— Так все говорят здесь, — ответила она, её голос дрожал, — Но Миленка перед своей смертью сказала мне нечто более жуткое. Словно в мужа первой жертвы кто-то вселился.

Я замерла, не веря своим ушам. Моя собеседница продолжала, её глаза расширялись от страха, как у человека, который только что узнал о невообразимой угрозе.

— Сестра утверждала, что муж первой женщины стал как будто другим человеком, когда они с женой в последний раз сюда приехали, — продолжила Марина, её голос теперь был тихим, как тень под покровом ночи. — Его лицо искажалось, а глаза… они стали пустыми, как глубокие колодцы, из которых не видно дна. Говорят, что он даже начал говорить странным голосом, как будто кто-то говорил через него.

Слушая весь рассказ, мне становилось плохо. Я никогда в жизни не верила ни в судьбу, ни в суеверия. Все это казалось таким бредом, не имеющим отношения к реальности.

Но это было до того, как я увидела отражения в зеркалах, призрака и начала слышать голоса.

Моё сознание окончательно поглотила жуткая ясность: я третья.

Мне суждено умереть здесь, в этом особняке, от рук мужчины.

Понимание этого было как ледяной нож, вонзающийся в самую душу. Больше не было ничего, кроме ужаса и неизбежности, и я знала, что всё, что мне осталось, это ждать своей участи в этом запутанном лабиринте времени и тьмы.

Владислав.

Те, кто не помнят свою историю, обречены повторять ее, но те, кто отказываются забывать прошлое, обречены вновь переживать его.

— Владислав Дмитриевич, добрый вечер! — Георгий, мой водитель, приветствовал меня, как только я уселся в роскошный Rolls-Royce. В его голосе я уловил нотки уважения и искренней привязанности, а в глазах — интерес, который я всегда ценил. — Как прошёл ваш полёт?

— Всё нормально, — ответил я, кивнув в его сторону.

Мне было приятно видеть этого человека, который годился мне в отцы.

Георгий был для меня не просто водителем. Его верность и опыт были ценными не только в работе, но и в жизни, как и для моего покойного отца. Я всегда знал, что могу на него рассчитывать, и это знание придавало мне понимание.

Воспоминания о том времени, когда мой отец был ещё жив, всё ещё остались со мной. Георгий был рядом, поддерживал его в трудные моменты, когда тираническая власть моего отца требовала лояльности. В такие моменты надёжность Георгия становилась критически важной, и я был бесконечно благодарен ему за это.

Когда мой отец решил сделать маме особенный подарок на их юбилей, он выбрал особняк в Италии. Марина, жена Георгия, помогла выбрать именно тот дом, в котором сейчас проживает принцесса.

Моя бабушка, итальянка по происхождению, переехала в Россию после замужества. Она продала всю свою недвижимость, чтобы быть рядом с моим дедом. Несмотря на это, отец всегда тянулся к своей родине.

И когда он и Георгий отправились в очередную поездку в Италию, они увидели Марину. Встреча Гоши и Марины можно было бы назвать случайной, если бы не тот вихрь эмоций и страсти, который она породила. Вскоре друг отца влюбился в Марину.

И всего через месяц их любовь переросла в брак, и Марина переехала в Россию. Теперь, спустя годы, они стали не просто частью моей жизни, а её важной опорой, связывающей прошлое с настоящим.

— Как братья? — Георгий, проезжая по запутанным улочкам старого итальянского города.

Вечерний сумрак окутывал улицы, погружая их в мрак, в который не проникали даже огоньки уличных фонарей.

— Марк работает, Тимур учится и также работает, Матвей участвует в соревнованиях, — отозвался я, расстегивая верхние пуговицы на рубашке, чувствуя, как тепло, которое оставалось в теле, начинает выдуваться наружу.

— А как жена Марка, Алина? — спросил Георгий, не отвлекаясь от дороги, усеянной тенями и подмороженными улицами.

— Идет четко по моему плану, — ответил я, усмехаясь, вспоминая лицо Лины.

— Влад, Инга была бы против, — произнес он, едва слышно, — Она не любила, когда твой отец манипулировал людьми.

