Серые стены, серый асфальт, серое небо — эта унылая триада стала визитной карточкой для жизни Рея. Двадцать два года, а всё, как будто, застрял на зацикленном уровне. Крошечная квартирка на окраине города — больше напоминающая дешёвую капсулу для заморозки чем жильё. Работа в службе доставки еды — топила в буднях бессмысленности, а все вечера — он по традиции — топил в липкой сладости виртуальных миров игр и аниме.

Сегодняшний день, как и все предыдущие, на вкус, казался отвратительным и «повторным». Рей проснулся под противный вой будильника, больше напоминающий похоронный марш его свихнувшихся надежд. Зевнул, почесал свалявшиеся волосы и уставился в потолок, глядя в трещины, что прорезали его унылую белёсую плоскость — словно пронизывающие саркомой — его серое и ничем не примечательное прошлое. Он уже отчаялся и давно махнул рукой, понимая — всё что происходит лишь — ещё больше «нагоняет» на него ту жуткую и пронизывающую — «апатию». Рей ощущал, как с каждым восходом солнца, день словно губка — безжалостно высасывает из него остатки сил, и словно какой-то паразит выпивает с каждой минутой все — надежды и силы, до того как он вылез из-под этого надоедливого и пыльного — одеяла.

На кухонном столе сиротливо пылилась недоеденная вчерашняя лапша быстрого приготовления. Рей взглянул на неё, словно смотрел в лицо — своей «новой» и такой нелепой и — «ненужной» жизни, понимая, что — это лишь — отрывок того пошлого и такого «фальшивого» кошмара, которым его так долго пичкали. Раньше эта дешёвка казалась ему спасением от голода, но теперь она стала символом того как медленно но верно — его жалкая жизнь катилась по наклонной. «Снова — этот гребаный фастфуд, где есть один вкус — разочарования»! — пронеслось в его голове. И он с отвращением, словно давая понять, что от этой «отрыжки — жизни», он уже — почти — ' излечился' — вылил остатки лапши в мусорное ведро.

«Ладно, надо шевелиться» — пробурчал Рей себе под нос, словно пытаясь заставить своё измученное тело — выполнить «команду мозга» от той столь бессмысленной и «тягостной рутины».

Он быстро оделся — потертые джинсы с потёртостями в виде клыков — словно он только что отбился от бешеной собаки, выцветшая футболка с логотипом забытой богом онлайн-игры, и сбитая на «сельской» манер обувь, которая явно — знала — «не мало». Он опустил голову и вышел из квартиры. Коридор, встретил его словно проржавевшая и захламленная — " клетка" полная затхлого воздуха и вонью от проклятой кошачьей мочи. Рей сморщился словно его вновь принесло на это гнилое «дно» и сбежал вниз по лестнице, словно его преследовал отряд бешеных собак, понимая, что его убежище всё больше и больше походит на мрачный и проклятый каземат, чем на место где ему суждено — " жить и «существовать» в «этом мире».

За пределами дома всё было, как всегда: те же, уставшие и мрачные снующие пешеходы, рычание ржавых автобусов, и гомон — уже почти забытого им — мегаполиса, словно он вышел, не в город «сегодняшнего дня» а попал в некий «резервацию» для людей «прошлого». Толпа казалась — такой же — мутной как и всегда. И каждый прохожий казался для него не более чем NPC, в этом больном и безумном «шутере» который раз за разом — давал ему лишь разочарование, на лице. Рей, из общего потока хлама и старого дерьма — выхватил — своего потрепанного мопеда, на котором он катался как на «голубиной почте», что «старше костей мамонтов», и попытался его «завести». Мопед дернулся, и кашляя ответил неимоверной вонью, словно умирая — как тот — старый — динозавр. «Ну что, старый, пока еще "не всё»«? — со сарказмом спросил Рей у этого чуда технической мысли, понимая, что у них — по — ходу — много "общего» — где все ихние потуги выглядят — смешно, глупо и убого и при этом — у них нет — иного выхода — «как двигаться — вперёд». Но, Рей пришел в себя — понимая что этот «мир» — как то — нехотя — принял ихнюю — жалкую — «волю».

