— Стоп, как это — постреляют или взорвут? — вскинулся Лорд.

— Как? Пиф-паф или бабах, как обычно. Да ты ж всё проспал там, в больнице! Волков тут у местного крестного отца активы отжимает, ну так, немножко, по-волковски: город и область. Похитил сына у него и принуждает к невыгодному обмену, шантажист и вымогатель. Так что если не ляжем — то уж наверняка сядем. Вы, господа, какую баланду предпочитаете? — нет, с чувством юмора ему точно надо что-то делать. Хотя эффект был, пусть и шоковый — Серёга отмер и начал сыпать вопросами. И, когда мы подъезжали к гостинице, уже орал в трубку на Валентина, чтоб тот бросал все, хватал задницу в горсть и немедленно летел в Могилёв.

А я водил глазами по сторонам и всей шкурой чуял опасность. Хмурое небо, противный дождик, сырой асфальт, мокрые стены и подслеповатые тусклые окна на них — всё злило. И очень не хватало Буцефала.

Мытые, бритые и нарядные, мы сидели на фудкорте торгового центра. Ну, вернее, нарядным был Лорд, к которому наконец вернулась утраченная рассудительность. Мы с Головиным просто были во всем чистом, в связи с чем тот не переставал несмешно шутить. Будто бы рассчитывал, что обилие дурацких шуток про похороны и поминки как-то поднимут нам настроение и снизят градус напряжения. Но не помогало.

План, разработанный вчера мной в компании Рыгора и Василя, кардинальных изменений не претерпел. «Встретиться — объясниться — разойтись» приближалось к финалу с каждой минутой. Но с появлением Головина последняя часть обрастала какими-то сложностями и запутанными схемами, призванными сделать так, чтобы число участников с нашей стороны до встречи равнялось тому же числу после неё. Для, как он сказал, «осознанья и просветленья», Тёма показал нам фото, ролики и какие-то оперативные отчёты, по которым выходило, что с момента нашей со Стасом беседы в Могилёв потянулась тьма вооружённого народу. Коллеги Рыгора и смежные ведомства работали в поте лица, но гарантировать, что за незаконное хранение и ношение повязали на въезде всех, разумеется, не могли. С востока, севера и северо-запада в город можно было попасть и пешком через лес, минуя посты на основных трассах. Богатую историю партизанского движения страны никак нельзя было игнорировать.

— Что с Бадмой делать — ума не приложу, — задумчиво произнес Ланевский, держа обеими руками стаканчик с кофе, третий или четвёртый за час.

Внутренний скептик и внешний Головин посмотрели на него совершенно одинаково, исподлобья и с некоторым раздражением.

— Кто о чём — а голый всё о бабах, — не выдержал Артём. — Ты вечера дождись, может, и переживать не о чем будет. И некому.

— Дим, что посоветуешь? — начисто проигнорировав его, повернулся ко мне друг.

— Я, Серёг, нарочно, прям вот специально ничего советовать не буду. Личная жизнь — на то и личная, чтоб своей головой про неё думать, самому решения принимать. Ну и отвечать, соответственно, тоже самостоятельно. А то начинается всякое детство потом: «а мне мама не велела, а мне друг так подсказал».

— А думаешь что? — не унимался он.

— С Милой я, как ты понимаешь, мало знаком, про неё ничего сказать не могу. А Бадма Норсоновна твоя явно баба умная и хитрая. Если сразу не отравит или не зарежет — может, ещё семьями будете дружить, — да, говорить честно — это тяжкий крест.

Лорд глубоко и тяжко вздохнул и выдохнул, протянув длинно термин, определяющий даму с низкой социальной ответственностью.

— Да куда тебе ещё-то, в этих двух разберись сперва, — хмыкнул Головин, не отрывая глаз от смартфона. — Так, московские прилетели, через час где-то будут в Корчме. Поехали за вашей Красной Шапочкой, Волки — и он крепко хлопнул Ланевского по плечу, возвращая в реальность.

В дальнем зале Корчмы было довольно многолюдно, народ сновал туда-сюда, переговариваясь, перешучиваясь и тихонько матерясь. Спокойно сидели лишь считанные единицы.