Я улыбнулся, глядя в черные окна старинных домов, отражающих мрак.

— Верно, а еще она чуть не убила всех нас, Георгий, — сказал я, процедив сквозь зубы, — Ублюдок разрушил всю нашу жизнь. Не только моих родителей. Его дети отплатят, хотят они этого или нет.

Георгий тяжело вздохнул.

В его дыхании слышалась тень страха и отвращения.

Он не хотел, чтобы я похищал Принцессу, и я помнил, как мы знатно орали друг на друга по телефону в тот день. Но он знал, что я все равно сделаю то, что запланировал. Однако его слова были не просто пустым звуком.

Друг отца взял слово с меня, чтобы я не причинил Изабель физическую боль.

Я понимал, что за этой просьбой скрывается не просто забота, а страх. Страх того, что за каждое действие придется платить, и расплата может быть непредсказуемой.

В вечернем тумане, среди обветшалых зданий, я чувствовал, что мрак не только окутывает улицы, но и проникает в самую суть моих планов. От этого становилось легче, и я знал, что смогу скрыть свои намерения.

Георгий, миновав бедный район с его облезлыми зданиями и затопленным мусором, уже подъезжал к моей вилле, которую я получил в наследство от своего отца.

Это место сохраняло в себе призраки прошлого, оставившие глубокие шрамы в моем сознании.

После того как Николай Стефенс, это олицетворенние ублюдка, похитил и изнасиловал мою мать, он не остановился на этом. Словно стремясь окончательно разрушить нашу жизнь, он натравил все правоохранительные органы на бизнес моего отца. Вскоре после этого мы стали банкротами. Наши активы, некогда впечатляющие, как и репутация семьи, были уничтожены. Крах был полным, и ничто не осталось от того, что когда-то было велико.

Однако, перед своим падением, отец успел переписать виллу на свою мать, так что хотя бы этот кусок земли остался в нашем владении.

Когда ворота, тяжело скрипнув, открылись, перед нами предстала картина, которая, несмотря на мрак, сохранила в себе загадочное очарование. Мы въехали на широкую, слегка выцветшую от времени аллею, вымощенную кирпичом, по бокам которой росли величественные кипарисы, их стройные силуэты тянулись к небу, словно застывшие в бесконечном поклонении.

Двор виллы был как произведение искусства, забытое временем, но сохранившее своё величие.

Огромная центральная лужайка была замощена мраморными плитами, частично покрытыми мхом и лишайниками, но все ещё сохранившими светлый оттенок. В центре лужайки стоял фонтан с изысканными барельефами, на которых были изображены древнегреческие божества. Вода, когда-то журчавшая из статуи Нептуна, теперь падала в бассейн тонкой струёй, словно подчеркивая неминуемую утрату былой роскоши.

Около фонтана раскинулись заброшенные цветочные клумбы, которые некогда радовали глаз буйством цветов, а теперь, устав от времени, лишь напоминали о том, что когда-то здесь был оазис жизни и красоты. Дикие травы и папоротники стремились вырваться на свободу, как будто с каждым новым ростком пытаясь скрыть следы разорённого великолепия.

С левой стороны двора находился старинный розарий, и его заросшие кусты роз имели непривычный, но всё же очаровательный вид. Цветы, несомненно, пережили множество сезонов, и их затёртые лепестки создавали сюжеты мрачного, но не менее завораживающего романтизма. Пряные ароматы, что ещё до недавнего времени наполняли воздух, исчезли, но воспоминание о них всё ещё витало в воздухе, заставляя вспомнить времена, когда двор был полон жизни.

Края двора были огорожены стеной из древнего камня, где пробивались плющи, стремящиеся охватить её полностью. Стена словно охраняла тайны прошлого, пряча за своими неприступными краями уцелевшие фрагменты былого величия.

Всё это было окутано вечерним туманом, который скрывал детали и создавал ощущение мистического спокойствия. Каждый элемент двора, хотя и свидетельствовал о времени разорения, всё же сохранял в себе глубокую ауру недавнего величия, которую только усиливали вечерние сумерки.