Взгляд у меня затяжелел.

— Объясни, — терпеливо велел я.

— Когда была великая война, там находилась столица, — не стал спорить волк. — И за эту столицу велись нешуточные бои. В итоге ворон победил. Столица была разрушена. Долгое время даже воздух там был сладковатый от запаха человеческих трупов. Земли вокруг обратились в болота, говорят там живет нечисть, хармы не упокоенных воинов, бродят по ночам и поют грустные песни о смерти. Ну и прочие небылицы. Но небылицы небылицами, а болота вокруг города действительно гиблые. Вообще, многие храбрецы туда ходили за подвигами, и молва говорит, что никто не вернулся.

— Далеко эти земли отсюда?

— Три-четыре дня пути, если на конягах, да без приключений, — пожал плечами Леон.

Я прикинул, осталось восемь дней до полного превращения Фила в медведя. Значит, учитывая путь туда и обратно, времени на все про все у нас впритык.

— Когда выдвигаемся? — словно подслушав мои мысли, спросил Леон.

— Прямо сейчас, Леон. Прямо сейчас. Берём провизию, одежду, встретимся у конюшни через полчаса.

Собрался я быстро. Нашел Альфреда и дал ему указания насчет Фила, предупредив, что нужно, в случае чего, укрепить дверь камеры и Фила не выпускать оттуда ни при каких обстоятельствах.

Альфред спокойно выслушал меня и заверил, что все исполнит в точности. И всё же старик не удержался от вопроса.

— Ваша светлость, вы спасете мальчика? Я знал его с детства.

— Да, Альфред, спасу.

У конюшни меня ждал не только Леон, но и маленькая Венди.

— Ты почему не уехала со Стеллой⁈ — строго спросил я, едва не застонав от отчаяния, еще и ребенок на мою бедную голову свалился.

— Потому что моё место здесь, — ответила малявка. — Но ты не переживай, сокол, я пока побуду с той тётей, которая хочет выйти за тебя замуж. С Лейлой, она мне очень обрадовалась.

Я едва сдержался, так и хотелось взять ремень и надавать девчонки по заднице. Но она и так себя наказала — ей предстоит восемь дней провести с капризной злыдней, которая будет относиться к ребенку, как к рабыне.

— Как только я приеду, ты отправишься к Стелле, — сказал я, жалея, что у меня нет времени отправить девочку к Стелле сейчас же.

— Хорошо, — девчонка подбежала и обняла меня, так как роста в ней было всего ничего, получается, что обняла за ноги. — Удачи тебе, Эрик.

Я взял девчонку на руки и прижал к себе.

— Спасибо, Венди! Жди меня, и Лейле, себя в обиду не давай!

— Я ей нравлюсь, она хорошая, просто не показывает этого, — беззаботно улыбнулась девочка.

— Ага, хорошая, когда спит зубами к стенке, — хмыкнул я.

— Вот, это тебе поможет в трудную минуту.

Она протянула мне огромный медвежий коготь и, спрыгнув с моих рук, убежала. Мне хотелось тут же выбросить эту мерзкую штуку, но я, пересилив себя, спрятал коготь в карман.

— Должно быть, жалеешь, что я не убил эту настырную девчонку, когда была такая возможность, — усмехнулся Леон.

— Плохо ты меня знаешь, волк, поехали, — буркнул я, пришпорив своего чудесного гнедого коня.

Истекая потом под палящим солнцем, мы двигались по равнине на Север. В горле было сухо, как в пустыне, глаза слезились, голову сильно напекло, по такому солнцу очень не хватало широкополой ковбойской шляпы.

Вопреки тому, что мне хотелось о многом расспросить Леона, ехали, молча, я все время прикладывался к фляжке с водой, но не пил, а просто смачивал губы.

Хорошо, что хоть тряска на гнедом почти не ощущалась. Мое измученное, не успевшее восстановиться после прошлых приключений тело, просто спало в седле, живя своей отдельной жизнью. Если бы не жара, да тревожные мысли, так вообще можно было по кайфу.

Но и проблема жары вскоре решилась. Вдалеке показался лес, мы с Леоном, не сговариваясь, ускорились, спеша спрятаться под кронами деревьев. И понемногу нас захлестнул азарт, и мы погнали коней уже наперегонки.

Мой гнедой двигался легко и плавно, едва касаясь земли, будто и не конь вовсе, а мягколапая пантера, однако я все равно умудрялся болтаться в седле, как говно в проруби.

