— Привет, герои, — хмуро поздоровался он.

Странно, в этот раз мы подошли культурно, даже шлагбаум не снесли, Раджа остался стоять за забором. Надо бы, кстати, узнать, кто подсуетился и восстановил ограждение так быстро, да ещё модное такое, с пультом, который гордо крутил на пальце с независимым видом повелителя Вселенной местный охранник.

— Здравия желаю, товарищ военврач! — Головин вытянулся и только что воинское приветствие не отдал заведующему отделения.

— Здоро́во, — Иван Иванович протянул ему руку. Если я правильно понимал, он вряд ли узнал Артёма. У врачей с богатым опытом, а Леванович явно был из таких, число благодарных пациентов измерялось даже не сотнями — тысячами. Поди упомни каждого. Зато тех, кого спасти не удалось, они обычно запоминали. Суровые издержки трудной, но такой почётной профессии. Поэтому на их юмор и цинизм я никогда не обижался — это уже мои персональные издержки или, скорее, преимущества воспитания в семье медработников.

— Случилось что-то, Иван Иванович? Может, помочь чем? — осторожно уточнил я.

— Это кардиореанимация, тут регулярно что-то случается. Помочь — только если мёртвых поднимать умеешь, — буркнул он. Значит, угадал я.

— Это — нет. Но если оборудование какое-то нужно, инвентарь, лекарства — только дайте знать.

— Богатый, что ли? — короткий взгляд из-под бровей был по-прежнему суров, но уже с зарождающимся интересом.

— Нечаянно, само как-то так вышло, — привычно ответил я, — а предложение в силе, и с решением можно не торопиться, оно бессрочное. Как там наши?

— Хорошо с вашими всё, домой надо отправлять. Только неврологи, боюсь, Люду не отпустят, а Дагмару — все остальные. К ней тут такой крестный ход каждый день — кошмар. Я их в ближний бокс перевёл, ко входу, а то прут все по мытому. Не уважают труд уборщиц, — хмыкнул он, видимо, чуть подобрев.

Мы взяли халаты и натянули бахилы, опасаясь спугнуть призрак хорошего настроения заведующего отделением. Он проводил нас до палаты лично, отмахнувшись от подбежавших было медсестёр, открыл нам дверь и поспешил по коридору дальше.

Бокс был небольшой, но уютный, насколько это определение могло быть применимым к больнице. И вполне современным — не просто две койки и две тумбочки при них. И кровати были хорошие, удобные, и кресла, и столик между ними. Без изысков, но аккуратно и миленько. Ланевский сидел на половине табуретки возле Милы, держа её за руку. Они о чём-то тихо переговаривались, и на нас не обратили ни малейшего внимания. Зато удивила пани Дагмара. На ней был белый махровый халат типа гостиничного, а на голове, поверх тщательно расчёсанных и убранных в элегантную прическу волос, какая-то серебристо-бежевая шляпка с плотной вуалью, закрывавшей жуткий шрам. Она повернула голову в нашу сторону и потянула носом:

— Никак Волк зашёл в гости? Да с гостинцами. От Васи́лько? — голос у неё был гораздо приятнее, чем при первой нашей встрече, а вот нюх всё тот же, феноменальный. Прямо служебно-розыскная бабка.

— Здравствуйте, милые дамы! — опомнился я. — Прошу угоститься перед дорогой, пора освобождать палату для больных, нечего тут здоровым и красивым место занимать. А как про Василя узнала, пани Дагмара?

— Зови уж меня баба Дага, Дима, как и все. А как мне не узнать по запаху наш жемайтский суп? Я же маму Василя рецепту сама научила. Только он, как и Лида-покойница, тмину лишку кладёт.

Вот это номер! Через всю палату, в корзине, в банке, завёрнутой в какой-то плотный плед. С первого вдоха.

— Баба Дага, давайте так: вы покушайте, соберитесь без спешки, мы часика через два заедем и заберём вас с Милой. Есть важное дело вечером, и без вас никак не решить, — старательно избегая подробностей, предложил я.

— Дело, говоришь? А я-то думаю, что за вонь такая знакомая, могильной гнилью отдаёт. Неужто и тебя Вупыр обработал? — старуха выпрямила спину, наклонилась вперед, чуть опустила голову и развела руки. Выглядела она настороженно и яростно. Как ворона, защищавшая гнездо. — Тоже будешь советовать отдать земли наши этой твари⁈

— Не обижай меня, Дагмара Казимировна, не заслужил, — ответил внутренний реалист с достоинством, но неожиданно сухо. Бабка вздрогнула и словно повела глазами, которых не было, по палате, будто ища того, кто говорил с ней моими словами. — Я встречался со Стасом. И встречусь ещё раз. Надеюсь, последний. Уговор у нас с ним получился. Меняться станем.

