Я позволила себе легкую улыбку, стараясь не выдать, что его слова меня задели.

— Может быть, — сказала я, медленно обдумывая каждое слово. — Но знаешь, даже если детали не подходят, это не значит, что я брошу дело на полпути. А вот ты, кажется, слишком увлекся разбрасыванием частей, чтобы не заметить, что кто-то другой может уже собирать картину за тебя.

— Кто сказал, что картина должна быть собрана? Иногда хаос — это тоже искусство. Ты ведь знаешь, что иногда нужно разрушить старое, чтобы создать нечто новое, более совершенное.

Я взглянула на него, не скрывая вызова в глазах.

— Ты действительно веришь в это? Или это просто отговорка, чтобы скрыть тот факт, что у тебя нет плана? Ты ведь боишься, что однажды твоя великая игра выйдет из-под контроля, и ты окажешься тем, кого выбрасывают за ненадобностью, как одну из тех неудачных деталей.

Он не отреагировал на провокацию, лишь улыбнулся, как будто нашёл новый, более интересный способ вести эту игру.

— Возможно, — произнёс он с неожиданной лёгкостью. — Но, знаешь, я всегда знал, как использовать такие детали. Вопрос только в том, станешь ли ты частью этого процесса или же останешься тем самым неудачным элементом, который просто мешает.

— Посмотрим, кто кому помешает, — ответила я, чувствуя, как напряжение в воздухе усиливается. — Ты ведь знаешь, что те, кто играют в такие игры, часто забывают одну простую истину: иногда победитель — это не тот, кто первый делает ход, а тот, кто знает, когда нужно остановиться.

Влад посмотрел на меня, его лицо стало серьёзным.

— И ты думаешь, что сможешь меня остановить?

Я выдержала его взгляд, не дрогнув.

— Я не думаю, Влад. Я знаю.

Изабелла.

Проверь мои силы.

Прошло две недели с момента последнего разговора с Владом, и каждый день без его холодного присутствия казался мне одновременно облегчением и пыткой. Он исчез, словно растворился в тени, оставив меня в этом роскошном, но пустом заточении. Я бродила по саду, чувствовала на себе взгляд невидимого врага, но вокруг была лишь тишина, порой оглушающая.

Иногда мне казалось, что я попала в прошлое, где дамы в длинных платьях томятся в ожидании своих господ. Но я была одна — без права на спасение или надежду на свободу.

Когда я уже почти убедила себя, что видения и глюки — лишь плод моего отчаяния, в тишине, где слышался только шелест листьев, вдруг раздался тихий, почти шепчущий женский голос.

Он возник ниоткуда и обвил меня, как змей, шипя прямо в ухо:

— Ты думаешь, что одна? Я всегда рядом.

Сердце сжалось, а по коже побежали ледяные мурашки.

Я резко обернулась, но сад был пуст, воздух неподвижен. Моя голова закружилась, но что-то внутри кричало, что я не сошла с ума, что за каждым углом прячется нечто большее, чем просто игра моего воображения.

И тогда я услышала его снова, в этот раз ещё ближе:

— Я не оставлю тебя, никогда…

И с этими словами, сад начал сжиматься вокруг меня, как будто само пространство было частью его безумной игры, а я — лишь марионетка, беспомощно застрявшая в этом кошмаре.

Присев на корточки, я закрыла глаза и попыталась совладать с ситуацией. Мой разум метался между паникой и отчаянием, как птица, запутавшаяся в паутине.

Я заставила себя вспомнить лица близких: Яна с его светлой улыбкой, папу с его мудрыми глазами, маму с её ласковым голосом, даже Мелиссу. Воспоминания, словно лучи солнца, начали прогревать моё замерзшее сердце, и мне стало чуть легче.

Но голос — этот зловещий шёпот — не умолкал. Он не был частью воспоминаний. Он был здесь, рядом, и его слова, обволакивающие сознание, проникали в меня, как яд, наполняя каждую клетку страхом.

Я зажмурилась сильнее, пытаясь отогнать наваждение, отгородиться от его присутствия.

Когда я наконец решилась открыть глаза, передо мной возникли два лица: взволнованное лицо Дениса и обеспокоенная горничная Марина. Она что-то говорила, её голос дрожал от страха и нервозности.

