— Знай, Мари, — сказал он, голос стал твёрже, — что даже в холоде этой реальности ты останешься для меня единственным теплом. Ты дала мне то, чего я никогда не знал. И это останется со мной до самого конца, — он взял её руку и на мгновение приложил её к своим губам, словно это был последний обет, который он мог дать.

Мария замерла, её взгляд следил за уходящим Фридрихом, пока его силуэт не растворился в морозной тьме зимнего сада. Холод сковал её пальцы, но она не замечала этого. Внутри всё уже давно охладело, обратившись в лёд.

Она сжала кулаки, пытаясь удержать дрожь, но сердце стучало так громко, что, казалось, оно вот-вот разобьётся на тысячи осколков.

— Это конец, — прошептала она, едва слышно, словно боясь, что сама тишина осудит её за это признание.

Её ноги, едва слушаясь, сделали шаг вперёд, но вдруг резко остановились, не в силах двинуться дальше. За её спиной остались не только этот сад и вечер, но и часть её души.

Теперь она вновь королева Элдерии, заключённая в золотую клетку, корона которой с каждым днём становилась всё тяжелее. Весь мир вновь увидит в ней монарха, чья улыбка казалась величественной, но никто никогда не узнает, что за этой улыбкой скрывается бездна утраты.

А он — наследный принц Англии, гордый гость, достойный почтения, чужой мужчина в её королевстве и чужой в её сердце.

Их судьбы разошлись окончательно, как две звезды, что некогда встретились на небосклоне, но были обречены плыть в разных мирах. Морозный ветер прошёлся по саду, поднимая снежный вихрь, и унес с собой последние отблески их любви.

Прошло несколько дней с того вечера, когда холод зимнего сада стал молчаливым свидетелем разрыва между Мари и Фридрихом. Теперь их жизни, казалось, разделены бездной, которую они не могли пересечь. Тяжелые страдания и жгучую боль влюбленные скрывали за масками долга и достоинства. Конечно, их встречи при дворе были неизбежны, но каждый раз при попытке создать диалог, их слова звучали как выстрелы формальности.

Мари, некогда добрейшая и нежнейшая правительница, восседала на троне во главе совета, окруженная сановниками и своей холодной аурой. Выражение ее лица оставалось беспристрастным, пока она слушала отчеты о подготовке военного похода.

Фридрих, как гость и представитель королевской семьи Англии, выдвигал критерии и требования четко, уверенно и по делу, однако все его слова были пропитаны скрытыми горечью и досадой:

— Ваше Величество, — его обращение было официальным, с почти холодной вежливостью, — поддержка Англии будет зависеть от выполнения предыдущих условий договора. Мы ожидаем скорейшей отправки оружия.

Мари встретила его взгляд, слегка прищурив глаза и прикусив внутреннюю сторону щеки, ощутив каждый удар ее сердца в груди. Даже несмотря на внутренний конфликт, нет, ураган, ее вид был величественным и беспристрастным:

— Англия получит все, что было оговорено, Ваше Высочество, — ответила она голосом, в котором не дрогнуло ни одной нотки, — Элдерия ценит наш союз, но мы также ожидаем, что Ваши войска помогут стабилизировать восточные границы.

Принц замолчал, будто слова застряли в горле, не позволяя вырваться наружу. Дышать стало невыносимо тяжело. Как можно быть настолько жестокими? Еще несколько часов назад они пылали друг для друга, горели страстью, умирали от боли и любви, но теперь… теперь стоят напротив, безжизненные, словно куклы, пустые и чужие. Что уничтожило их больше: ночь, поглотившая чувства, или сами чувства, что медленно, но верно разрушили их изнутри?

После совета они столкнулись в коридоре, как два скованных судьбой узника. Несколько секунд растянулись в бесконечность, наполненную невыносимой тишиной. Он шагнул в сторону, уступая ей дорогу, но не смог удержаться.

— Ваше Величество, — его голос был мягким, почти шепот, но в нём звучала такая горечь, что она невольно задержала шаг. — Надеюсь, вы довольны результатами сегодняшнего заседания.

Мари остановилась. Слова, острые и безжалостные, застряли в её горле, как лезвие кинжала. Она знала, что должна уйти, но ноги не слушались.

