Он же, переосмыслив свое поведение, позже стал нормально тренироваться вместе со всеми, и оказалось, что, несмотря на одежду и мягкую внешность, он был вынослив и силен.

Слово за слово, помощь за помощь, и вот уже Айри вместе с Кеймроном учила имперские законы. Он объяснял ей сложные слова, а она рассказывала ему, как все эти слова работали против людей.

Ей приходилось много тренироваться — намного больше, чем мужчинам, и Кеймрон всегда приносил то забытую ей флягу с водой, то перекус. В холодную погоду — отдавал шарф или перчатки, а она смеялась и отмахивалась, говорила, что принцессам нужнее, но каждый раз проигрывала, и шарф оказывался на ее шее, а перчатки — на ее руках. И она была единственной, кто мог дразнить Кеймрона и при этом не оказаться на крыше какого-нибудь дома.

Он по ее рассказам узнал улицы Лендейла вне первого округа, а она — о жизни тех, кто помнил своих родственников на десять поколений в прошлое. Кеймрон научил ее лучше писать, а она его — понимать речь простых людей и общаться с ними без изысканных оборотов, присущих знати.

Если бы попросили, Айри не смогла бы сосчитать, сколько раз они наблюдали с Вифарского моста закат, красивший воды реки в нежный розовый цвет. Не смогла бы она сосчитать, сколько раз с того же моста они смотрели и за луной, то золотистой и огромной, а то серебряной и далекой. Они знали, где продавались лучшие булочки с корицей, а где — самое вкусное мороженое.

Если бы не Кеймрон, Айри тяжелее пришлось бы в академии, где каждый преподаватель, каждый ученик — все смотрели на нее, как на недоразумение. Но, обычно, следом за взглядом звучал вздох и протяжное: «Ах, это же Айри Вэ-э-э-энс». Одна ее фамилия все объясняла собеседникам, но не ей.

И тем дороже для нее становился Кеймрон, который называл ее по имени и ни разу не усомнился в том, правильно ли она пришла в академию. Айри слышала, что теми же методами, какими он заставил всех забыть о своем прозвище, он усмирил и тех, кто шутил, мол, девушка за мужем пришла, а не учиться.

И поэтому, когда Кеймрону стало плохо, Айри и не подумала бросить его, оставить. Но тогда ей пришлось вспомнить, кто — он, а кто — она. Сын барона и дочь пекаря жили в разных мирах, и двери дома его родителей перед ней даже не открылись, а спесивый слуга через губу попросил уйти и не портить вид.

От служанки, которой когда-то случайно помогла, Айри узнала, куда увезли Кеймрона и почему. Тогда она не задумалась, опасно ли его навещать, стоит ли, а немедленно отправилась в путь. На телеге с каким-то деревенским мужиком доехала до поля, а потом пошла через него, увязая в рыхлой земле.

Она боялась, что он прогонит ее, а он только прятал за спину руку.

Но и это прошло.

После выпуска Кеймрон сказал, что уедет погостить к родне, и она осталась в городе одна. Она бродила по улицам и мостам, и каждый раз хотела что-то сказать, но осекалась, вспоминала, что Кеймрона нет рядом. Это подтверждали и отражения в окнах — за ее плечом не высился мужской силуэт.

От родственников он вернулся тихим, но потом все стало, как прежде, а новость, что работать они будут в одном участке, обрадовала. Какое-то время все продолжалось, как в академии.

Но вскоре Айри стало не хватать времени. Прогулки? Ужины вместе? Лучше было взять еще одну смену, помочь еще одному человеку. Работа, работа, работа! И люди, люди, люди, которые нуждались в ее помощи, звали, просили, требовали.

А потом было убийство на площади Прейн, ее перевод и… их первая ссора, после которой между ними словно стена возникла.

Под одеялом стало жарко и душно, но Айри не откинула его, свернулась клубочком.

Зачем Кеймрон сказал ей те слова? Зачем сказал, что беспокоился за нее? Разве не проще ли было ограничиться делом, закончить его и — разойтись навсегда, забыть друг о друге? Ведь четыре года, четыре бесконечных года разделили их!

Айри почувствовала, как по влажным щекам покатились обжигающие слезы. Страшнее воспоминаний была та неудобная, страшная истина, которая ей открылась.

Кеймрон был готов простить ее и принять.

Он был готов забыть их ссоры.

Но что тогда будет с ней?

И с ними?

Он вновь будет рядом? Помогать и утешать?

Айри привыкла работать в одиночестве, она привыкла к своим будням, где не было места закатам на мосту.

В душе заворочалось и воспоминание об ужине с лордом в «Либери».

«Вот то, чего ты хочешь. Вот то, чего ты желаешь. Ты хочешь жить, как все!» — нашептывало что-то внутри Айри, и сверкала улыбка лорда в ее воспоминаниях, звучали волшебной музыкой его слова и обещания.

Нет. У нее есть долг. У нее есть благословение. Забыть о нем и перестать помогать людям она не имела права. Как можно бросить людей, когда ей дано спасать?

Как можно вновь беззаботно гулять, когда от нее ждут результата?

Как можно смеяться и принимать добрые слова, когда она сама ничего не добилась?

Айри выпрямилась на кровати, и подушка сползла на пол. Она отбросила одеяло, и свежий воздух овеял лицо. Ночь приближалась к утру, и она, повернувшись на бок, сдавила угол одеяла.

Сон ей заменила дремота, и в нее все равно просочились лорд со сверкающей улыбкой и Кеймрон с его прекрасными голубыми глазами, всегда смотревшими на нее.

Крик. Жуткий, леденящий кровь крик вырвал Айри из дремоты. Она подскочила, на ощупь нашла дверную ручку и побежала по лестнице вниз.

Кто-то кричал на одной высокой ноте, тянул гласные, и этот звук впивался в голову. Айри окончательно очнулась на улице, когда босые ноги обожгла холодная мостовая.

Первым она увидела мужчину. Он лежал на дороге и не шевелился. Крик все еще звучал, истошный, размноженный эхом. Айри повернула голову.

Монстр.

Он загнал в угол женщину, которая и вопила. Рука Айри дернулась, но возле бедер ухватила только воздух — она выбежала без револьвера, как была в пижаме.

По спине прокатились мурашки. Монстра в тот раз пули не остановили… Айри видела его спину, широкую, покрытую серо-коричневой шерстью, и в этот раз он стоял на четырех лапах.

Застучали ставни, заскрипели оконные рамы, и гул взбудораженных голосов наполнил ночь какофонией.

Думать было некогда, и, оглянувшись, Айри подняла тяжелый камень, размахнулась и бросила. Попала точно в цель. Монстр встряхнулся, но продолжил подкрадываться к выбранной жертве.

— Помогите, помогите, помогите! — частила женщина, молитвенно сложившая руки, и плакала, всхлипывала, дрожала.

Айри нашла еще камень, тяжелый, с острым краем, и сдавила его в руке. Монстра не взяли пули… Айри запретила себе думать.

Монстр повернул морду на звук и, кажется, опешил — он не ожидал, что добыча сама побежит к нему. Айри прыгнула ему на спину, вцепилась в шерсть, сдавила ногами бока.

— Бегите! — крикнула она женщине, прежде чем монстр встал на задние лапы.

Женщина подобрала юбки и побежала — молча.

Айри уже некогда было думать о ней. Монстр извивался самой настоящей змеей в попытках скинуть ее, и Айри до крови закусила губу — так трудно было удержаться. Мерцали бешеные глаза, брызгала слюна, он рычал.

И Айри замахнулась. Она хотела ударить монстра камнем по голове, но в этот момент он с разворота врезался в стену, и ее ногу зажало, окатило болью. Монстр, дернув головой, выбил камень из ее руки.

Еще два удара о стену, от которых у Айри потемнело перед глазами из-за боли, и она свалилась с монстра точно на место, где чуть раньше кричала женщина.

Монстр рыкнул, наклонил голову и сделал шаг к Айри. Сверкали изжелта-зеленые глаза. Сердце билось часто-часто, а дыхание перехватывало. Она сглотнула.

Смерть сделала еще шаг к ней — почему-то Айри была уверена, что этот монстр способен ее убить. Совершенно уверена. В его глазах она видела приговор, который вот-вот должен исполниться.

— Айри! — услышала она крик не то Фели, не то мамы.

Зажмурилась.

Нет же, благословение должно ее защитить! Она не умрет на глазах семьи!