Денис шагнул ближе, его лицо было напряжённым, взгляд острым, как лезвие ножа. Он, казалось, сканировал меня, пытаясь найти что-то, чего я сама не могла увидеть.

— Может, вам вызвать врача? — предложил он, не спуская с меня глаз, словно ожидая, что я вот-вот потеряю сознание вновь.

— Нет, не нужно, — отрицательно качнула я головой, стараясь не встречаться с ним взглядом. — Видимо, получила солнечный удар. Ничего серьёзного.

Но мои слова прозвучали неубедительно даже для меня самой. В груди колотилось сердце, и в глубине души нарастал неясный страх. Я отступила на шаг, стараясь освободиться от тяжёлого взгляда Дениса, но он лишь приблизился, его движения были одновременно спокойными и решительными.

— Я отведу вас в вашу спальню, — сказал он, голос был ровным, но в нём чувствовалась скрытая настороженность. Его глаза, тёмные и проницательные, изучали каждую черту моего лица, словно пытаясь разгадать тайну, которую я сама не понимала.

Я хотела отказаться, уверить его, что смогу сама дойти до комнаты, но не смогла найти в себе сил. В голове звенел тот же шёпот, который я слышала перед тем, как потерять сознание, и я не могла избавиться от ощущения, что кто-то, или что-то, следит за мной.

Денис шагнул вперёд и мягко, но настойчиво взял меня за руку. Его прикосновение было тёплым, но я почувствовала холод, который пробежал по позвоночнику. Мы начали медленно двигаться к дому, и с каждым шагом мне казалось, что мрак сгущается, становясь всё более осязаемым.

Когда мы подошли к лестнице, я почувствовала, как холод стал сильнее, словно невидимое присутствие сопровождало нас. Я подняла глаза на Дениса, и в его взгляде мелькнуло что-то, что заставило меня остановиться.

Было ли это понимание?

Страх?

Или он тоже что-то чувствовал?

— С вами ничего не произойдет, — сказал он тихо, но его голос не прозвучал убедительно. Мы продолжили путь, и я знала, что в этом доме, за закрытыми дверями моей спальни, меня ждёт нечто, что не даст мне покоя.

Когда мы наконец дошли до комнаты, я ощутила, как мрак отступил, но ненадолго. Денис, не отпуская моей руки, помог мне сесть на кровать, его глаза снова изучали моё лицо, словно он пытался найти следы того, что произошло.

— Если что-то будет не так, сразу зовите, — сказал он, прежде чем медленно выйти из комнаты, оставив меня одну.

Я легла на кровать, словно под тяжестью невидимого груза, который тянул меня вниз. Закрыла глаза, пытаясь поддаться убаюкивающему туману сна.

Но перед внутренним взором снова возникла её тень — девушка-привидение, её лицо в мраке.

— Не повторять её ошибок? — мысли терзали, как острые иглы.

Что она хочет от меня?

Почему её слова, как хороводы теней, всё ещё кружатся в моём разуме?

— Боже, почему так много вопросов, и так всегда мало ответов? — я попыталась подавить страх и беспокойство, решив отложить разгадывание этого мистического послания на потом.

Уже засыпая, я услышала лёгкое шёпотание:

— Изабелла Николаевна, можно к вам?

Это была Марина, её голос мягкий и успокаивающий, как вечерний ветерок.

Влад передал свою любимую служанку мне, и теперь она стала для меня больше, чем просто помощницей.

В свои шестидесят лет Марина была невероятно добра, она заполнила пустоту, оставленную отсутствием бабушки, и её тепло было тем, чего мне так не хватало.

Мой отец был погружён в юридические дела, его внимание всегда было направлено на судебные заседания, и хотя он любил меня, его забота не заменяла отцовской любви, которую я так мечтала получить.

Маму я почти не помню, но в детских воспоминаниях она была самой заботливой, самой лучшей.

— Да, конечно, — пробормотала я, просыпаясь.

Марина вошла в комнату, несущая поднос с моим любимым ужином: салат Цезарь, стейк рибай и пирожное "Наполеон".

Женщина сама готовила эту еду для меня, и даже недавно показывала мне, как всё это приготовить. Я боялась поправиться и думалп, что эта пища слишком жирная, чтобы быть правильной. Но теперь эти страхи казались далёкими, как мрак за горизонтом.

