Я иду к выходу, но уже дойдя до порога вспоминаю о просьбе Порфирия.
— Да, кстати. — Я останавливаюсь и снова оборачиваюсь к сестре. — У меня вопрос. Представь, что тебе поручили узнать причину смерти человека, и ты обнаруживаешь, что у него повышенный уровень брадикинина… ээээ… что там ещё было? Кажется, серотонина и… да, точно, простациклина, спасибо, Кори. У него есть признаки декомпенсации сердца и кровоизлияние в надпочечниках. Внешних повреждений, считай, нет. Твои версии?
Нане недоуменно смотрит на меня две секунды, но потом всерьёз задумывается. Её лоб хмуро сморщивается.
— Я бы предположила, ну, не знаю… сердечную недостаточность, миокардит.
— А если сердце у него здоровое?
— Ты же сама сказала, что декомпенсация…
— Да-да. Но допустим, что она следствие, а не причина.
— Тогда… не знаю, тогда получается, что этот твой человек умер от болевого шока.
А вот это уже интересно.
— Такое возможно?
— Да, но это… Очень странно. Ты говоришь, что у него никаких внешних повреждений. Откуда тогда такая боль?
— Хороший вопрос. Благо, разбираться в нём не мне. Спасибо.
Кори, оставь сообщение Порфирию: Нане сказала, что возможная причина смерти Нешарина — болевой шок. Конец.
Я ещё раз прощаюсь с сестрой и покидаю лабораторию. Быстро сбегаю вниз по лестнице, в конце перепрыгнув сразу через три ступеньки. Выхожу на улицу, вдыхаю чистый фильтрованный воздух и оглядываюсь. Никого. Что ж, подождём.
Это тринадцатый южный блок третьего уровня, напротив возвышается высотка четырнадцатого. Рельсовая дорожка справа разветвляется на две: одна идёт дальше по верхнему уровню, другая спускается вниз. По пешеходному пути на другую сторону не перемахнёшь, придётся пройти по переходу ниже. Это займёт где-то две минуты. Слишком долго. Но оставаться тут тоже нельзя.
Я иду направо. Впереди виднеется спуск в переход, но я прохожу мимо и шагаю дальше в надежде найти местечко получше. Оглядываюсь. До входа в лабораторию тридцать два метра и семнадцать сантиметров. Можно отойти ещё. Начинаю считать шаги: один, два, три, четыре… На шестидесятом останавливаюсь и осматриваюсь. На меня глядят по меньшей мере четыре камеры: две на противоположной стороне и две на этой. Они видят каждый мой шаг, каждое движение. В городе ничто не делается без ведома Златограда. Они неустанно следят за людьми, разве что в собственной квартире можно хоть как-то уединиться, и то я не говорю за всех — свою-то я давно проверила на прослушку, жучки и скрытые камеры. Но сейчас их осведомлённость мне на пользу.
Кори, увеличение, шестнадцать крат. Прекрасно, теперь я могу разглядеть серийный номер на камере, как раз той, которая просматривает всю улицу, включая вход в лабораторию Нане. База данных с сопоставлением IP-адресов и серийных номеров камер у меня уже есть, остаётся только пробить. Кори, выполни поиск. Ага, вот и она. Для безопасности на камерах каждый день генерируются новый логин и пароль. Вот только информация о них посылается на общий сервер, где хранится сутки, после чего удаляется за ненадобностью. Камеры слишком примитивное устройство, чтобы понимать теклан, и это мне на руку, иначе никто из людей не смог бы получить к ним доступ. Но иногда это необходимо. Например, однажды доступ предоставили Порфирию для расследования дела, и именно благодаря этому я и получила в итоге адрес сервера. А потом написала маленькую программу, единственная задача которой — выуживать оттуда информацию о сегодняшнем логине и пароле камер наблюдения.
Кори, запусти «ТейкМайКам». Скопируй IP-адрес, отправь запрос. И вуаля, логин и пароль получены. А потребовалось на это всего пятьдесят три секунды. Передо мной открывается изображение с этой камеры, и теперь я могу лицезреть всю улицу. Я могла бы зациклить картинку, которую она отправляет на сервер, а сама получать реальную, но проверяющая нейросеть быстро обнаружит неладное, сравнив изображение с соседними камерами. А сейчас привлекать лишнее внимание нельзя.
