Шлагбаум подслеповатый Тахо не заметил и снёс вместе со столбиками. На крыльцо приемного покоя мы забежали секунд через десять, кажется.
То, что здоровяк рванул с нами, было чистой удачей или Божьим промыслом. Он как-то ориентировался в лечебнице, прокладывал путь. Мы бы с Ланевскиим наверняка насели бы на первого попавшегося в белом халате и заставили бы его спасать умирающих Ворон. И нам никакого дела бы не было, кто попался навстречу — хирург, анестезиолог, патологоанатом или буфетчица.
Под ногами заскользил кафель, вокруг стало светлее. Мы явно забежали в отделение, куда в верхней одежде проходить не следовало.
— Стоять! — голос раздался будто выстрел, но звучал он весомо, привычно-командно.
— Товарищ военврач! Спасайте, отходят! — крикнул Слава, явно признав во враче своего. И безо всяких там буржуйских «мы его теряем».
— За мной! — доктор сориентировался мгновенно, распахнув справа двери в какой-то небольшой зал, где стояло два стола. Мы с Ланевским сгрузили ношу на них. Руки уже не разгибались.
— Яна, Лида — ко мне! Где Петров? — врач начинал выполнять свой святой долг, ещё не дойдя до столов.
— Бегу! — послышался одышливый голос из коридора, и в зал вбежал ещё один в белом, невысокого роста и толстенький, с пухлыми руками. Но они запорхали возле наркозного аппарата или чего-то вроде него, как лопасти хвостового винта военного вертолёта.
— Доклад! — рявкнул врач, покосившись на нашу троицу.
— Сильное нервное потрясение. Сердечная и лёгочная недостаточность у обеих, у старой остановка дыхания и сердце вот-вот встанет, за пять минут пульс скакал он двухсот до пятидесяти. Доклад закончил, — выпалил я, и в конце даже сам растерялся.
— Остаются только медики, остальные — вон! — что-то много сегодня таких, с голосом товарища Директора, которым только полки́ на марше останавливать. Нас со Славой и Серёгой как вымело из зала. Навстречу бежали ещё какие-то люди в белом и зелёном, попутно, на бегу, требуя от нас покинуть помещение. Мы вышли за двойные двери с матовыми стеклами. Я обернулся и прочитал на одной из них нужную надпись «Реанимационное отделение». Значит, куда надо принесли, всё-таки.
Вышли на крыльцо, я закурил, сев прямо на ступеньки. Дождик, мелкий и занудный, моросил не переставая. Слева, метрах в ста от крыльца, громко собачились человек в форме охранника и один из приключенцев. Судя по его уверенному басу, охранник сам был виноват в том, что оцарапал своим дурацким шлагбаумом служебный автомобиль. Вахтёр отлаивался звонко, с фантазией, но без уверенности. На капоте Раджи стояли три ворона. Молча. Разительно отличаясь от бескрылых двуногих.
Ланевский сидел рядом, справа от меня. Слава направился к въезду, видимо, решив прекратить вялый, но громкий скандал над останками шлагбаума. В кармане защелкал крышкой от зажигалки привычной мелодией звонка телефон.
— Дима, день добрый, — прозвучало как «дзень», и голос простачка-колобка озаботился:
— Тут сигналы поступили, что автомобиль, на твой похожий, чуть полгорода нам не разнёс. Вот, звоню узнать — не стряслось ли чего? Может, машину угнали? — пропади я пропадом, если он не пытался показать мне вариант для ухода от возможной ответственности. Но врать мне не хотелось. Вот просто органическое отвращение какое-то испытывал.
— Беда у меня, Рыгор. Родню в больницу вёз. Довёз живыми, вроде. Жду, что врачи скажут, — размеренно, с паузами, проговорил я в трубку. — Штрафы все уплачу. И шлагбаум новый больнице куплю. Выжили бы только.
— Как зовут родных? — Болтовский выждал почти минуту перед вопросом. То ли обдумывал мои ответы, то ли команды кому-то раздавал за зажатым микрофоном.
— Дагмара Коровина с внучкой, — ответил я, склонив голову. Дождик нащупал голую шею и ложился на неё, чуть холодя.
— Баба Дага⁈ — вскрикнула трубка.
Я отодвинул телефон от уха и мы со внутренним скептиком вместе уставились на экран. Ошибки не было — звонил «Рыгор_Андр_Болтовский_КГБ_Могилев».
