Я уже лишался зрения, и прошлый опыт помог мне справиться с ощущением полной беспомощности. Я даже мог немного ориентироваться в пространстве. Филу же, очевидно приходилось тяжелее, я чувствовал, как он дергается, не в силах справится с психозом.

Наконец-то нас завели на постамент и сняли мешки. Солнце ударило по глазам, заставив зажмуриться.

Постепенно глаза привыкли к свету и начали проявилась люди, столпившиеся на площади. Я повернул голову и увидел отца с Харви, затем повернулся в другую сторону — там стоял брата Леон со своим перепуганным вусмерть сыном.

Толпа гудела, как растревоженный улей. Братья ордена Триликого, пользуясь магией, толпу утихомиривали. И хоть медленно, но всё же добились гробовой тишины на площади. Стало даже слышно, как жужжат мухи и где-то вдалеке ржут лошади.

Начали зачитывать приговор. Я внимательно вглядывался в толпу, надеясь увидеть Крайкосов, но видел лишь зомбированные лица уставших людей. С каждым пунктом обвинения в приговоре, мои надежда на спасения таяли.

— Если есть среди присутствующих людей, рангом не ниже герцога, тот, кто хочет выразить несогласие с приговором, он может сказать своё слово или молчать вовеки веков!

Толпа оставалась безмолвной.

— Что ж… — попытался продолжить брат Итан.

— Пусть я не херцогиня, — раздался слабый женский голос. — Но дочка моя жива, а значит, Эрик Герберт воистину избранник богине жизни Аве! Свободу, соколу!

Толпа расступилась перед смелой женщиной. Она приподняла над головой румяную девочку, демонстрируя её здоровье и живость. Люди вновь одобрительно зашумели.

— Молчать! — прогремел брат Морган.

Женщина прижала ребёнка к груди и разрыдалась, больше не в силах вымолвить ни слово, но, все же, оставшись при своём мнении вопреки всему грузу магии, что был на неё обрушен.

Я искренне зауважал женщину. Сокол внутри меня жаждал вырваться и настучать этим братьям за их снобизм, за их жестокость и пренебрежение к простым людям. Однако, как он не бился, кандалы держали крепко. Я закусил губу, чтобы не разразиться бранью.

— Если возражений нет…

Однако договорить бородатому брату не дали. РРядом с женщиной встал во весь рост никто иной как Томаш. Не мог он, конечно, не вытрепнуться, припёрся при полном параде, как есть рыцарь без страха и упрека — иллюстрация к книжкам Вальтера Скота.

— Я герцог Томаш Крайкос так же как и эта достопочтенная женщина, — пафосно изрек он, — отказываюсь принять этот приговор! И требую освободить, сокола, его семью и друзей!

Но на этом представление не закончилось из толпы к Томашу и женщине с ребенком выплыли две прекрасные дамы и одномоментное скинули капюшоны своих серебристых плащей.

Золотые волосы, убранные в две толстые косы, блеснули на солнце. Взгляды наши встретились, во рту у меня стало сухо и дыхание перехватило. Я прочистил горло, смущенно покосился на Фила и отца, пытаясб понять не заметил ли кто-нибудь из них моего волнения. Вроде бы всем было пофиг.

— Я герцогиня Стелла Крайкос, — твердо зазвенел её голосок над площадью, — присоединяюсь к требованиям моего брата. И прошу свободы для сокола!

— Я леди Лейла Ганс, присоединяюсь к требованиям герцогов Крайкосов и требую отпустить мою семью и Гербертов! — объявила моя невеста.

Рядом со мной раздался громкий всхлип. Я повернул голову и увидел разрыдавшуюся Аделаиду. Крупные слезы текли по её щекам и она безуспешно старалась закованными руками смахнуть их.

— Прости меня, доченька! — бормотала она. — Прости, что считала тебя предательницей…

Признаться, слезы Аделаиды — это последнее, что я ожидал увидеть когда-либо в жизни. Мне казалось, что эта тётка сделана из железа, а оказалось вон оно как — живая.

— Эти показания не могут быть учтены судом, — с каким-то опять тупеньким самодовольством заявил альбинос, — так как есть свидетельства, что семья Крайкосов вольно или невольно причастна к заговору. И это предстоит выяснить на завтрашнем суде. А сейчас, дорогие гости нашего города, вам придется пройти в городскую тюрьму для ожидания суда.

Стража двинулась к новой порции обвиняемых. От бессилия я готов был рвать на себе волосы. Больше помощи нам ждать было не от кого. В руках Томаша появился меч.

— Так как ваш суд дискредитировал себя, я не дам подопечным мне дамам оказаться в вашей власти, — заявил Томаш.

— Схватить, смутьянов! — велел брат Морган.

В это время к Томашу и женщинам из толпы шагнул какой-то оборванный бродяга, со спутанной бородой и шляпой натянутой чуть ли до самого носа.

— Погодите с этим, парни, — приподняв руку, мягко попросил стражников бродяга.

Он только попросил, но стража встала как вкопанная и как не пытались братья заставить их повиноваться приказу, стражники их попросту игнорировали.

— Я присоединяюсь к справедливым требованиям своего народа, герцогов Крайкосов и леди Лейлы Ганс. И требую свободу, соколу и его семье! — бродяга снял шляпу, поднял голову и, в упор посмотрев на меня, подмигнул.

Только после этого до меня допёрло, что в мою защиту выступил никто иной, как Леон собственной персоной.

— Как ты смеешь, оборванец, подавать голос⁈ — Возмутился чернобородый брат Триликого с колючими глазами. Он добавил в голос так много силы, что даже у меня душа захолодела, хотя направлена сила была на Леона.

— А почему бы мне не сметь? — усмехнулся Леон, абсолютно спокойно выдержав магический удар.

Казалось, что он даже не почувствовал его, зато чернобородый, пошатнувшись опустился на стул.

— Кто вы такой⁈ — поинтересовался брат Итан, первым сообразив, что перед ним не простой оборванец.

— Я Леон из династии королей Мира, — прогремел голос Леона над площадью. — Я наследник трона великих королей и я вернулся, чтобы принять свой народ под свою защиту и покровительство. Я вернулся, чтобы взять власть и править. Я король этих земель отныне и до конца своих дней!

После этих слов облик Леона на глазах стал преображаться. Одежда засверкала роскошью и чистотой, а на голове вдруг заблестела корона, та самая, которую я хранил для него в своей сумке. В общем, как в сказке когда тыква вдруг стала каретой, оборванец превратился в прекрасного принца.

— Я объявляю, что ваш приговор несправедлив, братья ордена Триликого! И обвиняю вас в измене!

Эти слова произвели эффект разорвавшейся бомбы. Братья еще пытались как-то исправить ситуацию магическим вмешательством, но тщетно.

— Да здравствует король! Слава королю! — радостно гремело со всех сторон.

Несмотря на все усилия братьев задавить всеобщее ликование, оно только нарастало. Люди в едином порыве встали на колени, вверяя свою судьбу и страну в руки короля.

На губах моих невольно заиграла улыбка, и было чему радоваться — я в очередной раз избежал смерти.