— Не волнуйтесь так, сударыня. Все дети иногда болеют, — прогудел он. — Поверьте, я знаю, о чем говорю, у меня пятеро. Серж, гони на Генеральскую к Пиляеву, он лучший детский лекарь в Большеграде.

— У меня денег мало, — просипела я, испугавшись слов «лучший в Большеграде». — А если заплатить не смогу?

— Значит, Гор заплатит, — хмыкнул мужчина. — От него не убудет. Да, Гор?

— Да, — коротко ответил Огневицкий.

Амалу на руках он держал вполне уверенно, из чего я сделала вывод, что он не врал про младших. У Гора явно опыт имеется.

Третий дознаватель, тот, что занял место кучера, молчал. Мы неслись по ночным улицам, пугая запоздавших прохожих цоканьем копыт и скрипом колес. В тишине и темноте эти звуки казались мне громом. Лучший в Большеграде лекарь жил на окраине города, причем в той части, где располагался дом головы, из чего я сделала вывод, что точно останусь в долгу. Это вам не Старый Окрай, где по большей части селились ремесленники и работяги. Здесь живут по-настоящему состоятельные люди.

Бричка затормозила возле высокого каменного забора.

На руках у Гора была тихо хныкающая Амала, и звонить в колокольчик пришлось мне. У ворот доктора имелось хитрое устройство, нечасто встречавшееся на Юге, но вполне привычное на Севере: артефакт, который передавал звук в дом. Я подергала за цепочку, колокольчик зазвенел очень тихо, но в прихожей дома лекаря звук был таким громким, что слышно было даже нам. Или это потому, что вокруг все спали, даже собаки? Какой уютный и спокойный район…

— Кого там болотные демоны принесли? Высплюсь я когда-нибудь или нет? — раздалось сердитое ворчание. — Как ночь, так кто-то помирает! Сговорились вы, что ли?

От волнения мне захотелось пошутить про «в гробу отдохнешь» — любимую присказку моего отца. Но я вовремя прикусила язык.

За калиткой оказался высокий мужчина с фонарем в руках, в тяжелом стеганном халате. Длинный нос, кустистые брови, тонкие, скривившиеся в презрительной гримасе губы. Некрасивый, даже отталкивающий. Ровно до того момента, как он разглядел ребенка на руках у Гора.

— Что стряслось? — взволнованно и мягко спросил мужчина, меняясь на глазах.

— Лихорадка, — коротко ответил Гор.

— Вы отец?

— Нет, я… друг семьи. Вот ее мать.

— Проходите, я придержу дверь.

— Слушайте, Гор, вы ведь на работе, — я бесцеремонно выхватила дочь. — Идите и работайте. Спасибо за помощь, дальше я сама справлюсь.

— Марта, но деньги…

— Разберемся, — оборвала я его. — Идите уже.

— Напишите хоть записку утром!

— Всенепременно.

Доктор хмыкнул, пропуская меня в калитку, и захлопнул дверь перед носом дознавателя.

— Любовник? — в его голосе прозвучало одобрительное любопытство.

— Пока нет, — спокойно ответила я.

— Так что с девочкой?

— Я не знаю. Раньше она так не болела. Вся горит.

— Сейчас поглядим.

Мы быстро прошли по извилистой дорожке, поднялись на крыльцо. Дом у лекаря был очень неплох. Сразу видно: он не бедствовал. Толстые ковры на деревянном полу, новенькая мебель, явно выполненная под заказ, картины на стенах.

— Марк, опять? — молодая женщина в шелковом пеньюаре (о, я прекрасно представляла его стоимость!) сонно моргала, стоя в дверях гостиной.

— Дорогая, пора бы привыкнуть. Ты знала, на что шла, когда соглашалась стать моей женой. Сударыня, кладите дочь на диван, сейчас поглядим, что с ней, — и пояснил с легким смешком: — Я две недели как женился.

Я осторожно положила Амалу на мягкую поверхность. Доктор опустился на колени рядом с диваном.

— Как зовут?

— М-меня? Марта.

— Девочку.

— Амала. Амалия.

— Красивое имя. Северное, да? Давно приехали?

— Больше четырех месяцев назад.

— Хорошо. Дорогая, раз уж ты все равно не спишь, принеси мне и госпоже Марте чаю.

Красавица в пеньюаре горделиво фыркнула и исчезла. Я раньше, наверное, повела бы себя так же. Вот еще глупость — предлагать чай незванным ночным гостям! Но сейчас за чашку горячего чая я отдала бы несколько лет жизни.

