А примятая крысюками трава все тянулась и тянулась вперед. И казалось этому следу не будет конца…

Лишь в начавших сгущаться сумерках мы набрели наконец на обещанную Ччверссом «большую воду», которой оказался небольшой лесной водоем, диаметром (от берега до берега) не более десяти метров. Это чудо природы с хрустально чистой, прозрачной до самого дна водой образовалось, похоже, из-за бьющих из-под земли ледяных подземный ключей, которые, заполнив до краев этот естественный водоем, дали исток еще аж трем разбежавшимся в различных направлениям лесным ручейкам.

Едва доковыляв до воды, мы тут же расползлись по берегу и стали жадно пить. Подавляемая до этого несколько часов к ряду жажда людей наконец была залита бесчисленными глотками живительной влаги.

Черпая вместе со всеми быстро онемевшим от лютого холода «ковшиком» из сведенных ладоней ключевую воду, и в очередной раз аккуратно пристраивая к губам дрожащую и проливающую драгоценную жидкость емкость из сцепленных пальцев, я вдруг услышал из-за застилающего противоположный берег пышного и высокого кустарника сильно приглушенный значительным расстоянием отчаянный и до дрожи знакомый шепелявый писк:

— Фьелы! Ау! Да куда ф вы фапропафтилифь! Фпафайте! Выруфьайте! Фофлуфивфы, на ваф одних вфя надефда!

Глава 19. Паранойя крюсюка, фьуйка крысючки и мое «люди чести»

Вместе со мной призывы Ффаффы услышали и остальные ребята, потому, дружно прекратив пить, мы в едином порыве отправились на поиски источника шепелявого ультразвука. Заковылявшую кое-как на одной здоровой ноге Марину подхватил на руки оказавшийся замыкающим великан Сыч.

Пока мы огибали водоем, и искали в зарослях папоротника на той стороне ловушку, в которую угодили гэручи, вопли крысючки смолкли, сменившись тут же раздраженным шипением ее самца. Сперва ворчанье Ччверсса было едва различимым, но, по мере нашего приближения к цели, слова крысюка доносились все отчетливей.

Последовавшая перебранка гэручи оказалась столь занимательной, что я даже решил дослушать ее до конца и, остановив ребят в паре метров у обнаруженного земляного провала (в зарослях папоротника реально зияла натуральная темная дыра, из которой доносилась писклявая перебранка), знаками велел всем не шуметь и слушать. Сыч опустил Марину рядом на землю, и мы все вчетвером обратились в слух.

А началось все так:

— … Самка, вот че ты творишь⁈ Сказано же те, дура: с челами покончено! Порвали их гази-чистильщики, и смирись ты с этим фактом уже наконец. Без вариантов, ИХ ПОРВАЛИ. Потому как выстоять против потока целой колонии у четырех жал, без огнестрела, с одни ножом на всех, шансов не было от слова совсем.

— Но моя фьуйка…

— Да задрала ты своей чуйкой! Вот сама рассуди: мы тут уже третий час кукуем, и, если б челы в той зарубе уцелели, согласись, они бы по любому давно уже были здесь. А раз их до сих пор нет, то что получается?..

— Но моя фьуйка…

— Да твою ж мать, Ффаффа! Засунь себе свою фьуйку знаешь куда!

— Фам дурак!

— Вместо того чтобы попусту своими воплями воздух сотрясать, и лишнюю напасть на наши и без того поджатые хвосты накликать, лучше бы еще разок попыталась мачете в дыру метнуть — авось на сей раз за что-нибудь да зацепится. И мы сможем-таки выбраться их этой задницы.

— Да уфе раф фто пыталафь! Не фа фьто мафьете твой бефполефный не фепляетфя!

— Нельзя отчаиваться! Нужно снова пытаться!..

— Фьелы! Ау! Фпафайте! Выруфьайте!..

— Заткнись, дура! — зло рявкнул на вновь заголосившую самку крысюк и, добившись желаемого, тут же вернулся к нравоучительному шепоту: — Уже вон в дыре темень какая. Не ровен час призовешь свои ором к нам через дыру какого-нибудь выбравшегося на ночную охоту монстра. Че тогда делать-то станешь? Я, со сломанными лапами, считай, балласт, а не защитник.

— Ой, да хороф фтрафать. Никто к нам фюда не фунетфя.

— Ой не зарекайся. Крэчи-то, в ловчую яму которых мы угодили, уж точно вскоре пожалуют суда за своей законной добычей.

— Фьфьверфф, ну хороф, пофалуйфта фнова не нагнетай.

