Мисс Хартрайт сравнила его с сэром Галахадом. Невилл предположил, что это комплимент. Окольный способ назвать его красивым. И, возможно, она так и думала.

Эта мысль наполнила его тревожным теплом.

Когда он был мальчиком, его часто хвалили за привлекательную внешность. Хотя после несчастного случая подобные чувства часто были окрашены сожалением. Какая жалость, говорили люди. Какая пустая трата.

Он солгал бы самому себе, если бы сказал, что ему не было больно.

Какой мужчина хотел бы, чтобы о нем думали в таких словах? Это было совсем не то, что он думал о себе. Возможно, его мир и был ограничен, но его жизнь после ухода из приюта не была такой ужасной.

Не такой мрачной, как те годы, которые он провел в этом мрачном учреждении.

Доставленный туда младенцем, он прожил в его стенах одиннадцать лет. Одиннадцать долгих лет, проведенных в ледяных общежитиях, потребляя испорченную еду и терпя избиения за нарушения, как реальные, так и воображаемые.

Но эти трудности не имели большого значения. Не тогда, когда у него были Джастин, Алекс и Том, на которых он мог положиться. Они были его друзьями. Его семьей.

После несчастного случая с Невиллом их пути разошлись. Джастин стал учеником кузнеца, а позже вступил в армию. Том переехал в Лондон, чтобы начать свое юридическое образование. И Алекс исчез, казалось, растворившись в воздухе.

Остался только Невилл. Его немедленно отправили в монастырь. О нем позаботились, но в остальном забыли.

Впервые в жизни оставшись один, он провел много ночей в слезах из-за потери своих друзей и еще больше из-за потери речи. Ему потребовалась большая часть года, чтобы привыкнуть к своей новой жизни. Чтобы привыкнуть к тишине и одиночеству.

Это было нелегко. Но в конце концов, когда горе, наконец, сменилось принятием, он обрел некоторое спокойствие в монастыре Святого Криспина. Больше, чем спокойствие. Он был счастлив, работая в монастырских конюшнях, и стал еще счастливее, когда вернулся домой, в Грейфрайарз-эбби.

Он знал, что мог бы снова обрести тот уровень счастья, если бы ему представился шанс.

Это чувство беспокойства — меланхолии, — которое мучило его в последнее время, несомненно, пройдет. Мисс Хартрайт скоро уедет. И он вернется к своей работе. К своей жизни здесь, в аббатстве.

Он накинул пальто, взял в руку бобровую шапку и направился в дом. Утро было холодным и унылым, хотя и не дождливым. Он был благодарен за тепло аббатства. Оно окутало его, как только он переступил порог главного зала.

Он остановился посреди покрытого ковром пола, чтобы снять шляпу и пальто. Дворецкого поблизости не было. Без сомнения, он присоединился к миссис Квилл снаружи, чтобы проследить за приготовлениями к установке рождественской елки. Это было предприятие, которое затрагивало его владения в той же степени, что и ее.

- Мистер Кросс!

Невилл вскинул голову при звуке знакомого смеющегося голоса. Это была Мэри, горничная. Та, кому доставляло такое удовольствие дразнить его. Ему с трудом удалось скрыть гримасу.

Она пересекла холл подпрыгивающим шагом, остановившись прямо перед ним.

- Просто посмотрите, где вы стоите, сэр. Как будто вы так и планировали.

Он непонимающе посмотрел на нее.

Она хихикнула и указала вверх.

- Вы стоите под омелой, разве нет?

Его взгляд метнулся вверх. Конечно же, над ним была гроздь желто-зеленых листьев и белых ягод, подвешенная к газольеру красной бархатной лентой. Он почувствовал дьявольское искушение сорвать его.

- Сейчас не время. Я... н-не в настроении...

- Ах, как вы заикаетесь, - поддразнила она. - Не нервничайте. На Рождество все целуются под омелой. Не делать этого — плохая примета.

- Это не...

Прежде чем он успел закончить фразу, она подпрыгнула, обвила руками его шею и крепко поцеловала в губы.

Он немедленно отстранился, положив руки ей на талию, чтобы она не упала на него. Мэри была высокой девушкой, но и близко не такой высокой, как он. Ей практически пришлось запрыгнуть на него, чтобы поцеловать.

