Двигаться в новом идеально подобранном по фигуре МБПП было легко и приятно. Тяжелые бронированные фрагменты экзоскелета боевого костюма, идеальная подвижность которых контролировалась десятками разнокалиберных сервоприводов, откликались на команды моего мозга, казалось, быстрее даже, чем родные мышцы. Потому то и дело приходилась сдерживать стремительность МБПП, мешающую жевать на ходу плитки сухпайка и запивать сухомятку сладким напитком.

Давиться же калорийной жрачкой мне приходилось не по приколу, а исключительно для дела. Несмотря на худо-бедно восстановленный в медкапсуле внешний вид, полностью вернуть мое основательно расшатанное событиями последних дней здоровье в медблоке не удалось. И периодически вспыхивающие перед внутренним взором системные уведомления настоятельно рекомендовали для окончательной починки органона калорийное питание и обильное питье. Чем я, собственно, и пытался обеспечить организм теперь, по дороге на крышу.

— Поберегись!

На широкой лестничной площадке мне едва удалось отскочить в угол и избежать столкновения с невиданным ранее весьма специфическим транспортным средством, представляющим собой эдакий гибрид малогабаритного маневренного антиграва с двухметровой больничной каталкой.

Лихо слетев с лестничного марша, мимо меня пронеслась парящая на метровой высоте лежанка (с пристегнутым ремнями к пластиковому ложу, перебинтованным в нескольких местах, раненым гэручи, в разодранном окровавленном комбезе) управляемая сзади скуластым, лысым лихачом-пилотом на притороченном к корме отрытом сиденье, манипуляцией торчащего между колен длинного рычага контроля антиграва.

— Осторожней, блин! — невольно вырвалось у меня вслед проскочившему лихачу.

Неожиданно мои слова достигли цели. Резко тормознув над следующем маршем, маневренный летательный аппарат рывком сдал назад, и снова оказавшийся напротив меня лысый тощий отморозок вдруг по бабьи заистерил в ответ:

— Слышь, пузо! Пока ты тут жрешь в три горла… — (намек на надкушенную пластину сухпайка и бутылку с травяной настойкой в моих руках) — … другие, как этот славный герой, — кивок на раненного гэручи впереди, — наверху кровью умываются! Так что затки свой трусливый хавальник очередной вонючей галетой, сука, и не смей разевать пасть в сторону честно исполняющих свой долг жал!

Мгновенно узнав знакомый голос, я просто не поверил своим ушам. Потому что в изможденном, лысом неврастенике, с широким уродливым шрамом на затылке (замеченным лишь после остановки рядом летательного аппарата), лишенную фирменной пышной шевелюры красотку Лю Пчин глаза отказывались узнавать категорически.

— Лю?.. — потрясенно выдохнул я в ответ.

Озадаченно зыркнув в мое открытое лицо под массивным шлемофоном, девушка растерянно улыбнулась.

— Командир?.. Так ты тоже выжил! И снова с строю!.. А меня из-за этого пустяка, прикинь, комиссовали в обоз, — с горькой умиешкой моя бывшая подчиненная продемонстрировала пустой рукав левой руки. — В медблоке обещали механическую руку протезировать. Но это дело, сам понимаешь, не быстрое. Так что пока я — вот… — Лю многозначительно кивнула на свое транспортное средство.

— А с Алонсо?.. — увы расспросить о судьбе второго сильно ошпаренного кислотой бойца нашего дежа, эвакуированного в цитадель одновременно с Лю, я не успел.

— Поберегись! — грянул с верхотуры зычный бас очередного перевозчика раненого.

И сорвавшаяся тут же с места Лю, не прощаясь, понеслась по лестничным маршам дальше вниз. А через считанные секунды мимо меня пролетела точно такая же антиграв-лежанка, с примотанным ремнями тяжелораненым бойцом, но уже лехлецем, управляемая так же быкоголовым силачом с закругленными рогами.

Пропустив мимо эдакий местный аналог земных карет «скорой помощи», только летающих и расчищающих себе путь не сиреной, а лужеными глотками пилотов-санитаров, я продолжил дальнейшее восхождение по лестнице. Нарастающий теперь с каждым шагом треск пулеметных и автоматных очередей подсказывал, что до цели подниматься мне осталось уже совсем недолго.

