Купеческое дело Ирине Григорьевне наскучило довольно быстро — всё-таки она была и оставалась колдуньей. А когда умер горячо любимый муж, так и не подарив ей детей, купила себе игрушку: доходный дом. Ранее его знали, как доходный дом купца Ерёмина, но вскоре вся округа говорила о нём, как о доходном доме Зайцевой.
И никто не догадывался, что Ирина Григорьевна стала его хозяйкой всего лишь для прикрытия. И если кабинет свой она использовала в основном для дел доходного дома, то две потайные комнаты, спрятавшиеся за ним, предназначались для того, что по-настоящему любило её сердце: магии. Причём, в отличие от всех остальных Кропоткиных, Ирина Григорьевна интересовалась и другими видами, а не только родовой. И, как оказалось, кое-чего она совсем не знала. И сейчас еле сдерживалась, чтобы не начать прыгать, как маленькая девочка.
Огонь! Магия огня существует! Ох, как же волнительно!
А Михаил меж тем стал дышать ровнее, испарина сошла с его лица, огненные блики перестали появляться, а вместе с ними пропал и ледяной, по-настоящему морозный ветер. Действие сонного зелья Полины подошло к концу. Ирина Григорьевна поспешила снова зажечь все свечи. Шторы же она не тронула — хоть риск и не был велик, но с улицы всё же кто-нибудь мог увидеть, что здесь творится, несмотря на третий этаж и безлюдный закоулок.
— Михаил Фёдорович, Вы проснулись?
Он открыл глаза и не сразу узнал, где находится и кто над ним навис — сон всё ещё властвовал над ним.
— Ирина Григорьевна, что с Вашими бровями?
— Ах, это! Ерунда! — Она провела по ним рукой, и они стали такими, как прежде. — Ну-ка, Михаил Фёдорович, быстренько расскажите, что Вам снилось, пока не забыли.
Моргнув, он сощурил глаза и сосредоточился на быстро ускользающих воспоминаниях из сна.
— Я помню, что сидел на поляне, меня со всех сторон окружал лес. Он будто давил на меня. А потом… Справа от меня… — Тут он призадумался. — Да, справа. Справа от меня деревья начали гореть, а слева ветер вырывал их с корнем и уносил в небо. А когда вокруг не осталось ни одного дерева, я проснулся. — Михаил сел и спустил ноги на пол. — Долго я спал? Уже полночь?
— Что? Да, полночь. Неважно. Вы мне лучше скажите, Вам когда-нибудь что-то похожее снилось? Я имею в виду огонь и ветер вместе?
— Да. Но нечасто. Я только несколько раз и могу припомнить. Недавно началось.
Ирина Григорьевна сжала кулачки, чтобы руки её не так сильно дрожали. Хотелось кружиться, плясать, но не стоило пугать человека, который и так находился в замешательстве.
— Чудесно! Это же просто великолепно!
— Что чудесно? Что великолепно?
— А то, мой дорогой Михаил Фёдорович, что две стихии борются за Вас! Удивительно, не правда ли? И ладно бы речь шла о, скажем, земле и воде, или земле и воздухе, или… ох, что я там ещё не назвала?
— Воздух и вода?
— Именно! Нет, Михаил Фёдорович, за Вас борются воздух и огонь! Огонь. Михаил Фёдорович! Вы понимаете? Огонь! И, если я права, а я думаю, что я права, то силы эти равнозначны! Они не дают друг другу развиться!
— Быть того не может… — произнёс Михаил, хоть и сам уже ни в чём не был уверен.
— Но Вы же сами подумайте! Вы говорили, что пламя на Вашей коже гасил ветер, но оно всё равно возвращалось! Разве не очевидно? Они борются за Вас! И да, я считаю, что они равнозначны!
О том, что она своими глазами это наблюдала всего несколькими минутами ранее, Ирина Григорьевна решила не упоминать.
— Погодите-ка… — нахмурился Михаил. — Вы сказали, что силы равнозначны, поэтому ни одна из них не может как следует развиться. А как же императорская семья?
— На то она и императорская, — пожала плечами колдунья. — Тут я могу только предполагать. Разве стали бы они делиться тайной своей силы? Вот, и я о том же. Но лично я думаю, что дело в том, что у них три стихии, даже если они и борются между собой, то не один на один, как в Вашем случае, Михаил Фёдорович. В Вас же их две. Одна родовая, а вторая… Ох, я бы столько отдала, чтобы узнать, почему в Вас есть огонь!