— Где вы⁈ — это был уже не колобок. Это вернулся товарищ Колоб, и он был очень, Очень напряжён.
— Областная больница, кардиотерапия. Улицу не запомнил, длинное название.
«В областную, быстро!» — раздалось в трубке куда-то в сторону, хлопнули двери и там вокруг стало значительно тише. Но тут же зазвучала сирена.
— Кто врач? — Колоб не терял времени, набирая информацию. Специалист.
— Не спросил, не до того было. Мужчина, выше среднего, за пятьдесят, шатен с сединой. Глаза голубые. Похож на полковника медицинской службы, — выложил я всё, что знал.
— Леванович Иван Иванович. Лучше и придумать нельзя, от Бога врач, зав. отделением там. Этот у костлявой в личных врагах ходит, — кого из нас успокаивал чекист, меня или себя? И откуда он знал слепую старуху?
— Это хорошо, — ну а чего ещё я мог сказать? Окурок обжёг пальцы, я поморщился, мизинцем стряхнул прилипший к фильтру уголёк и обернулся в поисках урны. Возле входа искомая обнаружилась, я поднялся и пошёл к ней. Дверь распахнулась и оттуда вылетела встревоженная медсестра. Мы с фаталистом первым делом внимательно изучили халат — не в крови ли.
— Это вы привезли Коровиных? — выпалила она.
— Да, — хором выдали мы с Лордом, я — сипло, он — каким-то странным громким шёпотом.
— Иван Иванович ждёт вас в терапии. Только халаты наденьте! — строго напомнила женщина. И добавила, глядя на наши лица: — Всё в порядке, не волнуйтесь.
Серёга выдохнул, казалось, весь воздух и рванул внутрь. А я нажал кнопку завершения вызова на телефоне, что-то невнятно кричавшем голосом Болтовского.
— Сможешь быстро убрать тех? — спросил я у появившегося рядом Славы, глядя ему в глаза очень внимательно.
— Да, — ответил он спокойно и без раздумий.
— Если чекисты нас примут — сделай. Сами не маячьте тут от греха, — я дождался его кивка и поспешил за Ланевским. Почему-то мне показалось, что добавлять к неосторожному вождению и порче имущества похищение и нанесение тяжких телесных было бы излишним. Притом никаких душевных страданий или метаний по поводу того, что восемь подонков перестанут жить, не было.
Накинув халат, догнал друга почти у дверей отделения. Вошли мы вместе, следом за медсестрой. Она проводила нас до того самого зала, где, вроде бы, совсем недавно остались лежать на столах умирающие. В этот раз мы входили гораздо осторожнее. И встали, не пройдя и двух шагов.
Возле Дагмары на какой-то белой крутящейся табуретке с колёсиками сидел Иван Иванович, держа старуху за руку и что-то говоря ей вполголоса. Она отвечала ему. Я расслышал слово «Ванечка». То, что я сперва с перепугу принял за операционные столы, оказалось какими-то специальными кроватями. На второй, полусидя, опираясь на поднятую спинку, лежала Людмила, переводя взгляд своих волшебных глаз с бабушки и врача на нас, замерших у дверей.
— Ну, чего оробели, герои? — спросил зав. отделением, нахмурившись, но, судя по голосу, сердился он не по-настоящему, — подходите ближе. Баба Дага велела не ругать вас, хотя и следовало бы. А если все начнут в реанимацию обутыми с пинка двери открывать?
— Не пугай мальчиков, Ванечка. Кажется, им сегодня и так досталось. За то, что они совершили, только хвалить можно, но никаких слов не хватит, — голос был тихим и слабым, но на умирающую она никак не походила — даже синева с губ ушла.
— Спасибо Вам большое за бабушку, Дмитрий Михайлович, — раздался хрустальный колокольчик с соседней кровати, — и за меня.
Я повернулся к ней так резко, что чуть шею не потянул. Лорд не сводил с неё глаз, едва только зашёл, и сейчас, если я не ослеп, выглядел восторженно и искренне счастливо.
— И Вам спасибо, Сергей. Простите, не знаю Вашего отчества, — чуть тише добавила Люда. Я крепко, до боли зажмурился и закинул голову назад. Она говорила и выглядела совершенно нормальной. Так не бывает.
— Без отчества, Мила. Просто Сергей, — выдохнул Лорд тем же голосом, каким предлагал ей помощь при посадке в экипаж. И покраснели они оба совершенно одинаково.