— Конечно, — наконец выдавила она, стараясь держать голос ровным, холодным. — Всё было решено так, как должно.

Их взгляды пересеклись, и на мгновение тишина между ними стала кричащей, разрывающей на части. В его глазах читалось всё: боль, отчаяние, немой вопрос, на который она никогда не ответит. Но ни один из них больше не заговорил.

Она отвернулась и ушла, чувствуя, как слёзы обжигают ей глаза. Кажется, они капали не на пол, а на её душу, оставляя незаживающие следы. Он остался стоять там, как будто прикованный к месту, где когда-то было что-то большее, чем просто слова и пустота.

Вечером Мария тщетно пыталась уснуть. Она ворочалась, укутываясь в шелковые простыни, которые вдруг стали холодными, словно камень. Сколько ни закрывала глаза, сон не приходил — лишь образы прошлого, вспыхивающие перед мысленным взором. Кошмары сплетались с воспоминаниями: сцены из жизни, когда она еще была кем-то, а не пустой оболочкой, отбрасываемой тенью себя самой.

Она видела его — Фридриха, его глаза, в которых прежде светилось тепло, а теперь лишь отголосок боли. Видела ту самую ночь, когда они могли бы всё изменить, но не сделали этого. Как легко было тогда поверить, что будущее всё расставит по местам. Как глупо.

Теперь она знала: без него каждый день был пустым, каждый вдох — тяжким. Она больше не видела смысла ни в словах, ни в поступках, ни даже в самой жизни. Потому что что толку бороться, если любовь, та хрупкая, чудовищная вещь, всё равно уничтожит их обоих? И какая разница, дать ей шанс или отвергнуть? Разве конец не будет одинаково жесток?

Эта мысль разъедала её изнутри, обжигая сильнее любого кошмара. Она поднялась с постели, вглядываясь в тёмное окно, за которым молчал мир. В этом молчании был весь её ответ.

— «Вы стали моим проклятием, Фридрих, моим спасением и гибелью одновременно. Заставили поверить в сказку, которую мне не суждено дописать. Вы подарили мне любовь, такую болезненную и прекрасную, что я готова была отдать за неё всё, что имела. Но разве я знала, что вместе с этим Вы отнимете мой покой, мои силы, мою душу? Может, не жизнь тяжела, а слишком горька плата за счастье? Вы научили меня дышать, а потом лишили воздуха…», — она провела рукой по лицу, но слёзы продолжали струиться, горячие, горькие.

— «Как я могу жить в мире, где Вас нет рядом? Какой смысл в этом бесконечном существовании, если каждый мой шаг — лишь попытка убежать от пустоты? Это безумие — любить Вас так, будто моя жизнь началась в тот миг, когда я впервые встретила Ваш взгляд. Любовь, что сжигает до пепла, что делает меня глупой, слабой… но всё равно самой собой. Если и жить в этом мире, то только с Вами. А иначе зачем?» — Мари закрыла глаза, прислонившись лбом к холодному стеклу, словно пытаясь утолить жар своей бессмысленной тоски, — «Я люблю Вас, принц. И от этого слишком поздно бежать».

Королева подошла к зеркалу, прислушиваясь к звукам дворца, поглощенного ночной тишиной. Она смотрела на своё отражение, как будто в первый раз, изучая каждую деталь. Её кожа была белой, будто светилась изнутри, а глаза — чистыми и глубокими, словно голубое озеро, в котором таится неизведанная глубина. Черты лица были тонко очерчены, а вздернутый, аккуратный нос придавал её облику легкость, хрупкость, словно бы она была создана не для этой земли. Пухлые губы, чуть приоткрытые, притягивали взгляд, а длинные волосы струились, касаясь плеч. Густые, идеальные брови придавали её лицу загадочное выражение.

Она была воплощением красоты, словно ангел, спустившийся с небес. У неё было всё — богатство, власть, титул, идеальная внешность, которая заставляла сердца тронуться и разрываться. Она была как совершенный организм: крепкая, сияющая оболочка, в которой бились миллионы тайн и воспоминаний, где каждый элемент был важен, каждое движение несло смысл.