Мария обессиленно опустилась на кресло, сцепив пальцы так, что они побелели. Её мысли метались, как птицы, попавшие в клетку. Фридрих… Их украденные мгновения счастья, их ночи, наполненные шёпотами, обещаниями, которые она никогда не сможет сдержать. Всё это теперь стало цепью, тяжёлой и неразрывной. Она вспомнила его глаза — глубокие, полные нежности, когда он смотрел на неё, как на весь мир. Но эта нежность теперь причиняла боль. Она не могла больше позволить себе слабость.

— Это должно закончиться, — прошептала она хрипло, едва различая свой голос среди шума своих мыслей.

Слёзы подступили к глазам, но она стиснула зубы, заставляя себя оставаться сильной. Её ребёнок… этот крохотный, ещё не родившийся человек, которого она носит под сердцем, заслуживает лучшего. Не страха, не позора, не угрозы гибели. Он заслуживает жизни. И ради этой жизни она сохранит тайну любой ценой. Даже если ради этого придётся разорвать связь с единственным человеком, который дарил ей ощущение свободы и любви.

Она поднялась с кресла, чувствуя, как внутри поднимается новый, непривычный огонь. Не слабости, не паники, а решимости. Руки дрожали, когда она провела ладонью по животу.

— «Я не подведу тебя», — подумала она, словно говоря своему нерождённому ребёнку.

Фридрих должен уйти из её жизни. Их встречи, их взгляды, их обещания — всё должно остаться в прошлом. Она должна сказать ему об этом, как только представится возможность. И, возможно, это разобьёт её сердце, но другого пути не было.

Тяжёлый вздох сорвался с её губ. Она подошла к зеркалу, увидев в нём женщину с усталым, но решительным взглядом. Ей предстояло многое. Она будет бороться с этим одиночеством, с этим грузом. Для неё самой не осталось пути назад. Теперь была лишь одна цель: защитить ребёнка.

Склонив голову, она прошептала:

— Прощай, Фридрих. Ты всегда будешь в моём сердце. Но теперь я должна стать сильной не ради тебя, а ради него.

Эти слова были как удар кинжалом, оставляя после себя боль, которая ещё долго будет жечь её изнутри. Но Мари знала: она должна вынести это. Ради жизни, которая теперь значила для неё всё.

***

Прошло восемь месяцев, и мир вокруг Мари изменился. Она чувствовала, как с каждым днём на её сердце ложится всё больше тяжести, а внутри растёт неутолённая боль. Но по крайней мере на поверхности всё казалось спокойным. Заговорщики, те придворные, что так тщательно плели интриги, угрожая разоблачением её тайной связи с Фридрихом, создавали фальшивые документы и другие, были отосланы из дворца. Они исчезли из её жизни, как тени, и теперь в королевских залах не шептались о её неверности. Но она знала: они всё ещё скрыто наблюдают, готовые нанести удар в любой момент.

Король, наконец, заявил, что не потерпит оскорблений в адрес своей королевы. Его поступки стали более уверенными, он защищал её с такой решимостью, что даже самые смелые языки замолкли. Королева больше не была объектом слухов, но её душа была уязвима, как никогда прежде. Король не позволял никому осуждать её, но он и не мог угадать, что происходит в её сердце. Он не знал, что её мысли, её боль, её несбывшиеся мечты прячутся за королевской маской. Он не знал, что её любовь уже давно покинула его, но в её сердце всё ещё горела память о другой.

Фридрих не переставал бороться за неё. Он был скрытым, почти невидимым, но его усилия были отчаянными и беспомощными. Он пытался вернуться в её жизнь, как призрак, оставивший свой след в её прошлом. Он посылал ей письма, их встреч не было, но в каждом слове, в каждом взгляде, в каждом жесте скрывалась надежда. Он знал, что она избегает его, что её сердце закрыто, но отчаяние толкало его на новые шаги.

Мари не хотела слышать его. Она закрывала глаза на его попытки, не позволяла себе даже ответить. Но чувства не угасали. В каждом его письме, в каждом взгляде её сердце сжималось. Это было мучительно. Она не могла забыть, не могла избавиться от этого горького, но неизбежного чувства. Но она была решительна. Она знала, что не может больше позволить себе быть слабой. Они не могли быть вместе. Они не могли вернуть то, что утратили. Она была королевой, а он — её запретной любовью, той, что принесёт только боль.

