— В делах международных союзов важны не только войны и порты, но и культура, — Мари выдержала взгляд мужа, стиснув челюсть. — Если Англия и Элдерия смогут найти общие точки соприкосновения в развитии ремёсел, это укрепит доверие между нашими народами.

— Очень проницательно, Ваше Величество, — сказал принц, мягко улыбнувшись той, о ком он не мог перестать думать все эти два месяца разлуки. — Иногда связи, основанные на культуре и обмене, становятся прочнейшими нитями между странами.

Король, недовольный тем, как его жена перехватила инициативу, поднял хрустальный бокал с вином, словно проводя черту под разговором. Он жестом приказал слугам подать основные блюда, превращая политический разговор в молчаливое напряжение за роскошным столом.

Трапеза давно подошла к концу и король, будучи в плохом настроении, потребовал, чтобы Мари осталась в его покоях.

— Думаешь, что способна управлять дворцом лучше меня? — сказал он, глядя на нее с ледяной яростью. — Эти новообразования, реформы… Глупая причуда!

— Я делаю все возможное, чтобы поддержать порядок и роль королевы, — тихо ответила она. — Но, если ты считаешь, что я ошибаюсь, возможно, мне стоит отойти от дел.

— Ты была слишком внимательна к принцу, Мари, — голос Аурелиана был опасно холодным. — Ты не должна забывать, с кем ты связана.

— Милорд, я не понимаю, о чём Вы говорите, — королева, не поднимая глаз, пыталась казаться невозмутимой. — Принц и я говорили исключительно о делах. Вы сами знаете, что этот визит — дело государственное, и ничего больше.

— Государственное? — ироничная усмешка тронула уголки его губ. — Думаешь, я слеп, Мари? Или, быть может, глуп?

Её дыхание сбилось, и она поняла, что её покрасневшие щеки уже выдают ее положение. В отчаянии, она встала, пытаясь скрыть внутренний разлад, и повернулась к окну, стараясь не встречаться с его взглядом.

— Вы ошибаетесь, — проговорила она дрогнувшим голосом. — Я не чувствую к нему ничего, кроме уважения как к гостю и союзнику.

— Уважение, — повторил он, подходя ближе, — это не то, что я вижу в твоих глазах. И если ты не прекратишь свою игру, я сам разберусь с тобой и этим англичанином. Мне не нужно много времени, чтобы поставить все на свои места.

Еще некоторое время он стоял здесь, глядя на свою жену, прежде чем махнуть рукой стражнику, чтобы тот открыл дверь.

— Помни свое место, — бросил он, не сводя глаз с удаляющейся фигуры девушки.

Элеонора, которая случайно оказалась поблизости, услышала часть их разговора. Её любопытство привело её к двери, за которой произошла эта ссора, и её острый ум мгновенно начал строить планы. Она понимала, что эта сцена могла быть полезной. Сплетни — оружие, которым она мастерски владела.

— Доиграешься, «королева», — она слабо улыбнулась и, тихо усмехнувшись, покинула это место.

Коридоры дворца стали эпицентром незримого напряжения. Шёпоты, заполнявшие тёмные углы и пустующие залы, превращались в мощнейший инструмент разрушения. Как токсины, слухи разносились с поразительной скоростью, обволакивая умы и пробуждая подозрения. В центре этой паутины интриг стояла леди де Вильнев, чья способность манипулировать мнениями была сродни искусству. Её действия были продуманными и целенаправленными; каждая сплетня служила оружием, каждая инсинуация приближала её к цели.

Разговоры о предполагаемой связи королевы Мари Тюдор с английским принцем Фридрихом обрастали деталями, их контекст умело извращался. Элеонора щедро снабжала собеседников намёками и лживыми фразами, каждое её слово содержало в себе зерно сомнения.

— Разве Вы не замечали эти взгляды, Люсия? — шептала она своим нежным голоском, излучая притворную вежливость. — Или как принц, похоже, «случайно» оказывается рядом, когда его присутствие, простите, кажется ненужным?

Люсия, портниха королевы, которая до ужаса любит делиться слухами с придворными, едва сдерживала усмешку:

— Сканда-а-ал, — прикрывая губы руками проговорила она. Жадная до пикантных деталей девушка впитывала слова Элеоноры, как губка впитывает влагу. Каждое предположение, высказанное придворной дамой, становилось аксиомой. Её голос, едва слышный, но настойчивый, усиливал тревогу в юной сплетнице. В конце концов, даже самые лояльные придворные начали бы прислушиваться.