— Я бы тоже, Ирина Григорьевна, я бы тоже…
— Ничего, может, когда-нибудь и докопаемся. Главное, у нас есть с чего начать.
— Что-то взгляд меня Ваш немного смущает.
— А что с ним? — Колдунья попыталась напустить на себя невинный вид.
— Да кажется мне, что Вы меня, как лягушку, резать будете. Читал я о таком.
— Глупости Вы читали, — отмахнулась она, не признаваясь в том, что он в какой-то мере прав. — Так, ладно, дайте-ка подумать. — Колдунья принялась ходить взад-вперёд по кабинету. — Значит, огонь проявил себя здесь, у меня?
— Да.
— После боёв на Хитровке? — Она не стала упоминать о том, что именно там случилось.
— Да, именно так.
— Хорошо… Значит, с ветром у Вас с детства не задалось… Это я помню, Вы говорили. И, как я понимаю, другие виды магии в Вас не уничтожили?
— Нет, не было необходимости. Их у меня нет.
— Угу… Хорошо… Это очень хорошо…
Она ещё какое-то время продолжала ходить туда-сюда, но при этом больше ничего не произносила. Михаил тоже молчал, стараясь осмыслить и то, что с ним происходило, и то, что сказала Ирина Григорьевна. В любом случае у неё и опыта, и знаний намного больше, чем у него. И всё равно вся эта история с магией огня до сих пор звучала для него как сказка. Но разве сказки так уж плохи?
Он и хотел бы выдать что-нибудь умное, показать, что и он что-то может. Но как, если всё, что он знал, ограничивалось тем, что удалось выяснить в Большом доме, да и то в основном самостоятельно?
— Так, Михаил Фёдорович, — колдунья наконец остановилась, — скажите, Вы знаете, как уничтожают магию, чтобы осталась только одна?
— В общих чертах, — пожал плечами он. — И только то, что делают у нас… У Вяземских, я хотел сказать. Не уверен, что так везде.
— А это любопытно! — подхватила Ирина Григорьевна. — Расскажете? Думаю, что всё одинаково, но я всё-таки хотела бы сравнить.
— Честно говоря, я мало об этом знаю, — признался он.
Но рассказал Ирине Григорьевне, разумеется, всё, что слышал и о чём только догадывался. У детей Вяземских уничтожали воду и землю, как только в них проявлялся воздух. Как именно это делали, Михаил не представлял. У Родиона способности обнаружились очень рано, его тут же и лишили других видов магии. Конечно же, никто не спрашивал, нужно ли это ему. Он же Вяземский — какие могут быть вопросы и желания?
— Так что, Ирина Григорьевна, по сути, я Вам ничего полезного и не рассказал.
Она села за стол и указала на стул напротив, куда и перебрался Михаил.
— Да нет, Михаил Фёдорович, Вы как раз подтвердили мои догадки. У Кропоткиных всё то же самое. Да и у Юсуповых. Иначе никак. Знаете ли Вы, почему в наших родах так много очень сильных колдунов? — Она сделала паузу и выжидающе уставилась на гостя, но не дала ему ответить. — А потому, дорогой Михаил Фёдорович, что слабые уничтожение магии не переживают. Думаете, как три наши рода стали сильнейшими? Да потому, что детей своих не щадили. Чем раньше уничтожишь магию, тем больше вероятность выжить. Взрослые же… О таком я даже не слыхала. Боюсь, что ничего хорошего. Другие роды так не рискуют, колдуны у них рождаются не настолько часто, чтобы ими жертвовать.
Михаил всегда принимал как данность, что три магических рода верховодят над остальными колдунами. Так было, есть и будет. И никогда не задавался вопросами, почему именно так. А ведь если подумать, то всё становилось более-менее ясно. Три рода выделились ещё при Рюрике, чем очень и не без оснований гордились. Именно тогда, видимо, отбор сильных и начался. Как между собой они поделили магию, история умалчивала, но так уж сложилось, что Вяземские — воздух, Кропоткины — земля, а Юсуповы — вода. А все остальные — смесь трёх магий в разном соотношении. Ни одну из них не удавалось достаточно развить, чтобы превзойти три главных рода.
Единственным исключением стала царская семья, где три вида магии распределились равномерно. Как удавалось поддерживать это равенство через поколения, для всех, кто не был вхож в семью, оставалось загадкой.
