Подойдя вплотную к дивану, на котором колотится Смирнов, и глядя сверху вниз на ознобленного мужчину, я скидываю свой плед и медленно, как будто не спеша, словно для стриптиза, расстегиваю байковую рубашку, вытащенную из барских закромов Сережи, затем освобождаюсь от ночной футболки и плюшевых штанов, присев на корточки, стаскиваю носочки, и наконец, добираюсь до мужских трусов, натянутых на мой неугомонный зад. По-моему, он смотрит? Сощуриваюсь и внимательно присматриваюсь — да, действительно, есть слабый блеск зрачков и невесомое дрожание ресниц.
— Сережа, — шепчу и склоняюсь к его сведенному судорогой лицу. — Ты не спишь? Ты меня слышишь? Я лягу рядом, ты не против?
Ресницы дергаются сильнее, а рассматривающие меня глаза еще немного приоткрываются.
— Ж-ж-ж-ж-ч-ч-к-а.
А дальше снова тишина. Кажется, Смирнов пытается мне слабо улыбнуться.
— Я хочу погреть тебя. Можно?
Не продолжаю дальше, просто выполняю. Упираюсь в мужские плечи и укладываю его промерзшее тело на спину. Сергей в мучениях искривляет рот и хищно, очень зло, оскаливает зубы:
— Бл-дь.
Он дергается и резко поджимает ноги, устремляя согнутые колени точно в потолок.
— Ну-ну. Перестань. Сейчас будет лучше, все пройдет.
Нажимаю на инерционно вздыбленные пики-горы и с небольшим трудом выпрямляю в струнку мужские нижние конечности. Теперь он, словно не живой, лежит, задрав подбородок, и больше не шевелится. Терпит? Ждет? Что дальше будет?
Одним коленом опираюсь на диван, придавливая всем весом мягкую поверхность, осторожно забираюсь на тело Смирнова.
Он голый, а я обнажена — все то, что нужно:
«Это и есть твой чудо-способ, описанный в каком-нибудь любовном романе, Женя? Ты просто хочешь секса, потому что до чертиков соскучилась, да?».
Нет же, нет, какая ерунда! Кто-то бы сказал, что это обыкновенное чудо и плотское желание, а я считаю, что это физический термопроцесс и моя очень странная любовь останавливают беспорядочные действия его припадочного тела и расслабляют напряженные мышцы рук и ног.
Сергей громко и быстро дышит, и поворачивает голову на бок.
— Любимый, — оттолкнувшись от его груди, приподнимаюсь и осматриваю мужские плечи, грудь, руки, опутанные сейчас очень выступающими венами, и нежно прикасаясь губами к раздувающимся от вдохов-выдохов щекам, шепчу без перерыва, — все хорошо, все хорошо. Ну что ты, перестань. Не надо, тшш, тшш… Сережа.
Не пропуская ни одного сантиметра кожи, целую дрожащее лицо — лоб, нос, щеки, подбородок, затем спускаюсь с ласками на шею, и одновременно с этим растираю своими руками его плечи, грудь, живот.
— М-м-м, — Сережа стонет, а я шиплю слова успокоения.
— Все будет хорошо, любимый. Согреешься сегодня, а завтра будет новый день.
Проговариваю и сама себе не верю. День мог и не начаться для него, если бы не подоспевший вовремя Алеша.
— Ж-ж-ж-ень, — он возвращается ко мне лицом и больно носом задевает мои губы.
— Ай, — пищу и тут же замолкаю — нечего изображать наигранную недотрогу.
— Т-т-ты.
Все скупо и очень односложно, но Сергей в сознании и это однозначный успех, если учесть, что мы с ним сегодня пережили.
Он укладывает свои дергающиеся судорогой руки мне на зад и несмело, несильно и легко, сжимает ягодицы, а на лице в этот момент расползается слабое подобие его кривой ухмылки.
— Что ты делаешь? — утыкаюсь носом в основание его шеи и вылизываю ямочку, в которой слабо тлеет когда-то очень громкий пульс.
— К-к-к-ак…
По-моему, я начинаю догадываться, о чем он говорит и что пытается сейчас сказать, поэтому, долго не затягивая с ответом, успокаиваю:
— Все хорошо, Сергей. С нами все в порядке. Врач скорой осмотрел меня и не нашел проблем, но как только мы поправимся, надо посетить клинику и соответствующего специалиста. Пожалуйста, полежи тихонько и погрейся…
— Х-х-хол-о-о-о-дно.