— Денис Васильевич, я проходила мимо и увидела, что Изабелла Николаевна лежит здесь без сознания, — её слова доходили до меня, как через плотную пелену, и эхом разносились в голове.

— Изабелла Николаевна, можете встать? — Денис протянул руку, его лицо было серьёзным, но в глазах мелькнуло что-то, что я не смогла сразу распознать.

Я медленно подняла руку, ухватилась за его ладонь и начала приподниматься. Но даже когда я встала, мир вокруг оставался тёмным, словно окутанным невидимой завесой. Всё казалось странно искажённым, как в плохом сне, где ты пытаешься проснуться, но кошмар не отпускает.

— Прошу, не так быстро, — моя просьба сорвалась с губ, и Денис, почувствовав мою слабость, поддержал меня осторожнее, помогая встать на ноги.

И вот тогда, когда я, казалось, наконец обрела опору, что-то изменилось. Воздух вокруг меня сгустился, стал вязким и тяжёлым. Темнота сдавила грудь, как будто что-то невидимое сжало её своими ледяными пальцами.

И я осознала: этот шёпот, который я слышала, не был иллюзией. Он был здесь, в самой глубине темноты, и его источник был ближе, чем я могла себе представить.

Мир закачался, и я снова увидела перед собой лица Дениса и Марины, но теперь они были как будто отдалены. Пространство вокруг них становилось размытым, словно что-то, невидимое для них, начинало окружать меня.

— Изабелла Николаевна, вы слышите меня? — голос Дениса становился всё более глухим, как будто его отодвигали прочь.

Фигура той женщины медленно выплывала из тёмного пространства, словно ожившая тень. В этот раз она была не просто потерянной — от неё исходила угроза, зловещая, почти осязаемая.

Её ослепительно-синие глаза сверкали, как лёд, а их глубина отражала невыразимую злобу, как будто в них таилась вся горечь и ненависть этого мира. Белое платье женщины было испачкано алыми пятнами, как будто она только что вышла из кровавого кошмара. Длинные, запутанные иссиня-чёрные волосы падали на её бледное лицо, делая её образ ещё более жутким.

— Ты слышишь и видишь меня, дорогая Изабелла, — произнесла она, её голос был тихим, но наполненным ледяным холодом, от которого кровь стыла в жилах. — Не повторяй моих ошибок.

Я сжалась, как от удара. Эти слова, произнесённые призраком, прошлись по моей душе, как когтистые пальцы, вырывающие страх наружу. Её предостережение, звучащее как приговор, эхом отозвалось в моём сознании, порождая в голове туман из образов и тревог.

В тот момент реальность и кошмар слились воедино. Я стояла, обхваченная холодом, но тёплые руки Дениса всё ещё держали меня, как якорь, не давая мне окончательно утонуть в безумии.

— Изабелла Николаевна, вы как? — его голос прорезал пространство, как вспышка света в темноте, возвращая меня обратно.

Я попыталась прийти в себя, но не могла отвести взгляда от женщины-призрака. Она всё ещё стояла передо мной, её фигура начинала растворяться в воздухе, как дым. Но её глаза, эти яркие, леденящие душу глаза, всё ещё сверлили меня, и в них, как в зеркале, я видела свои самые глубокие страхи.

— Я в порядке, — прошептала я, пытаясь отогнать наваждение, хотя сердце стучало так громко, что казалось, вот-вот вырвется наружу.

Я подняла взгляд на Дениса, и в его глазах увидела отражение своей собственной тревоги.

— Что с вами произошло? — встревожено спросила Марина, её глаза метались, словно она искала ответы на вопросы, которые не могла озвучить.

— Я не помню, — прошептала я, чувствуя, как слабость накатывает новой волной, превращая мои слова в едва слышный шёпот. Голова кружилась, и всё, что было секунду назад, казалось далёким и расплывчатым, как сон на грани пробуждения.

— Вы лежали без сознания на траве. Как хорошо, что я увидела вас и позвала на помощь Дениса Васильевича, — быстро проговорила Марина, её голос дрожал, выдавая скрытую панику. Она не отрывала от меня взгляда, будто боялась, что я снова упаду.