обтянутый дорогой тканью платья бок. – Вы меня насиловать собираетесь?

– Пока только познакомимся, – отозвался здоровяк, немного растерявшись.

– А может сразу к делу приступите?

Моя реплика выбила этих «недоохотников» из равновесия. Они тихонько переглянулись между собой, пытаясь узреть, в чем подвох.

– Мне умирать скоро, времени мало совсем, – подлила я масла в огонь их растерянности. – Может уже завтра помру. Вот и подумала, а почему бы и нет? А то я уже год развлечений не видела! Как заболела, так и все – сторонятся все мужчины!

Секунда – и в метре от меня стало пусто.

– Чем заболела?! – рявкнул бритоголовый.

– А это мой секрет. Вы меня сперва изнасилуйте, как полагается, а со временем сами все узнаете, – я чувственно вздохнула и зашагала к единственной в камере постели. – Я, когда на этот вопрос отвечаю, так сразу же остаюсь без развлечения.

Я спокойно плюхнулась на чужое ложе и, закинув руку за голову, с нетерпением посмотрела на своих тюремных «друзей».

– Да чего вы? Все ж умирать будем! Какая разница с носом или нет? – не унималась я.

– Так! К девке чтоб никто не подходил! Штаны держите на своих задницах! – скомандовал здоровяк, и я поняла, что он тут главный.

– Да чего вы боитесь? – я попыталась подавить подступивший к горлу смех и громко закашлялась.

Мужчины мигом переместились ближе к решетчатой двери.

– Простите, – я махнула рукой в извиняющимся жесте. – Кашель мучает уже несколько месяцев. Такой сильный порой бьёт, что аж нос трясется…

Следующие полчаса я развлекалась тем, что пугала своих бедных сокамерников. То предлагала им примерить колечко, которое они с таким любопытством разглядывали с самого начала. То рассказывала им байки о том, что меня отправил за решетку сам начальник жандармерии, который поручил мне ответственное задание. Я должна помочь им побороть преступность в столице. Ведь, чем больше умрет жуликов, тем чище будут улицы. Чтобы продолжать держать всех в напряжении, я иногда упрашивала их меня поцеловать…

– Ну хотя бы в плечико! Зря что ли такое платье и колечко воровала? – грустно вздыхала я, любуясь перекошенными от страха лицами.

Когда я чихала – они начинали истошно орать и звать жандармов, чтобы те вывели из их камеры «больную девку».

– Святая магия! Мне кажется, что у меня только что ещё выше приподнялся кончик носа! – лепетала я, дотрагиваясь до своего курносого носа. – Посмотрите кто-нибудь, пожалуйста!