Вдруг картинка поменялась. Среди зеленых стен, покрытых водорослями и ракушками, плыли вперёд две руки, подсвеченные лучом фонаря, видимо, закреплённого на голове, рядом с камерой. Осматривая заросшие какой-то колышащейся тиной поверхности, я замер.

— Вот тут, справа, нужно счистить зелень, — подался я вперёд, к экрану. Фёдор повторил то же самое в рацию.

Одна рука плавно ушла за кадр и вернулась уже с приличных размеров ножом. Осторожно проводя лезвием возле досок борта, тот, у кого на голове была камера, «брил» зеленые нити. Интерактивность процесса была непередаваемая — из шести человек в каюте четверо пытались своими руками «помогать» процессу. Оставшиеся двое — испанский пират и какой-то сугубо научного вида русский мужичок — не принимали участия по разным причинам. Научник что-то бубнил в гарнитуру на шее и шерудил каким-то джойстиком, глядя на экран ноутбука строго прямо перед собой. А флибустьер дымил сигариллой и хлестал херес. В общем, по вполне объективным причинам господа не принимали участия в пантомиме «помоги водолазу».

Когда руки на экране, помахав перед собой, разогнали муть и водоросли, в каюте все ахнули. Ну, кроме занятых пирата и ботаника. Потому что на картинке увидели неровный, кривоватый, кое-где осыпавшийся, но вполне узнаваемый крест. Православный, восьмиконечный. Второв показал мне большой палец, улыбаясь так, будто Святой Грааль нашёл. А в телевизоре тем временем ушла за кадр левая чёрная перчатка, чтобы вернуться с яркой лопаткой металлоискателя. И буквально на третьей проводке правая перчатка ковырнула ножом под замершим на одном месте детектором. Во взлетевших частичках ила, грязи и ещё неизвестно чего, накопившегося там за три с лишним столетия, мы увидели крест. На сей раз нательный, тонкий, словно из трёхмилиметровой проволоки выкованный. Католический. Женский. Перчатки показали его ближе к камере, свободной рукой показав колечко из большого и указательного пальцев, дескать, всё Окей. И вот тут я с подводным пловцом согласился. Аж от сердца отлегло. Очень не хотелось подвести, обмануть ожидания дальнего родственника, рискового парня, авантюриста, но при этом настоящего дворянина и романтика.

Дальше смотреть за тем, как из кучи достают слитки разнообразной формы, обтирают чем-то вроде метёлки, поднимая облака мути, которые потом разгоняют большими подводными вентиляторами, стало скучно. Достали, протёрли, сдули, положили на транспортерную ленту, потянулись за следующим. Кто на картошке был — понимает, это работёнка та ещё, не на фантазию ни разу. Вот и мне надоело смотреть. Михаил Иванович тоже, кажется, заскучал. Мы поднялись на палубу и я прислонился к борту, где до этого тянул свою заунывную мелодию пират. Курить в каюте не счёл нужным, а тут, на ветерке, прямо захотелось. Второв встал справа, Фёдор слева. И снова дым шёл на него.

— Как думаешь, насколько богаче станешь сегодня? — с какой-то странной интонацией спросил серый кардинал.

— Не думаю, Михаил Иванович, — ответил я таким скучным голосом, что сам себе удивился.

— Отчего же? Не всем доводится вот так, с первой попытки, ткнув пальцем в карту попасть в тысячетонный галеон, — мне показалось, что он пытался на что-то вывести. То ли меня на мысль навести, то ли для себя что-то уяснить. Просто так, без дальнего прицела, как я понял, он мало что делал в жизни, и довольно давно, наверняка привык уже.

— Случайно повезло. Там на борту земляк оказался, шпион, правда, но человек честный, как мне показалось, — я вкратце изложил историю Змицера Волка-Ланевского, вставшего под русские знамёна на четверть века раньше официального перехода всего рода под руку Российской Империи.

— Мало того, что родня, пусть и очень дальняя, так ещё и мотивация у него была железная — крестик я к Могилёву обещал отвезти, родной земле поклониться. Не думаю, что на каждом затонувшем галеоне тут в трюме по шляхтичу сидело.

— То есть ты вроде экзорциста? — спросил Фёдор.