Еще бы! Когда Алеша вытянул его из полыньи, на нем действительно больше не было лица. Острые ледяные края этого мерзкого пакостного колодца оставили на его щеках и лбу тонкие порезы, а ладони были изрыты ссадинами. Сергей, к счастью, не успел наглотаться воды, и потом холод все-таки сковал его рефлексы, и он просто был не в состоянии открыть рот, чтобы сделать вдох — это и спасло его от утопления, однако лютый мороз и плескание в минусовой речной воде вызвали жуткое переохлаждение всего организма и, как результат, кошмарное дрожание и неспособность установить необходимую для полноценного существования температуру тела.
— Помолчи немного. Просто полежи подо мной.
Смирнов хмыкает и усиленно старается открыть полностью глаза.
— П-о-о-о-д т-т-т-тобой? — шепчет в мои губы.
По-моему, у Сергея все мысли сводятся только к одному — постель, секс, позы и мой ошеломительный финал. Мужчина с очень выпирающим либидо.
— Перестань, пожалуйста. Это сейчас совсем не к месту.
Он шипит и неуверенно смеется, но я все же улавливаю в его тоне издевательские нотки.
— Сережа, ты, по всей видимости, уже отошел? — сжимаю его бицепсы и мягким щупом двигаюсь по его рукам к ладоням. — Холодный, но… Живой и очень борзый.
— Мне х-х-х-хорошо. Не, — сглатывает громко, демонстрируя мне широкое движение своего острого кадыка, — вст-т-т-ав-а-а-й. Ж-ж-женька! М-м-о-о-я…
Не встану — не дождется!
Я еложу телом по все еще студеной коже Сергея, он жалобно, но смешно и высоко постанывает, но уже хотя бы не дрожит с той амплитудой, которую вырабатывал в самом начале вынужденного постепенного процесса согревания. Я прижимаюсь к каждой его клеточке, целую и, приоткрыв рот, дую на мельчайшую пору его кожи, прикусываю дергающиеся жилки на ключичном сплетении, бродяжничая по мелким соскам раздувающейся мужской груди, спускаюсь все ниже и ниже к рельефному прессу и темной полоске волос, уходящей вниз к его…
— Ты издеваешься, Смирнов?
Сергей замерз и «умирает» от переохлаждения, но там пытается «подняться» и продемонстрировать всему миру, вероятно, и мне в том числе, как он по-мужски силен.
— Х-х-х-очу.
— Обойдешься.
Он хмыкает и отворачивает лицо к стене. Вот же озабоченный мерзавец!
— Сергей!
— М-м-м?
— Что за обиды?
— Н-и-икаки-и-и-х об-б-бид.
Так бы и треснула мерзавца! Пожалуй, так и сделаю, когда оттает и сможет самостоятельно терморегулировать себя. Расставляю ноги и в положении лежа седлаю без проникновения замерзшего гордеца. Стискиваю его ногами и трусь промежностью по только зарождающейся эрекции Сережи.
— Жень…
На большее пусть и не рассчитывает. Все будет только после выздоровления и разговора «по душам». Да! Нам есть что обсудить и в чем прийти к консенсусу, взаимопониманию. Ну, а пока мы греемся весьма неординарным способом со стонами, шипением, прикусыванием кожи и всасыванием горошинок-сосков. На лице ожившего и уже согревшегося Смирнова играет блаженная самодовольная улыбка, а сам он из-под ресниц следит за моими жалкими потугами.
— Рейес?
— М? — отрываюсь от его солнечного сплетения и устремляю взгляд в его глаза. — Что-то не так?
— Ты трахаешь меня? Имеешь, как безвольную куклу? Насилуешь?
Смущаюсь и с громким выдохом прячу свои бесстыжие глаза:
— Не нравится?
— М-м-м, ещ-щ-ще как нр-а-а-вится. Но б-б-будут ведь последствия.
Что он говорит? Бредит, что ли?
— Какие?
— Ты разотрешь меня до невообразимых размеров, но не разрядишь, и я вз-о-о-орвусь тогда.
— Что мне делать?
Сергей подсовывает руки под мои раскрытые бедра и медленно пытается насадить на себя.
— Помочь не хочешь?
Я направляю его член в себя:
— А-а-ах!
— Да-а-а-а. Тепло как. А нам ведь можно? — шепчет, демонстрируя ого-го какое беспокойство в негромком голосе. — Или? — сразу же пытается спихнуть меня с себя.
Я вонзаюсь ногтями в его грудь и непроизвольно выкручиваю очень горячие от моих игр крошечные пуговички-соски. Смирнов шипит и дергается, толкаясь еще глубже в меня.