— Вот самка-дура. Думаешь: мои опасения — это забавные шуточки, чтоб тебя постращать?.. Млять, Ффаффа, да мне самому страшно до усрачки, потому что крэчи, как стемнеет, обязательно отправятся проверять свои ловушки, найдут тут нас и…

— Так уфе фтемнело, фкафофьник. Но никаких владельфев ямы я фьто-то не наблюдаю. Да и откуда им тут вфятьфя-то, пол и фтены вефде ровные, ни норки, ни трефинки, я лифьно вфе тут офупала, до фьего дотянутьфя фмогла. А докуда не дотянулафь, профто офмотрела внимательно, благо из дыры понафьалу фвета было дофтатофьно.

— Блин, Ффаффа, это ж ловчая яма. Разумеется, здесь нет никаких нор, чтобы угодившая сюда жертва через них не удрала от крэчи.

— И как фе эти крэфьи фюда фа нами фаберутфя? Череф верхнюю дыру фьто ли? Фам фе говорил, фьто они подфемные обитатели, и наруфу дафе нофью выфовыватьфя терпеть не могут.

— Это ж крэчи, дура. Им прорыть в своем подземелье новый ход к старой ловчей яме, как тебе кончиком хвоста нос почесать.

— Фам дурак!

— Все, Ффаффа, хорош трепаться! Пока видно прореху ямы в потолке, давай снова швыряй мачете туда.

— Да вфе одно не фафепитфя.

— Не рассуждай, а пробуй! Уж поверь, когда сюда за нами полезут крэчи, ты возненавидишь себя за эти дурацкие пререкания. Но будет уже поздно что-либо…

— Бла-бла-бла… Корофье, поняла я, фьто не отвяфефьфя пока не брофу. Ладно, ффьитай уболтал, ифполню ефе рафок твою дурафкую хотелку.

— И смотри чтобы строго на север… Да, Ффаффа, блин!

Из дыры в земле вдруг вылетело мачете крысюка и, едва не чиркнув Миху по колену, рухнуло в заросли папоротника где-то под его ногами. Здоровяк инстинктивно прибил ногой опасное лезвие. Привязанная к рукояти тесака веревка натянулась, но весящий раза в три больше дергающей внизу «удочку» крысючки Мих, разумеется, легко удержал под ногой придавленный мачете.

— Офигеть! Фьфьверфф, у меня кафетфя полуфьилофь! — раздался снизу восторженный вопль Ффаффы.

— Ага! У тебя! Щас! — фыркнул я, прерывая наше инкогнито.

— Ой, мля, кто это?.. — пискнула в ответ крысючка.

— Да тише ты, дура! — зашипел на самку тут же уже крысюк. — Ты мне хвост отдавила!

— А ефе я веревку иф рук выпуфтила, — огорошила чистосердечным Ффаффа.

— Да как так-то⁈ Я ж учил, перед броском обязательно намотай свободный конец вокруг кисти!

— Так я и мотала… раньфе. А в этот раф фье-т фабыла. Профто вфяла в левую руку фвободный конеф, а когда этот голоф фверху как…

— Эй, говнюки хвостатые, — снова напомнил я о себе. — По-хорошему следовало бы бросить вас тут подыхать так же, как вы оставили нас на растерзание гази-чистильщикам. Но, в отличии от гэручи, мы люди чести, и сослуживцев в беде не бросаем.

— Фьелы! — взвизгнула уже от радости крысючка. — А я фнала! Я верила! Потому фьто моя фьуйка!..

— Да заткнись ты со своей чуйкой, дура малахольная, — жестко осадил самку Ччверсс. — К нам походу гости незваные пожаловали.

— Что! Где?..

— Без понятия… Тут же ж темно, как в жопе. А фонаря подсветить нет. Но кое-кто рвется к нам сюда точно. Чуешь, как земля под ногами вибрирует?

— Фь-фь-фьую.

— Да уж, не вовремя ты, дурында, выпустила веревку. Сейчас бы хоть тебя челы наверх вытянули. А сейчас поди отыщи ее тут в темноте.

— Фьфьверфф, я бы ни за что тебя здесь одного на растерзание не бросила!

— Ну и дура, тогда нас порвали бы вмести… Что собственно сейчас и случится, потому как даже с мачете у нас не было шансов отбиться от крэчи, сагренных на сбор добычи из ловчей ямы. А уж с нашими когтями и зубами против их широченных жвал теперь, считай, даже возможности к сопротивлению нет. Впрочем, че толку говорить. Ждать осталось недолго. Вон, кажись, уже ублюдки выкапываются. Сейчас сама все увидишь…

И все случилось бы именно так паршиво, как напророчил опытный ветеран, если б все то время, пока шептались паникующие гэручи внизу, я наверху стоял ровно и бездействовал. Но про вызволение сослуживцев из беды я завернул не для красного словца, и поскольку у меня в активе давно имелась вполне подходящая для подвернувшегося приключения пассивная функция, по подхваченной Михом веревке я заскользил вниз паникерам на выручку.