Рей, кое как «оседлал» своего старого друга — что так сильно — «вонял и кашлял», и направился к месту своей работы — кафе быстрого питания «У Папика», где, как всем было известно — кормили отвратительно и — очень дёшево, и где все, кто там «вертелся» были на столько же жалки и тупы как и он — сам. По дороге Рей, словно по — расписанию «протирал» свое старое запотевшее забрало, на котором отражалась безысходная реальность его — никчёмной и убогой — жизни.

Но этот мир — больше — не — прятал свою истину за старыми «листами» иллюзий, всё — стало — как-то более, — «жестким и прямолинейным». По пути ему постоянно " маячили" — рекламные — экраны, которые — что-то, беспрерывно «твердили» и где проскальзывали не только — старые рекламные призывы но и тошнотворные и ужасные — «новостные хроники» где были разбросаны «фрагменты реальности» — где показывали репортажи про пропавших. На всех каналах телевидения — «трезвонили» про эти, «чёртовы» 3%. Пропавшие, 3 процента, так их и называли. И это были уже — не слухи а печальная правда где каждую неделю, во всём мире — исчезало около 3% населения — без следа и причины. «Просто» — брали и «стирали» с — лица земли. На фоне всего этого хаоса — на экране — мелькали, те искалеченные и ободранные силуэты, которые в панике трясли головой, дабы скрыть свои страшные «личины» и в то же время — кричали и причитали от " бессильной боли" от тех «мук» которые так отчаянно пытались — скрыть за «глухими воплями». Но это была не вся правда, «телевизионщики» сообщали что — некоторые — «вернулись» — сломленные и безумные. Они как — куклы, ничего не помнили — только шарахались в стороны, у них была порванная одежда и нестерпимая, ледяная «тоска» — в «потухших» от безумия глазах. А где — остальная их часть — пропадала навсегда — их «тупые морды» — в этих репортажах — ни разу не показывали — словно они канули — в некую «зловещую» «бездонную пропасть».

Рей по-привычке не обращал внимания на эти пустые, и бездушные — «шоу», он знал — это всё не для — него, это для других, чьё «истинное прогнившее лицо», он должен " был прикрыть", и тем «обломав» их очередную попытку, развязать новую — бессмысленную «игру». И всё его существо кричало, что все они были, — лишь тупыми кусками мяса, которых «вечно» как марионеток — втягивали — в эту вечную круговерть, а он к их «грязи», — никакого «отношения» больше — иметь — не хотел и «не желал». «Так вас и надо уроды!» — прошипел он, понимая — что его путь всё же — «не такой как у всех» и он «не будет» следовать за чьими то «похотливыми — желаниями», где они пытались его превратить в тупого «исполнителя» — чьих — «бесславных грез».

По дороге он, как и всегда, заехал в магазин за дешёвым кофе. И там была всё та же канитель: очереди и хмурые лица. И среди этих «убогих силуэтов» он снова «уловил» разговор о «тех», и «всё про них», тех — «злополучных» 3%, что так часто — мусолили — и так постоянно, об этом — по телевизору — и радио, где эти новости — летели на головы «слывущих», умами — простых и ничем не примечательных граждан.

«Ну, опять началось. Все ищут — кто „виноват“„, дабы прикрыть "свои грешки“!» — со злостью отметил Рей и про себя хмыкнул. Пропавшие три процента — «они же не просто так», все — понимали это — ну или почти все, и это уже всем, просто так набило — оскомину. Они были — не просто — слухами, — это была — его — «будничная реальность». — Это были его — проклятые и «безысходные будни», которые словно «ядом» впрыскивали в «его мозг» жуткое, и такое «ледяное понимание», что, «его место» — давно — от него, и всего остального — «скрыли» и у него просто не осталось выбора — «как» от всего этого, скорее «сбежать».