Справа от меня виднеется вход в переулок, и я мигом ныряю туда. Пусть роботы думают, что я действительно ушла. Здесь камер нет, а потому я останавливаюсь посреди пути, прислоняюсь к стене, открываю изображение улицы и дальше просто наблюдаю.
Проходит две минуты восемь секунд и к входу в лабораторию подъезжает таксетка. Из неё выходит антропоморфный робот, ростом два метра пятнадцать сантиметров. Такие данные мне высветили глазные анализаторы. Выглядит он непривычно, потому что весь блестит, то есть сделан не из аргентида, а из какого-то другого композита, возможно, гидрена или фромина, что объяснило бы его подвижность и кажущуюся лёгкость движений. Количество суставов и сочленений делает его полноценным андроидом. Глаза, как у меня, а вместо лица — прямые соединительные линии между пластинами, одна из которых даже имитирует подобие рта. На лбу красуется синий перевёрнутый треугольник. Этот робот совершеннее полицейских, что само по себе вызывает тревогу. Для чего его сделали, если он превосходит даже охранителей правопорядка?
Едва он скрывается за входом в лабораторию, я выскакиваю из переулка, выдвигаю колёсики шуциклов и на всей доступной скорости качусь туда же. Оказавшись у дверей через десять секунд, убираю колёсики, прохожу внутрь и залетаю вверх по лестнице.
По пути достаю гаусс-пистолет, две секунды роюсь в сумочке в поисках железного шарика, нахожу его, кладу в специальный паз на конце ствола и включаю питание. Главное действовать тихо и аккуратно — кто знает, насколько чувствительны слуховые датчики этого робота. Батареи хватит на один хороший выстрел, после чего придётся её менять, а значит я должна подобраться поближе.
Крадучись прохожу последние ступени и поднимаюсь непосредственно к самой лаборатории. Нане сидит за столом и ошеломлённо смотрит на незваного металлического гостя.
— Ты должна подчиниться, — говорит андроид грубым механическим басом синтезатора, но интонация не ровная, как у обычных гердянок, а плавающая, живая. — В противном случае сама знаешь, что будет.
— Не знаю. Что будет? — Голос Нане дрожит, но она старается держаться.
— Наступят последствия, которые никому не понравятся.
Я делаю очередные шаги только тогда, когда говорит робот. Так меньше вероятность, что меня заметят. Нане как бы невзначай поворачивает голову в сторону — этим она даёт понять, что увидела меня, но не выдаёт андроиду.
— Вы там ничего не знаете, — говорит она.
— Мы всё знаем. И ты знаешь, что мы всё знаем. И я знаю, что ты знаешь. А ты знаешь, что знаю я. Так что давай оставим эти игры, и просто отдай записи, пока этот идиот не сгубил всё дело.
К последним словам мне удаётся подобраться вплотную к роботу и направить пистолет прямо ему в затылок. Я понятия не имею, есть ли там какие-то важные устройства, но его столь полная антропоморфность даёт надежду, что под блестящей черепной коробкой находится хоть один важный управляющий модуль.
— И что за дело? — спрашиваю я. — Руки вверх. Одно неверное движение — я стреляю.
Андроид медленно поворачивает голову и оглядывается на меня. Конструкция не позволяет ему вертеть шеей больше, чем на сто восемьдесят градусов. При этом она подвижна и на ней мало защиты, так же, как и на загривке, откуда выходят мягкие рукава, внутри которых, как я полагаю, тянутся важные соединительные кабели. Я целюсь прямо в них, надеясь, что мой ферромагнитный шарик пробьёт неизвестный материал.
— Менке Рамаян полагаю? — спрашивает андроид, поднимая руки.
— Я — Ада. Одна из субличностей Менке.
— Без разницы. Уже скоро это потеряет значение.
— Почему же?
— Ждёшь, что я тебе весь план выложу? Может ещё сплясать для тебя?
— Ты говоришь не как обычная гердянка. Кто ты?
— Я Крак.
— Я буду звать тебя Кряк. Так вот, Кряк, можешь не выкладывать мне какой-то там план. Мне достаточно знать, что он у вас есть. Только не рассчитывай, что я так легко дам себя обыграть.
Андроид резко начинает смеяться. И его синтезатор голоса очень хорошо передаёт все оттенки этого хохота, отчего по спине бегут мурашки. Нет, это не просто робот. Я, впрочем, догадалась и раньше, но не верила до этой секунды. Тут не нужно никаких тестов Тьюринга.