— Наверное, есть что-то общее, — согласился я. — Вы не подумайте, Михаил Иванович, что я ломаюсь, капризничаю или цену себе набиваю. Мы с Вами решили честь по чести дела вести, да и привычки у меня нет такой — друзьям врать. Как на духу скажу — очень боюсь подвести Вас, потому и не обещаю ничего. И кроме как везением это, — я обвёл всю суету на воде перед нами, — объяснить ничем не могу.

— Про везение и невезение мы, Дима, помнится, в самом начале говорили, в избе-читальне, — задумчиво проговорил мощный старик. — Опасения твои я понимаю и, поверь мне, очень разделяю. Если бы вместо этого галеона мы нашли какую-нибудь другую худую калошу — мне было бы очень сложно объяснять партнёрам и подрядчикам, чего ради в территориальные воды Испании за четыре часа зашло три десятка русских судов. Но ты везучий. А я давно живу, многое и многих знаю. Мне кажется, неплохой у нас тандем получается, что думаешь?

— Раз на раз не приходится, думаю. Но то, что сочетание везения и блестящего администрирования дают отличные результаты — это факт.

В это время одна из лодок отошла от огороженного оранжевыми буями футбольного поля и направилась в нашу сторону. Остальные же продолжали сновать туда-сюда, к барже и обратно. Подъемники на большом судне работали не переставая — каждую минуту огромная авоська вроде трала поднимала что-то из-под воды или с причаливших лодок. По обе стороны, вдоль обоих бортов, я насчитал десяток стрел с лебёдками. Работа кипела, как и, кажется, вода вокруг. То там, то тут со дна всплывали тучи пузырей.

Снова засмотревшись на то, как другие работают, я пропустил, когда лодка причалила к «Кето» и с неё сошёл подтянутый человек в гидрокостюме. Среагировал я только когда услышал, как по трапу поднимался кто-то, насвистывавший «Жил отважный капитан». Обернувшись, увидел высокого, сухого и жилистого, как стальной трос, мужика, поручусь, что военного, и вовсе не факт, что бывшего. Поверх черного неопренового рукава у него на левой руке красовались часы «Боевые пловцы», механика с автоподзаводом, водозащищенность до ста атмосфер, на сайте такие видел, когда себе присматривал. Русские, «Слава-Спецназ». Патриот, видимо.

— Знакомься, Дима — мой друг старинный, Николай. Он во всей этой подводной истории — самый авторитетный авторитет из всех, кого только представить можно.

Я посмотрел в водянистые, почти бесцветные за загорелом морщинистом лице глаза Николая и пожал руку, что он мне протянул. Надо думать, такими пальцами он легко мог плести макраме. Из арматуры.

— ПДСС? Север или Восток? — наивно спросил я, глядя на акулу с парашютом на циферблате его часов. Почему-то была твердая уверенность в том, что эмблему спецназа ВМФ он носил не потому, что просто рыбу любил или картинка понравилась.

— Интересная у тебя молодежь в знакомых, Миша, — с улыбкой той же самой акулы повернулся пловец ко Второву. И продолжил, уже обращаясь ко мне:

— Восток.

— База отдыха «Иртек»? — уточнил я, снова выудив из памяти сведения, о которых, казалось, давно и прочно позабыл. В конце девяностых книжный рынок наполнился кучей литературы, подавляющее большинство которой было даже не одноразовым, но истосковавшийся по новинками народ мёл с прилавков, что называется, сырое и варёное. Я тогда подсел на боевички и детективы, которые исправно выдавали отставные военные, причем многие — с реальным опытом. На память сроду не жаловался, вот и назапоминал тогда всякого, в полной уверенности, что абсолютно зря. А вот пригодилось неожиданно. Лоб военного собрался складками.

— Это чего за казачок, Миш? — напряженно поинтересовался он у кардинала, не сводя с меня глаз. Пожалуй, сойдись они с Фёдором Михайловичем — я сразу и не сообразил бы, на кого ставить.

— Не волнуйся, Коль, это правильный казачок, не засланный. Мне не веришь — Сашке поверь, тот поручился за него.

Внутренний реалист в это время вытаращился на мощного старика так, словно тот, спрыгнув с палубы за борт, принялся танцевать там джигу. Прямо на воде. Скептик повторил его мимику с завидной точностью. А фаталист задумчиво пробурчал: «Ну вот, теперь он и тебя посчитал».