Серенькая кобылка Леона тоже была довольно резвой, а сам волк, в отличие от меня, умелым наездником. Казалось, он слился с лошадью в единое целое. И нёсся ровно, стремительно, точно серая волна по полю.

Какое-то время мы шли ноздря в ноздрю. Потом мой гнедой сердито фыркнул и дал жару. Понёс так, что мне пришлось вцепиться за поводья едва ли не зубами, чтобы не вылететь из седла, рискуя сломать себе шею.

Мы с гнедым стремительно пошли на опережение, а вскоре серая волна осталась позади. Однако очень близко за моей спиной продолжал раздаваться упрямый топот копыт.

Лес быстро приближался, а волк не думал отставать. Сердце билось в висках. Еще немного и волк бы меня сцапал, как в страшной детской песенке, когда мама настоятельно просила меня не ложиться на бочок. Гнедой, словно почувствовав мою совершенно иррациональную, поднятую из глубины веков, панику, ещё поднажал, и мы ворвались в лес.

Потихоньку тиски страха стали разжиматься, уступая моменту первобытного ликования. Я победил. Гнедой, чувствуя, что дело сделано, стал потихоньку сбавлять обороты.

Но радовался я недолго, так как вместо того, чтобы смотреть вперед, я всё время оглядывался назад, желая теперь предъявить свою победу волку. Поэтому не заметив низко свесившейся над дорогой ветки, я на всем скаку, а неслись мы всё ещё довольно быстро, налетел на неё грудью.

Ветка затрещала, но всё же осталась на месте, а вот меня, саданув по ребрам и пробороздив по лицу, вышибло из седла. Конь продолжал скакать, в то время как я шмякнулся на землю и закрутился от боли, безуспешно пытаясь поймать губами воздух.

А все-таки гнедой был самым настоящим чудом, другой конь убежал бы, а этот наоборот, вернулся ко мне и виновато фыркая, склонил свою гриву, мол, залезай человек.

Сзади кто-то неудержимо заливался хохотом. Это Леон — его угораздило появиться именно в тот момент, когда я растянулся на земле, поэтому про всякий момент триумфа можно было забыть навсегда.

Волк спешился и поспешил ко мне, но вовсе не для того, чтобы помочь мне подняться, как я было подумал, а к моему коню.

— Ая-яй, не конь, а чудо! — прицокивая языком стал нахваливать он гнедого, оглаживая его по морде. — Тебе б еще достойного всадника. Эрик, а может, продашь мне его! Я за такого коня, харму бы отдал.

— Шиш тебе с маслом, а не моего коня, — обиженно буркнул я, поднимаясь с земли и цепляясь по мере распрямления за гриву гнедого.

Потрогал рассеченный лоб, затем болевший бок. Дышать было всё еще больно, из-за чего я понял, что и мне, как когда-то первому мужчине на земле, пришлось принести в жертву пару ребер, только в отличие от Адама не на строительство женщины, а в угоду собственной глупости. Хотя не сказал бы, что лежала уж такая большая разница между этими двумя результатами. Хорошо ещё, что процесс регенерации уже запустился, и через полчаса я должен быть как новенький.

— Эх, — грустно вздохнул Леон. — Тебе бы тогда научиться, хоть немного держаться в седле, ты ведь мучаешь и себя и животину такой ездой.

Так и хотелось послать волка на три веселых буквы. Но, к сожалению, он был прав, я действительно, абсолютно не умел держаться в седле. А вот то, как это делал сам Леон, просто завораживало.

— Так научи, — смирив гордыню, предложил я.

— Это я могу, — оскалился волк. — Урок первый, дай коню имя.

Я посмотрел на коня, он, будто соглашаясь с волком, фыркнул и махнул мордой сверху вниз.

— Будешь Чудом? — предложил я.

Конь переступил с ноги на ногу, мол, хоть горшком назови, только в печку не сажай. Я вопросительно поглядел на Леона.

— Чудо, так чудо, — пожал плечами Леон, взбираясь на свою лошадь.

Я тоже сел на своё чудо, и мы продолжили путь под покрикивания Леона:

— Пользуйся ногами! Выпрями спину! Поймай ритм!

Вскоре у меня заныли и спина, и ноги, и голова от постоянных подзуживаний Леона. Привалов мы почти не делали и двигались как можно быстрее, иногда переводя коней на трусцу.