Неожиданно со стороны застав послышались сигналы тревоги. Ратманский закрыл митинг и приказал комсомольцам разойтись по своим местам.
Рота молодежи с Шулявки немедленно была послана на усиление позиции роты союза молодежи, которая уже лежала в цепи, но в этой стороне Зеленый собрал все свои силы и ожесточенно атаковал комсомольцев с севера и запада. Бандиты сразу с двух сторон ворвались в Триполье. Завязался ожесточенный бой, но силы были неравны. Зеленый теснил красноармейцев к Днепру.
Часть комсомольцев побежала к берегу. Среди них была и Людка. У берега стояло несколько пустых маленьких лодок. Кто только успел, прыгнул в эти лодки. Однако лодчонки не могли вместить в себе больше чем по шесть человек, а вскочили в каждую по десять, двенадцать. Лодчонки перевернулись, люди попадали в воду.
…Каким чудом Людка выплыла, она сама не знает. Потом уже, когда пустилась бежать по берегу, она почувствовала на своем плече чью-то руку, но не твердую мужскую, а нежную, девичью. Это была Люба Аронова.
— Людка! — запыхавшись от бега, крикнула Люба.
— Куда ты бежишь, Люба? — испуганно крикнула Людка.
— Не спрашивай, Людка, беги за мной!
Но куда бежать, Люба и сама не знала.
Кириченко вместе с несколькими парнями лежал у пулемета, злой, в рубашке нараспашку.
— Строчи, братва, строчи до последней пули, — старался он перекричать пулемет, но вдруг земля под ним провалилась, а потом взметнулась вверх густым клубом. Кириченко отшвырнуло в сторону.
Сун Лин склонился над ним.
— Оставь меня, Сун Лин, оставь меня здесь.
Сун Лин почувствовал, что Кириченко кончается у него на руках. Китаец опустил слесаря наземь, с минуту молча постоял над убитым, но новый мощный залп резанул ему уши. Густой дым несся со всех сторон…
Бандиты продолжали бешено стрелять. Напрягши все силы, комсомольцы сомкнули ряды и стали отстреливаться, но их окружили тесным кольцом.
Миша Ратманский трех бандитов уложил на месте. У него остались лишь две пули… Он оглянулся: к нему бежали несколько разъяренных врагов. Они были уже близко. Миша подался в сторону.
…Иван Убисобака заметил бегущего Ратманского. «Ну, ты уж от моих рук не уйдешь», — прошипел Убисобака и пустился бежать за Ратманским. Миша снова оглянулся и заметил, что кто-то преследует его. Он остановился на секунду, присмотрелся и узнал преследователя. Миша пожалел, что тогда, в Обухове, не застрелил этого мерзавца. Ну, зато он его сейчас уложит! Он тщательно прицелился, но угодил преследователю в правую руку.
— Ух, подлюга, — скрипнул бандит зубами. Наган выпал из его раненой руки. Но бандит не остановился. Он кинжалом зарежет этого красного! Левой рукой Иван выхватил кинжал, и белая сталь сверкнула в лучах палящего солнца.
Ратманский продолжал бежать. Он попал в высокую рожь, которая достигала ему почти до плеч. Но бандит все еще преследовал его. В револьвере у Ратманского оставалась только одна пуля. Миша лихорадочно думал. В бандита он теперь скорей всего не попадет, а если он его и уложит, сюда со всех сторон набегут другие и его, Мишу, убьют. Нет, живым он им в руки не дастся, слишком много чести для них. Не для того погубил он свое детство, недоедал, недосыпал, воевал против белогвардейцев, чтобы попасть в лапы к этим мерзавцам… Миша, задыхаясь, бежал во ржи. А его упорно преследовал Иван Убисобака.
«Я не отстану от него, — решил Убисобака, — ни в коем случае не отстану. Разве только вся кровь вытечет у меня через рану в руке. Я должен догнать его и воткнуть ему этот нож прямо в сердце»…
Солнце пылало над головой, слепило глаза. Рожь вокруг странно шумела. Миша бежал. Нет, нет, он не поддастся, последнюю пулю он оставит для себя… Издали доносится шум стрельбы, крики бандитов и страшный девичий визг… Кто это кричит? Кажется, голос Людки. А может быть — Любы? Нет, Люба не станет кричать… В воздухе носится густой дым, и каждую минуту то здесь, то там вспыхивает пламя. Это горит Триполье…
Ратманский остановился. Больше он не в силах бежать. Силы оставляют его. Три ночи он не спал. Сейчас он упадет в высокой ржи и заснет как убитый. Бандит все еще бежит вслед за ним, разъяренный, как свирепый, раненый зверь. Он уже совсем близко. Миша видит длинный чуб Ивана, даже шрам на правой щеке у него видит он, вот сейчас он нагонит его, этот дикий зверь, и конец игре… Он должен бежать дальше, дальше, куда только ноги в состоянии унести его. Бежать хотя бы целый день, но спастись.