Девушку терзало чувство вины. Любовь к Фридриху, хоть и невыносимо сильная, была невозможной. Она могла разрушить всё, ради чего она боролась. Мари не могла предать короля, не могла предать того, что ей было даровано. И в этих мучительных терзаниях, когда её душа отчаянно кричала о том, что её любовь не может быть забыта, она села и написала стих, который была готова хранить в глубине своего сердца, спрятать от всех, даже от себя.

В саду осеннем, где кружил листок,

Воспеть мне жизнь, увы, не стало силы.

Я в тишине встречаюсь с холодком —

И вижу вас, как дар среди могилы.

О, принц, как тесен мне дворцовый плен,

Как холодны те залы, что блистают!

Венец мне дан, но сердце мне взамен

Жизнь в темницу золотую заточает.

Ах, если б знали, как жду рассвет,

Когда исчезнут маски лжи и долга.

Но, Боже, я ваш взгляд поймала в след,

И вновь душа горит — хоть ей так сильно больно.

Скажи мне, принц, зачем ты здесь возник,

Как лунный свет сквозь ветви непокорных?

Ты — мой покой и мой последний крик,

Ты — рана, что судьбой оставлен в ссорах.

Слова дрожат, но он молчит в ответ,

И сад молчанием вновь нас окружает.

Лишь ветер шепчет: счастья больше нет,

Где тайная любовь себя сжигает.

Мария не могла удержаться от слёз, читая свои слова, которые шептала, как заклинание, чтобы унять боль. Словно прощание, словно последнее признание. Но она знала, что этот стих никогда не покинет её души. Всё, что осталось от их любви, теперь было заключено в этих словах, как в гробнице.

С тяжелой ношей в груди, с болью, которая с каждым часом становилась всё глубже, Мари опустилась на постель. Её тело было измождено не только физическим усталостью, но и душевной борьбой, которая не отпускала её ни на миг. Слова, которые она только что написала, ещё эхом отдавались в её голове, как резкие удары молота по металлу. Она знала, что не сможет уйти от этой боли, и она не могла поверить в то, что ей предстоит сделать. Но всё было решено. Она должна была быть сильной.

Тихо закрыв глаза, девушка попыталась найти покой, но внутренний хаос не отпускал её. В груди оставалась тяжесть, как если бы на ней лежал целый мир, полный невысказанных слов, нерешённых судьб. Она пыталась унять страх, не позволяя ему охватить её целиком, но в этом омуте не было ни света, ни выхода.

Она притянула одеяло к себе, как будто пытаясь найти в нём хоть малейшее утешение. Но вместо тепла её обнимала лишь пустота. Мария закрыла глаза, вдыхая запах ночи и покоя, который, увы, был не для неё. Все её усилия оставаться сильной вдруг исчезли, когда она поняла, что не может бороться с самой собой.

Её мысли кружились, и, несмотря на усталость, она не могла уснуть. Она лежала в темноте, чувствуя, как сердце болит, как невыносимо тяжело отпускать все свои мечты и надежды. Её тело было в постели, но душа ещё оставалась где-то далеко, теряясь в воспоминаниях о Фридрихе, в его взгляде, в их молчаливых прощаниях.

С тяжёлым вздохом она пыталась заснуть, но всё, что ей оставалось — это биться в своей внутренней темноте, поглощённой тем, что она знала — её любовь ушла навсегда.

Ночь тянулась бесконечно. Она казалась столь тяжёлой и удушающей, как если бы весь мир навалился на её плечи. Мари лежала на своей постели, в одиночестве, окружённая тишиной, в которой, казалось, никто не слышал её страха. Слёзы давно высохли, но боль в груди не отпускала. Время ползло медленно, и её мысли, беспокойные и рассеянные, снова и снова возвращались к неизбежному.

Она пыталась заснуть, но ни тьма, ни её усталость не могли унести её в мир безмятежных снов. И вот, спустя долгие часы, когда, казалось, всё уже должно было сойти на нет, внезапная боль прорезала её сознание, пробудив от сна. Грудь сжалась от невыносимого ощущения, а в животе вспыхнула резкая боль, заставившая её вскочить.