Доктор колдовал над Амалой, а я переминалась рядом с ноги на ногу, не зная, что делать.

— Сядьте в кресло и не дышите мне в затылок.

Я послушалась.

— Чей ребенок?

— Мой.

— Вранье, — лекарь поднялся на ноги и осторожно прикрыл Амалу одеялом. — Опытная мать прекрасно знает, как сбивать жар у детей. И когда бежать к доктору тоже. Ничего серьезного, обычная простуда. Ноги промочила или сквозняк.

— Но она… задыхалась.

— Сопли. Выпишу вам крахмальные капли в нос, закажете в аптеке.

— Горячая… И утром была еще в порядке. Так быстро…

— Чем младше ребенок, тем стремительнее развивается болезнь. И я не поверю, что утром девочка была бодра и весела. Должно быть, капризничала и ныла.

— Да, — пришлось признать мне.

— Так чей ребенок?

— Мой.

— Сударыня, мне плевать на ваши жизненные обстоятельства, уж поверьте. Но я уверен, что девочка болеет не в первый раз и уж точно не в последний. Довольно хиленькая она у вас. Я просто ложь не люблю, понимаете?

— Падчерица, — зажмурилась я. — Дочь моего покойного мужа.

— Вот так бы сразу. Сидите, я выпишу рецепты. С вас два серебряных. Пришли бы днем — запросил бы вдвое меньше. А вообще на такой случай нужно иметь дома артефакт, измеряющий жар. Непременно купите в аптеке.

Я знать не знала о существовании подобных артефактов, у нас в замке жил семейный лекарь, поэтому молча кивнула и промолчала.

Красивая жена доктора принесла поднос с чайником и двумя чашками.

— Ромашка с медом и лимоном, — сообщила она, поджимая губы. — Полагаю, мне принести одеяла?

— Да, мой ангел. Благодарю.

— Одеяла? — нахмурила лоб я.

— Ночь на дворе. Ваш будущий любовник уехал уже далеко. Вы пойдете пешком через весь город с больным ребенком на руках?

— Нет, но… мне, право, неловко.

— Неловко — это когда вас ограбят или пристукнут в подворотне. Что будет с вашей дочерью? Пейте чай. Утром поеду на работу и отвезу вас в центр города.

— И часто у вас так? — невольно вырвалось у меня.

— Каждую ночь, — опередила лекаря его супруга, выразительно закатывая глаза. — Каждую проклятую ночь! Я замужем две недели, всего две недели! И каждую ночь звенит этот чертов колокольчик! Честное слово, люди специально это делают!

— Простите, — съежилась в кресле я. — Я не хотела вас тревожить.

— Сегодня вы третья, — фыркнул доктор. — До этого был парень со сломанной рукой и сосед, у которого закололо сердце. Я привык. Иди спать, дорогая. Обещаю, мы заведем служанку.

— Не нужно, я… я сама, — неожиданно покачала головой женщина. — Ты прав, я знала, за кого шла замуж.

Я тихо вздохнула, грея все еще противно дрожащие пальцы о горячую чашку. Как это… красиво. Ведь есть же она, настоящая любовь! Есть! Я вижу ее не впервые. Почему же это светлое чувство прошло мимо меня? Неужели я недостаточно хороша? Некрасива? Характером скверна? Вроде бы и нет. Ну да, ростом не высока, формы не слишком выдающиеся, и волосы могли бы быть гуще и кудрявее, но сама я всегда считала если уж и не красавицей, то по меньшей мере миленькой. А гляди ж ты, жених другую выбрал, а больше никто и не польстился. Гор не в счет — я не чувствую с его стороны каких-то ухаживаний. Вроде бы он и показывает, что я ему нравлюсь, но на этом все. Впрочем, зачем ему вдова с детьми?

Симеона Озерова тоже записать в поклонники не могу, понятно же, что ему от меня было нужно. Поиграл и бросил, если б мне самой от него того же самого не требовалось, впору на него обидеться. Но теперь я лишь улыбнулась, вспомнив ту странную ночь. Горечь и стыд прошли. Осталось только туманное воспоминание.

А вот с Гором выходило прескверно. Я снова его должница, и мне это очень не нравилось. Не люблю ощущать себя кому-то обязанной.

От мрачных раздумий меня отвлекла тихая беседа доктора и его супруги:

— И не думай, утром я сам все соберу и отнесу в прачечную.