Крики врагов становятся все громче и громче, к нему бегут, видит он, со всех сторон, — он в огненном кольце. Выстрелить? Нет, жаль истратить последнюю пулю… Вот Ратманский поднял вверх свой револьвер. Иван заметил это и повалился наземь, в рожь. Он дрожит, этот бандит, он боится, собачья душа…
Что за прекрасная высокая рожь! Такая замечательная рожь, а никто не убирает ее. Бандиты подходят все ближе. Жалко в двадцать четыре года уйти из жизни, особенно когда ты еще можешь сделать что-то полезное, и уйти так нелепо… И поблизости нет даже товарища или подруги, кому можно было бы сказать несколько слов перед смертью… Где сейчас Люба Аронова?.. Замечательная девушка, он, возможно, любил ее, но никогда не признавался ей в этом, голова все занята была другим — губком, конференции, подполье, бои… Тут они не могли встречаться, там им нельзя было встречаться, а теперь — умереть одиноким в высокой ржи! Ну, Миша, конец, некогда больше раздумывать, нужно что-то предпринять, на что-то решиться… Бежать дальше — бессмысленно, бесполезно… Ратманский подносит браунинг к своему виску, спокойно спускает курок и падает в рожь, в высокую спелую рожь, которая так привольно шумит вокруг него.
Иван Убисобака подбежал к Ратманскому. Тот мертв. Бандит выхватил из руки Миши револьвер. Обойма в револьвере была пуста…
10
Тех, кого бандиты поймали живыми, согнали вместе и заперли в сарай.
Теперь, лежа разбитая в сарае, Людка очень удивлялась тому, что осталась жива. Да, она столько насмотрелась за вчерашний день! Идя в поход на бандитов в Триполье, она никак не предполагала увидеть то, что видела вчера. Отец был прав. Да, она не представляла, что такое фронт. На ее глазах Мотю Полонского бандиты бросили в глубокий колодец, расстреливали ее товарищей, прокалывали штыками, били прикладами по голове. То, что она, Людка, осталась жива, очевидно, только чудо.
Всю эту ночь Людка не могла заснуть. Бандиты втиснули в сарай столько людей, что на земле осталось очень мало места даже для того, чтобы присесть.
В углу сидела, закинув голову к стене, Люба Аронова. Ее мучила жажда, и она была очень сердита на себя, что не может заглушить в себе это чувство. Она бы, кажется, могла проглотить теперь целое ведро воды…
— Людка, — с трудом проговорила она, — где бы взять глоток воды?
Однако Людка не ответила ей. Она только взглянула на Любу и начала дрожать…
Утром в сарай вошел Зеленый и скомандовал — всем выйти наружу. По одному комсомольцы выходили из сарая, и их ставили вдоль стены. Здесь их уже ждали сотни две бандитов.
— Жиды, кацапы и коммунисты, пять шагов вперед! — рявкнул атаман.
Пленные все как один ритмично отмерили пять шагов.
— Ах, вот как?! — вспылил атаман. Он подошел к первому парню, стоявшему с края, и ударил по щеке. И так Зеленый шагал от одного к другому и каждого бил по щекам.
— Гони их к Днепру! — приказал атаман.
— Девок тоже, Данила Ильич? — спросил Иван Убисобака.
— Ведьм загнать обратно в сарай, с ними мы еще особо поговорим.
11
На высоком берегу Днепра пленным приказали раздеться догола. По приказу Зеленого бандиты стали проволокой связывать руки комсомольцам. Связывали туго, так чтобы проволока врезалась в тело. Связывали комсомольцев по двое одним куском проволоки, чтобы не могли разбежаться поодиночке. Когда всех уже перевязали, Зеленый, ощерив от удовольствия зубы, горделиво прошелся вдоль длинной шеренги пленных:
