— Давайте втроем организуем трест. Хорошо? Я буду произносить речи, а вы в это время опустошайте карманы. Прибыль на троих. Согласны? Только без шума.

— Лямза, ты согласен? — спрашивает Сенька.

— Почему же мне не согласиться, если кишки мои ничего не имеют против? — говорю. — Я согласен.

И мы приступаем к «работе». Аркашка болтает. Мы с Сенькой очищаем карманы. У меня дело идет туго, куда ни повернусь, везде кричат:

— Куда лезешь? Видишь, люди стоят! (Они, вероятно, думают, что меня очень интересуют сумасшедшие речи Аркашки.)

Я запустил руку в чей-то карман и вдруг почувствовал: меня кто-то так хватил по спине, что искры из глаз посыпались.

— Ага, вот ты чем занимаешься!

И меня тащат в район. Тут вмешивается Сенька:

— Какое вы имеете право бить?

Но милиционеры схватили его за шиворот.

— Так ты его защищаешь? Ну-ка, идем тоже в район, там разберут.

— А я не хочу! — Сенька не двигается с места.

Милиционер не обращает никакого внимания на его нежелание и дает свисток. Подъезжает извозчик, и нас хотят усадить. Но не так легко им это удается, да!

Сенька рванул на себе рубаху и заорал:

— Убейте меня на месте, но в район я не поеду.

Только милиционера не испугаешь. Они привыкли к этим фокусам. Нас усаживают, вернее укладывают, в пролетку. Милиционеры становятся по обеим сторонам, чтобы мы, упаси бог, не выпали.

В районе милиционерам сказали:

— Вы свободны.

А нам сказали другое:

— Хватит! Мы вас отучим лазить по чужим карманам.

С нами долго не возились, в тот же вечер отвезли в тюрьму, там посадили в камеру и сказали:

— Адью! Не скучайте!

Вместе с нами в камере сидел один парнишка, по имени Мурдик. Он еще ничего не успел сделать и уже засыпался. На нем были новые штаны. Мы с Сенькой сели разыгрывать их в буру[3]. Мы разыгрывали штаны Мурдика, а тот и не подозревал об этом. Он сидел в стороне от нас, в углу камеры, и о чем-то думал.

О чем он думал? Может быть, о жареной утке, а может быть, об умершей бабушке?

Штаны выиграл Сенька, он подошел к Мурдику и сказал:

— Мурдик, снимай свои новые штаны, одевай мои рваные.

Мурдик вытаращил глаза.

— Снимай свои штаны, — повторил Сенька, — и одевай мои, так здесь водится.

Мурдик переоделся.

Когда сидишь в тюрьме, прежде всего бросаются в глаза стены. Смотришь на них, пока тебе не станет тошно. Надоест смотреть на стены, смотришь на потолок. Когда приестся и потолок, начинаешь смотреть на пол.

А когда уже все опротивеет — закрываешь глаза, чтобы ничего не видеть. Откроешь глаза — и снова стены смотрят на тебя. И потолок смотрит на тебя. И пол тоже. Сверху потолок, снизу пол. Что им надо? Злоба душит тебя, и ты не знаешь, куда деваться…

Вот какова тюрьма!

Пробуешь иногда затянуть песенку, но глухие стены камеры проглатывают твои слова, не выпускают их. Один паренек, который работает здесь в тюрьме, сказал, что нас хотят вывести в люди.

— Карманщиков постарше вылечить трудно, — говорит он, — горбатого могила исправит. Вас же еще можно отучить от воровства.

— Ребята, — говорит он, — хотите научиться какому-нибудь ремеслу? Мы вам можем уменьшить наказание и перевести вас в рабочую колонию.

Сеньке это понравилось.

— Уж лучше, — говорит он, — научиться ремеслу, чем сидеть в тюрьме и смотреть сквозь решетку на волю…

Мы выбрали столярное ремесло. В первый день мы пилили доски. Я пилил и весь обливался потом. Сенька меня ободрял:

— Пили, пили, Лямза, по крайней мере сам себе гроб сумеешь сколотить, а то кто для тебя его сделает?

Неделю подряд мы пилили доски, потом нам дали другую работу — строгать их. Мы строгали и смеялись.

Сенька спросил:

— Вот это и есть ремесло?

— Погоди, паренек, не спеши, — сказал мастер. — Больно прыток!

Он называет это прытью.

Однажды мастер сказал:

— Вот вам модель, сделайте эту вещь, покажите ваше уменье на деле.

Уж мы ему постараемся показать, что это для нас — раз плюнуть. Мастер заложил карандаш за ухо, сдвинул очки на лоб и стал рассматривать нашу работу.

— Ей-ей, недурно.

Блатные постарше издеваются над нами:

— Только таких дураков, как вы, можно так легко околпачить. А вы поддаетесь…

Еще несколько дней, и нас освободят. Мы снова — вольные орлы! Еще несколько дней и — прощай тюрьма!

Горобец говорит:

— Лямза, как только нас выпустят, мы сразу махнем на вокзал.

Однако из тюрьмы нас перевели в рабочую колонию.

Спустя несколько дней заведующий сказал нам:

— Ребята, если наша колония пришлась вам не по вкусу, если вы собираетесь отсюда удирать, то долго не раздумывайте. Все двери открыты. Если же вы решили остаться, то… держитесь!

Что значит «держитесь»?

Я спрашиваю:

— Скажите, приют у вас здесь, что ли?

— О приюте забудь, — отвечает зав. — Это рабочая колония. Тут все такие же маленькие карманщики, как и вы. Но они хотят научиться честно работать. Понятно?

— Понятно, — сказал Сенька и ухмыльнулся.

— Ну, ты смотри у меня, без смешков, — рассердился заведующий, — у нас эти штучки брось!

Он взял Сеньку за подбородок и поглядел в его зеленоватые глаза.

— К нам приходят, чтобы научиться честно жить и работать. Раскусил? И наши ребята не позволят тебе здесь фокусничать.

«Наши ребята!..» Подумаешь!

Сенька сказал:

— Послушайте, бросьте гусей пугать!

— У нас коллектив, — ответил зав. — Семья. И вносить в эту семью разлад никто вам не позволит. Запомните это.

Сенька разозлился.

— Не морочьте нам голову вашим коллективом!

— Если вам не нравится… — начал зав, но я перебил его:

— Скажите, пожалуйста, что здесь: монастырь или приют?

— Ни то, ни другое.

— Что же?

— Я вам уже сказал.

— Лямза, — сказал Сенька, — пусть он тут сидит со своими воспитанниками, а мы себе пойдем.

— Горобец, — говорю я, — уйти мы всегда успеем. Давай-ка поживем здесь немного. Понравится нам — хорошо, не понравится — еще лучше.

Ну, и натерпелись мы тут! Что бы ты ни сделал — все не так! На все проси разрешения. И у кого? У своих же ребят — вот что самое обидное! Полагалось бы распоряжаться одному заведующему, а тут командует каждый, каждый сует свой нос:

— Этого у нас нельзя, братишка!

Однажды Сеньке захотелось яблок. Он подходит к дереву, срывает яблоко и хочет сунуть его в рот. Но не тут-то было! Подбегает к нему паренек:

— Положь!

— Отцепись лучше по-хорошему, — отвечает Сенька.

— Я командир сада, и ты должен мне подчиниться. Понял?

— Посмотри, Лямза, на этого командира…

И Сенька, не долго думая, ударил командира в зубы.

С Сенькой не стали церемониться, посадили его в карцер. Сенька скрежетал зубами, колотил в двери, но все только смеялись над ним.

— Ничего, Горобец, хоть бейся головою о стенку, ничто тебе не поможет!

Они смеялись, так как знали, что здесь их власть. Здесь хозяин — коллектив, и его приказ надо выполнять.

Прикажет тебе коллектив вычистить мусорную яму — чистишь.

Прикажет в город съездить за дровами — едешь.

Прикажет мыть полы в спальне — моешь.

Прикажет чинить стулья в столовой — чинишь.

Прикажет: садись и учись арифметике — садишься и учишься.

Тут надо делать то, что хотят все ребята. И это не плохо. Так мне кажется. Да!

Когда Сеньку выпустили из кутузки, он хорошенько избил командира сада и сбежал из колонии. Правду говоря, он и меня пытался потащить с собой, но я не хочу быть больше беспризорным, потому что я нашел свой дом.

Я пробовал уговорить его: