— Признаю. И что⁈ Это не запрещено!

— Не запрещено, — кивнул Кеймрон. — Но очень подозрительно. И прошу вас, не пользуйтесь куклой. Больше мои люди на такую уловку не попадутся. Всего доброго, ваша светлость, — Кеймрон улыбнулся.

Он погасил огонь, отошел с дороги, отступили в кусты патрульные, и повозка со взбешенным графом покатила прочь.

Спустя время произошедшая ситуация повторилась с герцогом. Он ехал в повозке, тоже одетый, как деревенский мужик, и он был столь же недоволен, как и граф Нойтарг. И оправдывался точно такими же словами.

— Карты. Понятно, — кивнул Кеймрон. — Много ли вы с графом проиграли? Или, напротив, вы обыграли Его Высочество?

— Вас это не касается, — через губу ответил герцог. — Убирайтесь с дороги!

Кеймрон, поклонившись герцогу, отступил.

Вторая повозка укатила по дороге, качаясь и скрипя.

— Карточные игры, значит… — заметил в воздух Кеймрон, и патрульные покосились на него.

И на всякий случай отступили в сторону от жуткого господина Олдена.

— Что ж, всем спасибо за помощь, — объявил довольный Кеймрон. — Не забудьте написать отчеты о том, как вы доблестно всю ночь напоминали людям о необходимости соблюдать комендантский час. Непременно укажите, что граф и герцог ехали ночью из особняка Ижена Легарда. Ну, и допишите, что они нарушают комендантский час.

После утомительного дня и целой ночи на ногах и в воздухе, сил у Кеймрона не осталось. Он как-то вернулся домой, пришел к порогу мрачной тенью, хотел вползти внутрь и, не поднимаясь наверх, упасть на диване в гостиной, когда открылась дверь, рывком, быстро, и он увидел Айри.

— Я так за тебя волновалась! — выдохнула она и порывисто обняла его.

На душе стало легче, но усталость, свинцовая, тяжелая, надавила на плечи еще сильнее, и Кеймрон потянул Айри в гостиную. Он уже не понимал, что делал, не различал ничего, все смешалось, слилось, перепуталось.

Но он отчетливо помнил, как положил голову на колени Айри, как сверху с заботой и любовью смотрели ее серые глаза и как ласково, нежно его гладили по голове.

На следующий день Лендейл сошел с ума, и началось все ранним, ясным, пронзительно-свежим утром, когда чумазые мальчишки побежали по улицам с газетами и печатными листками.

Лендейлский палач зарезал очередного человека, а монстр — убил другого ночью. Напуганные люди кидались оскорблениями в патрульных, мешали им совершать обходы, и над кварталами полетели опасные, нехорошие речи о бессилии власти, о нежелании императора защищать простых людей.

Айри и Кеймрона тоже отправили на улицу — помогать патрульным, которые не справлялись. Гнев народа выходил народными же методами: бились стекла, организовывались поджоги, на одного нападали толпой и избивали. Гремели пожарные колокола, выли трубы.

Вскинула голову революция, и с ее подачи громче, еще громче зазвучала речь о смене власти, зазвенела металлом ножей и оружия, загремела взрывами.

Начался пожар без огня и дыма — горели души и сердца людей, которые всего лишь хотели защиты, хотели жить без страха. Тюрьмы переполнялись быстрее, чем это можно было представить, и каждый задержанный кричал, что несправедливо обвинен, что не его нужно сажать за решетку.

— Ага, конечно, только сейчас не лендейлский палач стекло разбил и бросил зажигалку в магазин, а ты, — сказала очередному крикуну Айри. — Страх не оправдывает твое преступление!

— Легко тебе говорить! Тебя же убить нельзя! — и этот крик пощечиной ударил Айри.

— В камеру его, — сухо приказала она охране и передала им задержанного.

Пока она уходила, он все кричал и проклинал такую несправедливую судьбу, которая одним давала защиту, а других оставляла беспомощными.

К вечеру все устали, выплеснули ярость, сбросили гнев, и возгласы с погромами сменились недовольным ропотом, шепотом по домам, за спинами друг у друга. Недовольство затлело углями под сухой травой, и оно грозило вот-вот разгореться пожаром — достаточно лишь маленькой искры.