Пани Дагмара, в длинном тёмном бархатном платье цвета венозной крови, как определил оттенок внутренний фаталист. На волосах новая шляпка в тон, и тоже с густой вуалью. На плечах какая-то безрукавка с меховой опушкой-оторочкой. С той старухой, что я увидел на разгромленной кухне панельного дома — ничего общего: прямая спина, твердый звонкий голос, гордая посадка головы, грациозная стать неспешных движений. Вдовствующая императрица во всей красе.

Люда Коровина сидела слева от бабушки, явно чувствуя себе не в своей тарелке посреди всей этой суеты и беготни вооруженных людей. В белом льняном платье с национальной вышивкой и редкой красоты красных сапожках на невысоком каблучке, и тоже в меховой душегрейке — настоящая невеста-княжна. Пыльные чёрные войлочные ботинки на молнии Ланевский лично с рычанием выкинул в мусорный бак ещё в больнице. На шее Милы тускло мерцал фамильный медальон, а на пальце, ярко — новое колечко с сапфиром. Она постоянно касалась его пальцами левой руки, будто проверяя — настоящее ли, не мерещится ли?

Дочь преррий Бадма Норсоновна заняла место рядом с невестой хозяина, да так, что бульдозером не сдвинуть. Услышав вкратце историю знакомства и семейную легенду, которые Лорд, к чести его, рассказал сдержанно, чётко, не мямля, как вполне мог бы любой другой на его месте, она поразила меня тем, что по совершенно спокойному и невозмутимому восточному лицу покатились слёзы. Промокнув их осторожно платком, очень личная помощница Сергея Павловича тоном, не допускающим сомнений, заявила, что продолжит работать на господина Ланевского и его семью, если тот не возражает. И добавила, что она отлично разбирается в моде, косметике, домашнем хозяйстве и воспитании детей, поэтому отказ от должности, разумеется, примет, но вряд ли поймёт. Изумленный Серёга не придумал ничего лучше, как поблагодарить её за службу и преданность, и познакомить с Милой, под пристальным взглядом моего внутреннего скептика, враз преисполнившегося самыми чёрными подозрениями о тонком деле Востока. Но Бадма поразила повторно, раскрывшись с новой стороны. Они с Людой о чём-то шептались, хихикали и смеялись, как лучшие подруги, которых у Коровиной никогда не было. Глядя на то, как легко и радостно улыбается его невеста, Ланевский, кажется, вполне смирился с мыслью о том, что цветок преррий его когда-нибудь отравит.

Юрист Валентин, прилетевший из столицы в компании Бадмы, сидел на левом краю. Причём меня не оставляло чувство, что она тащила его до самолёта за шиворот. Он, в принципе, всегда выглядел довольно оригинально, особенно на фоне блестящего Лорда, а тут уж вовсе сам себя превзошёл. Помимо мятых брюк, висящих сзади так, что даже Головин лишь сочувственно промолчал, на нём был пиджак фасона «как из задницы бегемота вынутый», рубашка с воротником, в котором не хватало ещё по меньшей мере двух таких же шей, как у него, и ботинки, которые он явно снял с какого-то спящего богатыря. Словом, выглядел юрист по-прежнему — душераздирающе. Он сидел с краешку, покачивая великанским башмаком размеров на пять-шесть больше необходимого, и время от времени снимал и протирал толстые очки. Если и волновался — то ничем этого не выдавал. Такому только в покер играть. С клоунами.

По правую руку от Дагмары на правах и по обязанности, что вернее, хозяина сидел Василь. Он что-то тихо отвечал время от времени на вопросы вдовствующей императрицы, глядя на неё то с удивлением, то в восторгом. Пару раз брался за телефон, как раз, когда я проходил мимо, и слышал краем уха что-то вроде: «баба Дага поклон передаёт, узнать велела…». Иногда говорил что-то старухе, и та, подумав, отвечала коротко, прикрывая губы ладонью.

За широкой спиной корчмаря, в небольшой нише, сидел, скособочившись, Мишка Мордухай. Выглядел, как та статуя — целенькая, только без весла. В том смысле, что от подельников, которых везти никто и не подумал, он выгодно отличался полным комплектом зубов и стандартной геометрией лица. Ну, почти стандартной — кто-то из нас, я или Лорд, не глядя отвесили ему хорошего леща открытой ладонью, поэтому одно ухо и щека у него были багровыми с синевой.