Ее руки все еще обвивались вокруг его шеи, она дерзко улыбнулась ему. А затем она посмотрела на лестничную площадку.

- Извините, мисс. Не хотела вас шокировать.

Желудок Невилла сжался. Каким-то образом он понял, кто это, еще до того, как повернулся и увидел мисс Хартрайт, стоящую наверху лестницы.

Его руки упали с талии Мэри. Он отстранился от нее, заставляя ее отпустить его шею.

- Привилегия этого времени года, - хихикнула Мэри. Она присела в реверансе и выскочила через дверь на лестницу для прислуги. Когда дверь за ней закрылась, она и еще одна горничная разразились хриплым смехом.

Невилл уставился на мисс Хартрайт. Его сердце колотилось в тяжелом, отчаянном ритме. Хоть убей, он не мог придумать, что сказать.

Очень медленно она спустилась по ступенькам. Ее лицо было маской благородного самообладания. Ее глаза были опущены, губы сжаты.

- Мисс Хартрайт...

- Мистер Кросс.

В ее голосе слышалась легкая дрожь. Такая слабая, что он не был уверен, что ему это не почудилось.

- Простите, что помешала. Вы случайно не знаете—

- Вы не помешали—

- Все в порядке. Я спустилась только для того, чтобы спросить, не знаете ли вы, могу ли я как-нибудь отправить телеграмму?

Он моргнул.

- Куда?

Ему хотелось спросить еще и кому.

- В Эдинбург, - сказала она. - Я могу заплатить за это.

Телеграф в Кингз-Эбботе по воскресеньям работал только до полудня. Невилл знал это достаточно хорошо. Он отправлял туда сообщения в рамках своих обязанностей по поручению мистера Бутройда.

- Вы м-можете ее написать. Кто-нибудь… кому-то придется о-отнести ее... в деревню.

Она прижала ладонь к животу. Это был единственный признак того, что она расстроена.

- Как скоро они смогут ее отнести?

И внезапно он понял, что сделает все, что угодно, лишь бы убрать это обеспокоенное выражение с ее лица.

- Я отвезу ее. Я могу... сейчас же.

Она кивнула.

- Очень хорошо. Дайте мне минутку, чтобы составить сообщение. Это очень личное.

Он стоял там, не в силах вымолвить ни слова, когда она проскользнула в библиотеку.

Поцелуй под омелой не был чем-то особенным. Это была рождественская традиция, вот и все. Почему же тогда у него сложилось стойкое впечатление, что он сделал что-то не так? Что он разрушил какую-то часть дружбы, которая связывала их с мисс Хартрайт?

Растоптал ее. Разрушил все.

Он не понимал, почему. Все, что он знал, это то, что каким-то образом он должен был все исправить.

Глава 11

Клара встала со стула и подошла к окну своей спальни, на ходу разминая руки. Она не спала с рассвета, занимаясь штопкой вещей миссис Бейнбридж. У нее болели спина и шея, а пальцы сводило.

Снаружи небо было серым, но дождя не было. Было слишком холодно для дождя. Такая тяжелая, пронизанная льдом погода обещала шквал снега.

Шел ли снег в Девоне?

Клара понятия не имела. Ее это почти не волновало. Со вчерашнего дня, отправив телеграмму маме, она просто выполняла все необходимые действия. Пыталась занять себя. Настолько, чтобы у нее не было времени размышлять об этом тревожном повторяющимся уроке — или о поцелуе между мистером Кроссом и его хорошенькой горничной, который она прервала .

Она чувствовала себя дурой в обоих случаях. Это было знакомое ощущение, хоть и не совсем приятное. Она и раньше вела себя глупо. Не только касательно учебы, но и мужчин. Она поклялась никогда не повторять этот опыт.

И она этого не сделала. По крайней мере, публично. Внешне она была полна решимости вести себя с таким достоинством, на какое только была способна.

Когда мистер Кросс вернулся из телеграфной конторы, она поблагодарила его так вежливо, словно никогда не видела, как он целует кого-то под омелой. Она была столь же вежлива в гостиной, когда они все собрались позолотить желуди и грецкие орехи, и на протяжении всего ужина, хотя вкус ее изысканного блюда напоминал опилки у нее во рту.