Салат был прост в приготовлении, смешать и готово. Стейк и пирожное требовали больше усилий, но результат стоил того.

Я взглянула на поднос, и было ясно, что этот вечер стал особенным.

— Изабелла Николаевна, присаживайтесь и поешьте, пожалуйста, — нервно помахала Марина, её голос трепетал от беспокойства. — Как вы себя чувствуете?

— Всё нормально, — кивнула я, наблюдая за её тревожным взглядом.

Марина, как всегда, сделала своё дело с заботой, поставив поднос на кровать. Я откусила кусочек стейка, и вкус был невероятным — сочный, насыщенный, он вызывал бурю удовольствия.

— Боже, как это вкусно, — вымолвила я, наслаждаясь каждым кусочком.

Марина сделала паузу, её глаза наполнились тревогой.

— Вы меня перепугали, Изабелла Николаевна. Не зря говорят, что это место проклято.

В комнате все затихло, только старый часовой механизм на стене напоминал о том, что время продолжает идти. Я сидела на краю кровати, глаза расширены от удивления, словно ждала от Марины еще одно откровение.

— Что-оо-о? — вырвалось у меня, когда слова Марины наконец дошли до моего сознания.

Марина, которая села напротив, опустила взгляд и начала рассказывать, как будто разгадывала какую-то древнюю загадку:

— Моя сестра здесь работала всю свою жизнь. Когда хозяева приезжали сюда отдыхать, она убиралась, а когда уезжали, следила за состоянием особняка.

Я напрягла все свои чувства, не замечая, как еда на столе остывает. Внимание было сосредоточено только на ее рассказе.

— Вы, кушайте, Изабелла Николаевна, остынет же, — причитала горничная, а я кивнула, чтобы не терять нить разговора, — Вы и так очень худенькая, видно аж кости ваши.

Я поднесла ложку с помидором ко рту и продолжала жевать, хотя ощущение странной тревоги наполняло меня.

— А дальше? — спросила я, словно это могло развеять туман страха, что окутал меня.

— Ах, да, точно, Миленка, — женщина неожиданно улыбнулась, но ее взгляд был устремлен в потолок, как будто она искала там что-то, что подскажет ей, как продолжить. — Так звали мою старшую сестру. Она рассказывала мне, что здесь, тридцать лет назад, муж убил свою жену и ее любовника. Пятнадцать лет назад, другой муж также убил свою жену, а потом и себя. Каждая из этих женщин имела видения, Миленка писала мне об этом в своих письмах. Но в нашей деревне все считали, что эти женщины были сумасшедшими.

Марина замолчала, и в комнате снова воцарилась тишина, которую прерывал лишь теплый весенний ветер. Я смотрела на неё, напряжённо ожидая продолжения.

— Но самое удивительное, — продолжила она, её голос почти сорвался на шёпот, — Все эти женщины видели одно и то же: тёмный силуэт, стоящий под деревом в глубине сада. Сначала он выглядел просто как тень, но с каждым новым видением его черты становились всё более выраженными. Однажды Миленка сообщила мне, что нашла дневник первой женщины. В нём говорилось, что каждый раз, когда та входила в это зловещее место, всё менялось до неузнаваемости. Сначала её дом наполнялся глухим и давящим мраком, а каждый предмет вокруг словно начинал шептать отголосками её самых скрытых страхов. Всё становилось чужим и зловещим: образы на стенах и полах искажались, а тени принимали ужасающие формы. И что самое странное, её собственное отражение в зеркале начинало исказаться, показывая всё более изуродованные черты, словно оно было ожившим воплощением её ночных кошмаров. Женщина писала, что этот мрак не просто поглощал её, но и искал что-то — что-то, что она должна была отдать или стать частью чего-то более тёмного и жуткого. В конце концов, она упомянула, что перед тем, как уйти, ей удалось увидеть нечто ужасающее — силуэт под деревом начал двигаться, медленно приближаясь к ней, и, кажется, она увидела в его глазах отблеск собственного ужаса.

— Но первую женщину убил же её муж? Из-за её неверности? — спросила я, не обращая внимания на то, как мурашки бегут по мне, словно противные маленькие паучки.