Глава 38. Преображение крыши

Стоило шагнуть за порог ведущей на крышу двери, и я почти одновременно испытал разом аж три потрясения. Первое — от зловещего затемнения там, где всего пару часов назад (во время нашего возвращения в цитадель на спасательном антиграве) ярко сияло в безоблачном небе чуть перевалившее за полдень солнце. Сотворила же преждевременные сумерки гигантская стая крылатых рухов (по большей части состоявшая из вставших-таки на крыло здоровенных гэц-пожирателей), кружившая над защитным энергетическим куполом цитадели такой плотной, многослойной и широченной воронкой, что наружный солнечный свет через нее на крышу практически не пробивался.

Второе потрясение случилось от преобразившейся до неузнаваемости верхней площадки цитадели. Занимавшие ранее здесь большую часть площади армейские антигравы вдруг сгинули без следа. Опустевшая крыша же подросла на добрые полтора метра за счет появившегося фиг знает откуда лабиринта траншей, из непонятного зернистого угольно-черного материала. Все траншеи, как не сложно догадаться, сейчас были заполнены жалами в МБПП, которые, опираясь локтями или стволами «рогачей» на высокие края укрытий, короткими очередями вели беспрерывную пальбу по крылатому противнику. От последнего, кстати, помимо плюющегося ветвистыми молниями, выпуклого навстречу незваным гостям энергетического шита-купола, на подходящих к краю крыши участках траншейного лабиринта автоматчиков дополнительно защищали еще высокие стальные решетки, превращающие крайние к обрыву вниз траншеи в эдакие ангары-убежища из переплетенных стальных прутьев. И судя по здоровенном горам перемолотых пулями хитиновых панцирей вокруг аж пары таких дальних «клеток», дополнительная защита над крайними траншеями устанавливалась в тех местах ни разу не просто так. Именно туда обрушивался основной поток рухов, проникающих под энергетический купол в местах его разрыва. А пока специалисты лихорадочно латали прохудившийся щит, отчаянным штурмовикам-жалам приходилось вступать с противником практически в ближний бой, и навесная бункер-клетка из толстых стальных прутьев реально спасал на короткой дистанции автоматчиков от острых когтей и жвал рухов. Однако, при прорывах защитные решетки, увы, спасали не всех бойцов гарнизона, и рухи так же собирали щедрый урожай из недостаточно расторопных или просто невезучих жал, что красноречиво подтверждали: как случайно подслушанные мною ранее панические вопли Артема о растущих на поле боя потерях, так и встреченные считанные минуты назад лично на лестнице каталки с тяжело раненными.

Ну и, наконец, третье потрясение я испытал из-за пробудившейся мгновенно к ухе внутренней связи. Оживший наушник начал жестко материть меня голосом це-стожа Члюфы Грууска, вдруг обнаружившего на объемной голограмме портативного отражателя фигуру своего неучтенного бойца, болтающегося без дела на участке чужого стожа.

Когда и я на повышенных тонах попытался возразить и растолковать командиру свою сложную ситуацию, на меня стали оборачиваться и подозрительно коситься лехлецы, по траншее которых, оказавшейся первой на выходе с лестницы на крышу, я вынужден был изначально пройти.

— Поговори еще у меня, раздолбая кусок! — рявкнул в ответ на мои путанные оправдания командир. — После боя косяк этот твой мы еще обязательно разберем, обещаю. А сейчас живо дуй в расположение стожа! И чтоб через секунду здесь был!

— Да где это расположение-то⁈ — в сердцах рявкнул я в ответ.

Но Члюфа, сформулировав приказ, уже, похоже, переключился на какого-то еще раздолбая из подопечных, потому ответом в наушнике мне стала презрительная тишина.

— Чел, ваших туда, вроде, направили, — сжалившись надо мной, подсказал один из быкоголовых, оторвавшись на несколько секунд от азартной пальбы по до дрожи похожим на парящих драконов рухам. Из-за приметного скола на правом роге «благодетеля» я признал в нем одного из бойцов антиграва, доставившего нас недавно в цитадель.