Мари не могла не замечать, как изменились поданные. Дамы вежливо отворачивались, слуги старались не смотреть в глаза, а король и вовсе стал холоден. Только Изабелла была открыта и искренна, справедливо и честно оценивая ситуацию:

— Ваше Величество, ситуация начинает терять контроль, — робкий голос подруги вывел Марию из ступора, когда она смотрела на себя в зеркало. — Люди, конечно, всегда найдут повод для сплетен, но… Эти слухи могут перерасти во что-то большее.

— Что я могу сделать, Белла? — королева отвела взгляд от зеркала, посмотрев в дальний угол комнаты. Ее лицо было напряженным, а руки сжаты в кулаки. — Боже, помоги мне. Я словно фарфоровый сосуд: красивый снаружи, украшенный золотом и живописными узорами, но внутри — пустота, — Мари повернулась к фрейлине, встретившись с ней взглядом. Ее некогда яркий голубой цвет глаз стал тусклым, почти серым. — И самое страшное, что как только я получу свой последний удар и хрупкий фарфор расколется — меня нельзя будет склеить снова.

— Моя королева, вы не просто сосуд, — она присела на край кровати, положив руки на колени. — Вы — кувшин, который наполняют чужими ожиданиями и страхами. Каждый день этот кувшин трещит от тяжести, но все же держится.

— Ох, Белла… — девушка вышла на балкон, глядя на вечерний ухоженный сад, покрытый белоснежным снегом. Легкий ветерок играл с темными прядями, слегка запутывая волосы. — Боюсь, увидев то самое слабое место, они намеренно его разобьют. И что же будет тогда?

— Что ж, — фрейлина медленно подошла к ней, встав рядом. — Если кувшин падет, то кто знает, на кого прольется содержимое?

— А если я пуста? Если внутри нет ничего, кроме счастливых и, наоборот, жестоких воспоминаний?

— Тогда станьте сосудом для другого, — наклонилась поближе. — Спрячьте свои чувства, как вода прячет свое течение в глубоких реках. Представьте, что вы кувшин с двумя днами. Одно из них видят все — красивое, прочное, достойное королевы. А второе — скрытое, хранящее правду.

— Как долго я смогу держать двойное дно? Оно ведь однажды треснет, — Мари повернулась к Изабелле, внимательно изучая выражение ее лица

— Пока есть надежда, ваше дно будет держаться, — легкая рука фрейлины коснулась холодного плеча королевы, будто передавая ту положительную энергию, в которой она так нуждается. — Просто никогда не забывайте: фарфор кажется хрупким, но выдерживает огонь. Вы сильнее, чем Вам кажется.

— Ты мой ангел, Изабелла, — тихо прошептала она, возвращаясь в покои. Взгляд снова метнулся к дальнему углу комнаты, к ее маленькой шкатулке.

— «Пусть это останется в прошлом», — прошептала она себе, взяв в руки коробочку и достав серебряную брошь. Этот предмет, столь дорогой ей, теперь стал источником ее страха. Он напоминал о моментах, которые она хотела сохранить, но которые могли разрушить ее жизнь.

Мари аккуратно завернула брошь в плотную ткань бордового цвета, завязав конструкцию черной лентой. Ее руки дрожали, когда она снова вернулась на балкон, словно этот акт символизировал попытку запереть свои чувства.

— «Нет», — прозвучал громкий голос в голове, заставив ее отступить.

— Изабелла, — королева молниеносно вернулась в комнату, плотно закрыв высокую дверь с выходом на балкон, — подготовь мне перо, чернила и бумагу.

Тонкие пальцы держали длинное перо, изредка окуная острие в чернила. Движения ее рук на бумаге были плавными, грациозными. Только внутри Мари был ураган, шторм, буря. С каждой новой строчкой она медленно умирала.

«Фридрих,

Ты стал для меня светом в самой глубокой тьме. Но этот свет опасен. Он жжёт и ослепляет, и если я продолжу идти к нему, то сожгу всё вокруг. Я прошу тебя забыть о том, что было. Мы обречены с самого начала. Мне остаётся лишь молиться, чтобы ты нашёл счастье вдали от меня. Пусть время сотрёт следы боли, которые я оставила. Прощай.