Твоя, но только в душе,
Мария.»
Заключив письмо в конверт, Мари передала его фрейлине, избегая взгляда. Выдавать эмоции, которые отчетливо виднелись в ее глазах, сейчас было не время.
— Передай это принцу Фридриху сегодня же, — велела она, — Изабелла, проследи, чтобы он прочитал это наедине.
— Но, моя королева… — обеспокоенные глаза служанки пытались прочитать взгляд леди Тюдор, узнать ее намерения, но девушка упорно смотрела вниз.
— И верни ему это, — она протянула ту самую брошь, завернутую в красную ткань.
— Как прикажете, Ваше Величество, — Белла взяла письмо и предмет в руку, вздохнув. В конце концов, она не могла оспаривать решения королевы.
Следующий день тянулся для правительницы как бесконечный кошмар, распадаясь на фрагменты страха и отчаяния. Каждый её жест и каждое слово становились внутренним испытанием, превращая её в актрису, играющую роль, изначально предназначенную не для неё, но от исполнения которой зависела её судьба. Её улыбки, обращённые к королю, были холодны, но чётко выверены, как движения марионетки, ведомой невидимой нитью. Она ловила его взгляд, кивала в нужные моменты, звуча преданной и покорной. Когда Аурелиан взял её руку, она позволила себе тонкую улыбку, в то время как её сердце сжималось в узел боли.
— Я вынес решение относительно судьбы торговца, — король откинулся на спинку дорогого кресла в царских покоях, поедая плоды клубники.
— Я слышала, милорд, но почему смертный приговор? — взгляд Мари был напряженным, но голос спокойным, будто она согласна с ужасным решением.
Почему смертный приговор? — повторил король, его губы искривились в холодной усмешке. — Ты задаешь вопросы, которые не пристало задавать королеве, Мари. Моя власть абсолютна, и мои решения не подлежат обсуждению.
Мари на мгновение задержала взгляд на бокале вина перед собой, её тонкие пальцы сжали его ножку чуть сильнее, чем было необходимо.
— Конечно, милорд, — мягко произнесла она. — Но разве смерть одного человека не может вызвать гнев его сторонников? Возможно, наказание менее жестокое укрепило бы Вашу власть, а не подрывало её.
— Ты хочешь учить меня править? Напоминать, как лучше управлять моим королевством? — Аурелиан резко повернулся к ней, его глаза сузились.
— Нет, милорд, — её голос был едва слышен, но всё ещё оставался спокойным. — Я лишь думаю о Вашем благе. О нашем королевстве.
— Ты слишком часто думаешь о том, о чем тебе не следует думать, — король склонил голову на бок, пристально изучая её, словно пытался проникнуть за фасад её сдержанности. — Торговец нарушил закон, Мари, и его смерть станет предупреждением для всех, кто осмелится бросить вызов моей власти. Или ты сомневаешься в моей справедливости?
— Нет, милорд, — её голос был тихим, но в нём было слышно подавляемое напряжение. — Я не осмелюсь сомневаться в Вашей мудрости.
— Ступай, — король встал с дивана, взяв еще одну ягоду с тарелки. — У меня еще много неразрешенных вопросов.
Мари медленно поднялась, сделала лёгкий реверанс и вышла из комнаты, чувствуя, как напряжение внутри растёт с каждым шагом. За дверью она остановилась, закрыв глаза и глубоко вдохнув. Но даже в этом кратком мгновении уединения она знала, что должна держать всё в себе. Её борьба только начиналась.
Когда солнце опустилось за горизонт, и над дворцом воцарилась ночь, Мари вышла в зимний сад. Холодный воздух обжёг её лицо, но она не замедлила шаг. Белоснежные аллеи, освещённые лунным светом, казались зеркальными, а морозный узор на ветвях деревьев создавал иллюзию хрустальной сказки.
Её платье было соткано из роскоши и величия эпохи. Ледяная голубизна атласа переливалась в свете звезд, а серебряные нити вышивки напоминали узоры инея. Высокий воротник и длинные рукава из нежного бархата обрамляли её изящную фигуру. Тонкий мех горностая окантовывал края плаща, который она держала плотно сомкнутым, защищая себя от морозного ветра. Шлейф оставлял за собой легкие следы на свежем снегу, словно тень, не желающая отставать от своей хозяйки.
Она знала, что он здесь. Сердце билось неровно, словно в предчувствии неизбежного. Вдали, среди серебряных ветвей, Мари заметила фигуру.
