А-а-а! Нет, это совершенно невозможно, невыносимо! Так быть не должно! Я лечу в пропасть и, кажется, не одна.
— Замуж хочешь? — лениво спрашивает Симеон, когда я, распластавшись на его влажной груди, хватаю ртом воздух и мысленно ругаю себя за слабость. Урок мне на будущее — никогда с этим поганцем не уединяться.
— За кого? — сердито спрашиваю я, скатываясь с него и вытряхивая сено из волос.
— За меня, разумеется.
— Я не очень понимаю, это предложение или обвинение в том, что я скомпрометировала недалекого деревенского мальчика с целью сделаться княжной Озеровой?
— Дурочку из себя не строй, — совершенно спокойно отвечает на оскорбление Симеон, садясь и вытаскивая из-под… ну, пусть будет спины… мятую рубаху. — Разумеется, предложение.
— А папенька тебе разрешил такие предложения делать? Тебя уже не смущает, что у меня дети?
— Нет. А должно? Я люблю детей. Вырастим и твоих, и наших.
— Я вдова.
— Ну мне-то сказки не рассказывай. Ты такая же вдова, как я — икшарский джигит. Лошадь у меня есть, даже сабля найдется, но ночным всадником мне никогда не стать.
— Я тебя не понимаю, — взглянула на него растерянно, переплетая волосы и поправляя юбку.
— Ты девственницей была, тихоня. Нет, все в мире бывает, даже не спорю. Но по сути ты никакая не вдова. Ладно, не хочешь — как хочешь. Я предлагал. На вот.
И он протянул мне большой белый платок.
— Зачем?
— Вытрись. Я пока повозку проверю и обед принесу.
Мне хочется застонать от стыда, но Симеон поднимается (без портков и сапог, между прочим), подхватывает свои вещи и удаляется. Я ловлю себя на том, что не могу оторвать глаз от его ягодиц и длинных стройных ног. Может быть, с возрастом он станет пузат и бородат, как его отец. Но сейчас вид чертовски хорош. Настолько хорош, что я даже забываю о муках совести. Ну не смогла я устоять — а кто на моем месте смог бы?
Про замуж он, конечно, пошутил. Зачем ему это? И без того получил все, что хотел. Хотя… он ведь мне ровня. Княжич, как и я. Пожалуй, родители бы одобрили его кандидатуру. Особенно в нынешнем моем плачевном положении.
Пироги с капустой удивительно хороши, и даже мое грехопадение не испортило аппетита. Пахнет сеном, я жмурюсь от солнечных лучей, но ветер уже прохладен. Заметив, что я ежусь, Симеон без слов приносит мою шаль и накидывает мне на плечи. Я не знаю, что говорить, как себя вести, и поэтому молча жую и отвожу глаза.
— Полно киснуть, тихоня. Тебе же понравилось, — бесцеремонно разбивает молчание поганец. — Или нет?
— Нет, — хмурю брови я.
— Повторить? Я готов.
— Пошел к демонам.
— Не хочу. К тебе хочу приходить по ночам.
— Симеон! — я задыхаюсь от возмущения и закрываю лицо руками. — Прошу…
Он подхватывает меня, усаживая себе на колени, и шепчет мне в волосы:
— Ты ревешь, что ли? Тихоня, я же ведь готов был остановиться. Я же не принуждал тебя, да? Или принуждал?
Я мотаю головой, даже не пытаясь выбраться.
— Тебе хорошо было, скажи?
Киваю, пряча лицо.
— Может, все же поженимся?
Снова мотаю головой.
— Ну и все тогда. Пусть будет так, как есть. Только не плачь, ладно? Ты разве не за этим со мной попросилась?
— Дурачина! — взрываюсь я. — Хотела бы — ночью бы пришла! Или в Буйске! Да нашла бы возможность! Я просто хотела прокатиться и взглянуть на поля.
Про Туманова говорить не стала. И без того Симеон понял слишком многое. Он ведь умен, скоро эту загадку разгадает. Как будем объясняться? Хорошо хоть Милана мне кольцо свое отдала, а то вот был бы конфуз, если б одинокая вдова понесла невесть от кого…
— Знаешь, а я не жалею, — неожиданно заявил Симеон, откидывая волосы с моего плеча и нежно целуя шею. И когда он успел мою косу распустить? — Ты такая нежная, такая сладкая…
— Пусти быстро, охальник!