Достаточно лишь еще одной жертвы.

Айри и Кеймрон стояли у здания Шестого отделения и слушали город. Откуда-то доносился слабый гул голосов, ветерок принес запах гари, где-то рядом звенели осколки, подметаемые дворником. Бежал по улице запыхавшийся доктор с чемоданчиком.

— Айри, боюсь, я не смогу проводить тебя к виконту, — сказал Кеймрон, посмотрев на часы.

Она повела головой.

Верно.

Она все еще детектив и героиня Айри Вэнс, а он — агент Шестого отделения. Их чувствам и встречам нет места в Лендейле. Они расслабились, забылись — и поплатились за это.

Лендейл в своей жестокой, беспощадной манере все расставил по местам.

Она прикрыла глаза.

— Дело прежде всего, Кеймрон, — и ее слова белесым облачком вырвались изо рта, полетели к небу, застыли в нем блестящими льдинками. — Все правильно. Иди. Я справлюсь.

И она сделала шаг назад. Кеймрон хотел что-то сказать, добавить, но пришел бледный барон Олден и увел его. Темные двери за ними закрылись.

Айри сделала еще шаг назад, отступала, удалялась от здания, а потом развернулась и побежала. До девяти часов оставалось мало времени, а ей нужно было найти и улицу Понд-Атре, и лиловый особняк, в котором преступник готовился давать собственный спектакль по одному ему известной пьесе.

С подсказками патрульных Айри легко нашла и улицу, и дом, и успела прибежать к воротам за пять минут до девяти. Кованые створки были приоткрыты, она вошла через них, подошла к дому, постучалась.

— Проходите, — открыл ей угрюмый слуга Нио.

Внутреннее убранство особняка настолько не подходило виконту, что это вызывало удивление. Нежный, воздушный интерьер с бантиками, розочками, с его пастельными оттенками стен и мебели подошел бы маленькой девочке, но никак не взрослому мужчине. Угрюмый слуга забрал у нее шинель, показал, куда нужно идти.

В большой гостиной, воздушно-светлой, как и коридоры, собралась небольшая компания из числа тех людей, кого Айри помнила по званому вечеру. Они расселись на диванчиках и в креслах, смеялись, переговаривались, а вдоль свободной стены создали подобие сцены: поставили стулья, столик, поставили подставки с цветами, большую ширму.

— О, Айри, ты пришла! — Нио поднялся навстречу ей, раскинул руки.

Он выглядел непривычно и неряшливо: две пуговицы рубашки расстегнуты, воротник помят и чем-то испачкан, а на расшитой, модной куртке… Не хватало пуговицы. Необычной пуговицы с насечками по всей поверхности.

— Прости меня за такой вид, Нио. Лучше мне было бы прийти не в форме, но день выдался не из простых, — сказала она, сглотнув, и все никак не могла отвести взгляда от нитки, торчавшей на месте пуговицы. — Ты пуговицу потерял.

Нио опустил голову, оттянул полу куртки.

— И в самом деле! Где это могло случиться?.. Или это слуги обнаглели и принесли мне такую негодную одежку⁈ Что ж, раз хозяин позволяет себе такой вид, то с гостей тогда и спроса нет, — и он ослепительно, ярко улыбнулся. — Так что проходи, не стесняйся!

В их с Нио сторону лениво поворачивались головы других гостей, кто-то морщился, увидев Айри, остальные просто продолжали беседовать.

— Ну, все в сборе! Пора и спектакль смотреть! — объявил Нио.

Слуга погасил большую часть ламп в помещении, и яркий свет остался только там, где должны выступать актеры.

Сам Нио сел в кресло возле какой-то сильно накрашенной женщины, расположился в нем вальяжно, взял в руки бокал и, чуть наклонив голову, ждал начала.

Раздалась музыка, вышел первый актер, начал читать монолог, но Айри не слушала его. Она следила за Нио. Наблюдала. Выжидала. Каждый поворот головы, каждый взмах рукой, каждое едва уловимое движение пальца — она не пропускала ничего, совершенно ничего! Она была напряжена, была готова в любой момент выпрыгнуть вперед, чтобы остановить Нио, чтобы помешать ему.

Появилась Фели в образе милой хохотушки. Айри застыла и, кажется, не дышала.