Фридрих стоял у мраморной беседки, одинокий и мрачный, как зимняя ночь. Его чёрный плащ контрастировал с белизной вокруг, а выражение лица выдавало смесь гнева и отчаяния. Он обернулся, услышав её шаги, и их взгляды встретились.
— Вы знали, что я буду здесь, — произнесла она, подойдя ближе.
— Конечно, — коротко ответил принц, сдерживая эмоции. — Мы оба знаем, что одинокий вечер приведёт Вас в этот сад. Так было всегда.
— Вы прочитали мое письмо?
— Да, — ответил он, сжав кулаки. — Но Вы действительно думали, что я позволю решить это таким способом?
— Фридрих, — начала девушка, прервав его.
— Нет, Мари, — его голос был твёрдым, но в глазах скрывалась боль, которую он не мог спрятать. — Не так. Не через холодные строчки, что рассыплются, как этот снег. Я пришел, чтобы услышать правду. Из Ваших уст.
— Прошу… — тихо прошептала она, чувствуя, как холодные слёзы скатываются по её щекам, оставляя едва заметные дорожки на бледной коже. Её голос дрогнул, словно сама душа раскололась пополам.
Фридрих не ответил сразу. Его взгляд задержался на ней, словно пытаясь запомнить каждую черту её лица, каждый миг её боли. Он медленно приблизился, снежные кристаллы хрустели под его шагами.
— Мари, — наконец произнёс он, и в этом слове было всё: отчаяние, любовь, упрёк. Он поднял руку, позволив своим пальцам едва коснуться её щеки, где ещё блестели слёзы. — Почему всё должно быть так? Почему я должен терять тебя?
Фридрих сделал ещё шаг, теперь их разделяла лишь дрожащая тень ночи. Его пальцы осторожно обвели линию её подбородка, затем поднялись к её губам, словно боясь разрушить этот момент.
И прежде чем она успела ответить, он наклонился, позволяя своим губам коснуться её.
Поцелуй был робким, почти призрачным, как зимний ветер, касающийся ледяных ветвей. Он был наполнен горечью невозможного, но в то же время в нём была вся вселенная их чувств, которые они скрывали так долго. Она подняла руки, сперва нерешительно, затем сильнее, обвив его шею. Казалось, время остановилось.
Снег мягко падал вокруг, словно покрывая их невидимой пеленой, скрывая их от мира, который был слишком жесток, чтобы понять их. Этот поцелуй был первым и последним, столь же прекрасным, сколь и трагическим.
Фридрих отстранился первым, его дыхание было тяжёлым, но в глазах горела любовь. Он взял её руку, сжимая её пальцы в своих. Его голос, когда он заговорил, был едва слышным, но каждый звук резал воздух, как лезвие.
— Моя нежная Мария, — начал он, словно пробуя её имя на вкус в последний раз, — всю свою жизнь я верил, что судьба управляет нами, словно пешками на своей доске. Но ты… Ты стала для меня тем единственным, что напомнило мне о свободе. О том, каким мог бы быть мир, если бы он не был столь жесток.
Он замолчал, но его глаза говорили больше, чем слова. Казалось, он всматривается в её душу, пытаясь навсегда запечатлеть её в своей памяти.
— Я не могу больше бороться с этим. Не могу притворяться, что смогу отпустить тебя, не оставив себя навсегда сломанным, — продолжил он, его голос сорвался, но он сдержался. — И всё же я должен. Для твоей жизни, которая для меня дороже моего собственного сердца. — Фридрих провёл пальцами по её щеке, вытирая одинокие слезы. — Если бы я мог… — он на мгновение замолчал, его голос едва не сломался. — Если бы я мог, я бы украл тебя, увёз далеко отсюда, туда, где нас никто не найдёт, — принц посмотрел на неё, в его глазах горел слабый проблеск мечты, которая никогда не станет реальностью. — У нас были бы дети… такие же светлые, с твоей добротой и мудростью. Я бы научил их быть сильными, а ты — любить. Они бы росли счастливыми, вдали от этой жестокости, в мире, где нет ни корон, ни оков.
— Но все это лишь пустая надежда, Фридрих… — ее сердце сжалось, каждое его слово, словно кинжал, резало по живому. Она прижала руку к губам, чтобы не дать себе разрыдаться, но слёзы уже текли по её щекам. — Этот мир не создан для таких историй. У нас не будет ни будущего, ни детей, ни свободы… Но я бы отдала все, чтобы это стало явью.