Вырываюсь из его рук, сердито хмурясь. Заглядываю в корзину, выхватываю последний пирожок и впиваюсь в него зубами. Прогулки на свежем воздухе очень способствуют аппетиту, знаете ли!
* * *
Что меня с самого начала удивляло в Симеоне — так это то, что он отличный актер. Если присмотреться, то можно понять, что мужчина он весьма разумный, и даже хитрый, только кто ж к нему присматривается? На первый взгляд ведь шут гороховый, веселый, громкий, наглый. Но мне вдруг показалось, что он и сам уж устал от этой роли. Впрочем, жалеть его не получалось. Злиться тоже. Все он верно сказал: я сама поддалась. И что самое ужасное — мне понравилось. А всем известно, что приличная женщина в постели должна быть холодна и сдержанна, а ту, которая получает удовольствие, известно, как называют.
Вот тебе и падение в самую грязь, Матильда. Сколько нового ты о себе узнала на Юге? И самостоятельности тебе захотелось, и признания, и достатка. И доказать кому-то, что ты чего-то стоишь. Дальше-то что? И вправду заведешь себе любовника? Вот будет представление!
Паршивая ты овца в стаде, Матильда, а впрочем — нет. Братья твои тоже не ангелы. Все вместе опозорили род Снежиных. Они — рэволюционэры. Ты — падшая женщина. Куртизанка, если не сказать грубее. Родителям впору от своих детей отречься.
Возвращались мы в сумерках, уже по холоду, я стучала зубами, а Симеон все оглядывался и бормотал, что скоро приедем. Хотел мне рубаху свою отдать, да что от нее толку? И смотреть на полуобнаженного мужчину было выше моих сил.
По приезду Симеон заботливо звал меня в баню, но я уже знала, чем все это заканчивается, и наотрез отказалась. К тому же их южные бани меня изрядно пугали: веники, кипяток, бочки… Я лучше по старинке в ванне горячей полежу, благо в доме княжеском имеется современный водопровод. Князь, в отличие от моих земляков, прогресса не чурается. Я вспомнила северные замки и содрогнулась. В большинстве из них не то что водопровода, а даже и отопления трубного нет. Печки, дрова, огненный маг на хозяйстве. Ужасно. И вечное: «наши предки так жили, и мы жить будем». И только молодые аристократы пытаются что-то изменить. Уж сколько мы с матерью молили отца провести водяные трубы хотя бы в женское крыло! Невелики и деньги, а как бы нам было удобно! Но и отец, и его старая мать сопротивлялись изо всех сил. И только когда братья едва ли не угрозами заставили отца выделить деньги на приличный ремонт, старый замок постепенно был приведен в порядок: и водопровод организовали, и полы поменяли, и холодные каменные стены закрыли деревянными панелями, а где-то и обоями. Люстры газовые повесили вместо масляных светильников, в окна вставили новые яркие витражи — сразу и сквозняков меньше стало. Гости, приезжавшие к нам, от души восхищались удобством и комфортом, хваля князя Снежина за прогрессивность, а тот только надувался от важности. Нам же с матушкой оставалось только переглядываться и натянуто улыбаться.
Так вот, князь Озеров на фоне северной аристократии мне уже нравился чрезвычайно.
В дверь уборной постучались, почему-то мне сразу подумалось, что это Симеон. У него наглости хватит. Подскочила, едва не вывалившись из ванны, ища глазами халат или хоть полотенце, но, услышав женский голос из-за дверей, немного успокоилась:
— Марта, я тебе чистое платье принесла! Ты скоро? Без тебя ужинать не садятся!
Милана. Не то, чтобы я ей была рада, но все же лучше она, чем Симеон.
— Да, я уже выхожу.
— Тебе помочь?
Представила, как беременная жена Асура мне прислуживает, и фыркнула. Смешно. Чем она мне помочь может? В обморок упадет или рожать начнет? Больно нужно!
— Нет, справлюсь.
Подхватила купальную простыню, завернулась в нее, вышла. Завязанные на макушке волосы были чуть влажными, но в доме Озерова тепло, не простыну.
— Тут из служанок три сенные девки, — сообщила мне Милана, разглаживая белоснежную батистовую сорочку, разложенную на постели. — И все сейчас накрывают на стол. Поэтому одевайся сама.
Я подхватила сорочку, чулки и панталоны и спряталась за ширму в углу. Так мне было спокойнее. Судя по тому, что Милана не пыталась заглянуть ко мне — ей тоже. Все же она, как и я, северянка и какие-то приличия соблюдает. Видимость уединения побудила меня задать волнующий вопрос.