— Ну так и меняйся, мы-то вам на что? Я от них, мразей, достаточно натерпелась, мне с ними ни делить, ни менять нечего, — она вскинула подбородок. Гордая. Слабая, бедная, измученная, но не побеждённая. Вот так выглядит подлинный шляхетский гонор, дворянская честь по-здешнему, а не все эти современные глупости и лишние бестолковые понты.

— Он вернёт тебе всё, что обманом забрал у Георгия, — твёрдо сказал я.

— С чего бы ему? Осовестился на старости лет? — недоверчиво-язвительно спросила она.

— А ты отдашь ему сына, — закончил я.

Дагмара прижала руки к щекам. На соседней кровати завозилась Мила, порываясь то ли встать, то ли что-то сказать, но Лорд прошептал ей что-то на ухо и она замерла.

— Ты… — тихо прошептала старуха.

— Я. Отвели Боги сразу удавить подонков, хотя и хотелось очень. И сейчас хочется. Но если можно поменять это дерьмо на ваш покой — я поменяю. А там уж как получится.

— Не верь ему, Дима. Гнилая душа у Мордухаев, слишком долго безнаказанными ходили, ничего святого не осталось в них, — она говорила тихо, встревоженно.

— Я очень мало кому верю, баба Дага. Но мы встретимся сегодня со Стасом. И сына ты ему отдашь. А там — как пойдёт. Кушайте, собирайтесь, мы приедем через два часа. День будет долгим. Серёга, по коням, — обратился я к Ланевскому.

— А я-то вам зачем? — растерянно спросил он.

— Нам ты за всем, — ответил Тёма, опередив меня. — Ты тут вторые сутки без душа и смены белья, а это — моветон! И, наверное, нужно кому-то кольцо купить, правда?

— А? — ум не спешил возвращаться в бывшего банкира.

— Война! — выдержав паузу, заставившую меня напрячься, тонко и по-военному смешно пошутил Головин. — Оставь невесту в покое, тут периметр под охраной, это я тебе говорю. И пошли с нами — дел прорва.

Раджа вёз нас в гостиницу. Впереди и позади ехали тонированные внедорожники с российскими номерами. Головин, сидевший рядом, постоянно что-то писал и кому-то звонил, проверяя какие-то посты и связки, что бы это ни означало.

— Дим, а почему она Коровина, а не Воронина или там Воронова? — впервые открыл рот Сергей.

— Наверное, по тому же, почему я Волков, а ты — Ланевский. Двойные фамилии в советское время мало кто решался оставить, как буржуазный пережиток или что-то вроде того. Бонч-Бруевичей и прочих Лебедевых-Кумачей по пальцам можно было пересчитать. Наверное, тогда и Корвин-Литвицких «переписали». Ворон по латыни — Corvinus. Вот и показалось, скорее всего, кому-то, что народный Коровин гораздо лучше непонятного Корвина. А род древний, с историей. Какой-то центурион был в Римской империи, что сражался с вороном на шлеме. Правда, по некоторым данным, до получения римского подданства он наемником был. Из этих мест родом.

— С ума сойти, — в зеркале было видно, как он трёт лицо ладонями, пытаясь собраться с мыслями. — Никогда такого не бывало со мной. Я с ней рядом будто тону — ничего вокруг не вижу и не соображаю. Как будто колдовство какое-то.

— Насчёт колдовства — это вон к Волкову, он у нас колдун первостатейный. На минуту отвернуться нельзя, как вокруг него сразу то шаманы, то ведьмы, то привидения. Теперь вот упыря нашёл. И чего тебе только на океане не сиделось? — хмуро бубнил Головин, не отрываясь от телефона. — А тебе, Серёг, я вот что скажу. Я в семейных делах советчик никакой, конечно, но если ты продолжишь ей в глаза смотреть и слюни пускать — ничего путного у вас не сложится. Младенчик со слюнями потом по сценарию должен появиться. А мужик должен быть хозяином и защитником, опорой, а не «позвольте ручку облобызать». Хотя глаза красивые, конечно. А-а-а, хотя кому я это говорю — нас же один хрен постреляют или взорвут сегодня…