Нет! Ведь ты была с моим лучшим другом! Я бы никогда, не посмел… Господи! Как голова болит — ни хрена не помню! Задрались из-за одной бабы два кобеля? Ты, Катя, наш зрелый и очень лакомый неразделенный приз с Антохой. Но я не любил тебя, не любил… Блядь! Да я не знаю, как это! Стряхиваю головой, как коренастый пони густую и жесткую челку с грустных от работы глаз.

— Давай, шуруйте отсюда. Я скоро подойду, — отщелкиваю свой ремень и спокойно жду.

Она выходит из машины, стоит, как будто о чем-то важном размышляет, затем подходит к задней двери, открывает и рывком вытягивает мальчишку.

— Пойдем, сынок. Мы не станем ничего узнавать. Достаточно того, что я все прекрасно знаю. Отец! Отец! Неблагодарный сучий червь! Ни хрена мне от тебя не нужно, гнида.

Ну уж нет, Екатерина! Довольно меня на поводке водить! У меня сейчас несколько иные приоритеты, мечты и требования.

— Стоять! — выпрыгиваю следом и, поскальзываясь, обегаю нос автомобиля. — Мы сделаем это сейчас и перестанем тянуть кота за яйца.

— Почему сейчас? — сверкает на меня глазами.

— А почему нет, Катерина? Тебе по кайфу, видимо, тянуть бабосики из жалкого, как ты там сказала, червя, то есть меня, держать в неведении семью и шантажировать тем, что ты все расскажешь моему отцу. Хочешь я тебя сейчас пренеприятно огорчу? — вздергиваю подбородок. — М? Что скажешь, красавица?

— Чем? — прищуривается.

— Он уже в курсе!

— Кто? — кривит жалко по-клоунски раскрашенную мину.

— Максим Сергеевич Смирнов, полковник службы гражданской защиты, увы, на пенсии, с охренительным нетерпением ожидает маркированного листка, на котором будет указан тот процент родства, за который он согласен отсыпать мальчику немалого наследства. Поверь, у папы много чего в загашниках осталось — ему хватит, если пацанчик дураком не будет, или как его чудной отец не унаследует психические отклонения. Так что?

— Он знает? — она вытирает слезы и щипает щеки. — Он…

— Нет-нет, не рад. Пока! Подчеркиваю важную временную составляющую «пока»! А именно, пока мы не получим официальное подтверждение. Через ДНК анализ, Катя, не иначе! На словах и клятвах, тем более не на крови, уже не катит. Поздновато слишком! Ну так что? — присаживаюсь на корточки перед мальчишкой. — Такой расклад устраивает вашу шайку-лейку? Сергей?

— А?

— Идем на палку поплюем, повеселим врачей?

Мальчишка радостно хохочет и тянется ко мне.

— Я… — резко выпрямляюсь и сверху вниз на розовое детское лицо смотрю. — Что он хочет?

— Возьми его за руку. Хотя нет, не надо! Ты же собирался покурить.

— Отменяется. Раньше сядем, раньше выйдем. Под «сесть» я кое-что иное подразумеваю. Для протокола, Фильченко, а то с тобой… Ох! Что-то я устал за это утро.

«Сережа, как тебе?».

Чего? Сегодня будний день чудес! Внеплановое сообщение от Женьки! Фотография, на которой передо мной маячит черный кружевной наряд, лежащий на кровати. Если честно, не пойму, что это вообще такое. Рассматриваю чересчур внимательно. Перестарался, выказал огромное познавательное рвение — практически лбом въезжаю в колонну-столб.

— Господи, Сережа! Что произошло? С тобой все хорошо? Нормально?

Вздрагиваю и резко останавливаюсь.

— Все отлично, чики-пуки. Жить буду, к ДНК-анализу готов.

Блядь! Что это такое?

«Жень, я не очень…».

Свое недоумение не успеваю отослать. Господи! Кружевной лифчик, трусики, чулки… Подвязки! Привет, «Сережа», говорит «мой жалкий мальчик»!

Отпускаю ручку пацана и наклоняюсь вниз, уткнувшись ладонями в коленки. Как фридайвер, несколько раз громко выдыхаю воздух и всего лишь один раз объемно дыхательную смесь внутрь забираю.

Ну… Стерва, ты чикуита! А-а-а! Не могу стоять! Это что такое? Слюни капают, я дебильнизирую? Del, del, del все предыдущие слова, и заново по клавишам шустрю:

«Хочу это с тебя снять. Разорвать, если быть точнее. Женька, ты мелкая садистка! Рискуешь, чика. Я могу не удержаться и…». