Я думал о своём предназначении, думал о том, как сильно этот мир изменил меня…

Однако пафос моих возвышенных мыслей значительно поубавился, как только я встретился с отцом, который опять смотрел на меня так, словно я ходячее недоразумение.

Некоторое время мне пришлось безрезультатно походить, поискать его по замку — слуги видели герцога то там, то здесь. Зато Альфред с порога сообщил мне, что его светлость Герберт меня повсюду ищет и велел, как только я найдусь, сразу же доложить ему. Вот только и сам Альфред не знал, где сейчас хозяин, чтобы добросовестно исполнить данное ему поручение.

Помыкавшись, и уже подумывая оставить эту затею, я застал отца у него в кабинете. Однако, радовался я раньше времени — мне пришлось подождать, примостившись в уголке, потому что у него на приеме находился новый начальник городской стражи.

Я оценил отцовский выбор, этот парень был полной противоположностью предыдущего начальника стражи толстяка Стена, который в конечном итоге оказался предателем.

А этот новый — подкаченный, уверенный, но не наглый, с умными и честными глазами. Говорил он мало, а то, что говорил, то было строго по делу, без чинопоклонничества и лизоблюдства. Нового начальника стражи звали Дик, и даже на первый взгляд, он внушал уважение и доверие.

Судя по их разговору, отец велел созвать всех стражников и проверить их на проф. пригодность. Это тоже было очень даже логично. Также отец просил направить лучших стражников в пострадавшие кварталы и провести перепись населения, при этом, отметив, кто и как пострадал и какая помощь требуется.

Получив все эти указания, Дик откланялся, а я остался с отцом один на один. Отец жестом велел мне сесть.

Между нами сразу же заискрились громы и молнии, я своих позиций сдавать не собирал, отец своих, по-видимому, тоже.

По отцу уже было трудно определить все тяготы нашего недавнего путешествия — он привел себя в порядок, переоделся, подстриг бороду и вернул себе ту властную величественность, которая делала диалог с ним делом непростым и выматывающим.

— Ты разочаровываешь меня, сын мой! — без обиняков заявил он, смотря на меня так, точно я просрал все данные им в моё распоряжение возможности для правильной жизни и уже умер от алкоголизма где-нибудь под забором.

— Чем же? — отстраненно поинтересовался я, сдерживая желание отзеркалить его слова, ведь он, бросив Харви в беде, разочаровывал меня не меньше, а то и больше.

— Эрик, ты должен понять, что ты не можешь делать всё, что тебе вздумается, — тихо выговаривал мне отец, нервно меряя комнату размашистыми шагами. — На нас лежит огромная ответственность за людей, которые вверили нам свои жизни. Мы их подвели, мы не просто бросили их в беде, мы стали причиной их бед. Город полон обездоленных, испуганных людей. Мало кто из них в состоянии справиться с обрушившимися на них несчастьями. В конце концов, если в тринадцатом герцогстве решат, что мы не справляемся, то нас могут судить и лишить всех привилегий, чтобы найти более ответственный управителей.

— Что ты хочешь от меня? — откинувшись на спинку кресла, с показной ленцой уточнил я, демонстрируя, что меня на самом деле мало волнует, что он от меня хочет.

Меня раздражали слова отца и то, как он ходил туда-сюда. Я едва сдерживался, но пока сдерживался. Может потому, что в его словах была доля какой-то правоты, а может и потому, что он был мне все-таки отцом и я на уровне инстинкта чувствовал, что должен подчиняться его воле.

— Чтобы ты вел себя соответственно своему положению! Чтобы ты был тем, кем рожден быть! — рявкнул отец, в лицо ему бросилась кровь, от чего оно стало пунцовым. — Именно ты, а не Томаш, должен был закрыть плотину, именно ты должен был навестить пострадавшие кварталы сегодня. А еще заготовить речь, выступить на площади с обещаниями и заверениями, что мы отстроим заново город и восстановим порядок. Кроме того, нужно изыскивать средства из казны, разработать план, как именно мы решим теперь все эти проблемы. Мы оба знаем, что скоро может начаться война, мы же к ней не то, что не готовы, мы теперь даже к миру не готовы!

— Мы в ответе за всех своих подданных, — согласился я. — Но то, что ты говоришь, больше похоже на показуху, а не на реальные дела.

— Показуха значит… — как-то обреченно повторил за мной отец. — Может и так, только эта показуха жизненно необходима людям. Пойми, они же, как дети, они должны чувствовать над собой власть и силу. Должны понимать, что о них позаботятся. Иначе они слабы и уязвимы, заметь, как легко их склонил Арчибальд на сторону зла и смерти. Отчаявшиеся, голодные, обездоленные люди намного легче поддаются своей темной стороне. Если мы не наведём порядок, город погрузиться в хаос. И мы проиграем эту войну, Эрик, и все принесенные жертвы будут напрасны…

Я вспомнил грязные разрушенные улицы, дезориентированных, обозленных людей, цапающихся друг с другом, и к своему неудовольствию осознал, что отец во многом прав, что порядок нужно навести в кратчайшее время.

— Ты прав, — неожиданно для отца согласился я. — Однако на мне лежит и другая ответственность, и она не менее важна, чем та, о которой ты говоришь. Я в ответе за тех, кого приручил. За тех, кто встал со мной плечо к плечу в борьбе с темными силами. Если мы так просто будем разбрасываться нашими самыми лучшими и преданными сторонниками, кто потом пойдет за нами? Тебя совсем не волнует судьба Харви? Он — твоя правая рука! Таких верных и способных людей — один на сотню!

О том, что я уже вернул Харви харму, я пока умолчал.

— Конечно, меня волнует его судьба! — возмутился отец, он сел и положил голову на руки, потирая виски. — И будь моя воля… Но я вынужден выбирать… Харви меня понимает, он не ребёнок и знает, что сотни человеческих жизней важней одной…

— А ведь сегодня умереть должен не только Харви, в этой подвеске погибнет и его харма, — вспомнив слова плешивого, сообщил я.

Отец побледнел, видимо, для него это тоже была новость.

— Что ты хочешь от меня? — вернул он мне мой же вопрос.

— Я хочу, чтобы ты дал мне время, а стало быть возможность спасти моего оруженосца, который пожертвовал собой ради спасения меня. Мне нужно только время, чтобы спасти Фила. Потом, я весь в твоём распоряжении.

— Фила невозможно спасти! — возразил отец.

— Все возможно, если очень захотеть, — не согласился я. — Сегодня я вернул Харви его харму. У тебя есть на кого опереться в делах города, а я должен найти свою мать, Аве указала мне на нее.

Отец помолчал, выстукивая пальцами по столу какую-то затейливую дробь.

— Я благодарен тебе за Харви, Эрик, — медленно произнес отец. — Однако ты напрасно потратишь силы и время. Фила невозможно спасти, Беллу не найти, если она сама того не захочет.

— Почему бы ей не захотеть поговорить со своим сыном? — вопросительно поднял я бровь.

— Она много лет не хотела видеться ни с тобой, ни со мной… — в голосе отца послышалась горечь.

Мне, конечно, не хотелось расковыривать его раны, но это была осознанная необходимость, я должен был узнать всю правду из первых рук, а потом послушать что скажет мать и, сопоставив, сделать свои выводы…

— Об этом я и пришел сюда поговорить. Мне нужно знать почему? Мне нужно знать, что случилось? Любая зацепка…

— О чем здесь говорить⁈ — развел руками отец. — Ты и так уже все знаешь, я ничего тебе нового не скажу. Она оборвала все нити.

— Мне известно всё по слухам и сплетням. Мы с тобой об этом никогда не говорили. У меня картинка происходящего не складывается от слова совсем.

— Что у тебя не складывается? — раздраженно спросил отец.

Глаза у него стали красные, видимо, подскочило давление. Из-за своего дара сокола моя чувствительность к чужой боли очень обострилась и, мучая отца, я мучил и себе. У меня тоже стало стучать в висках.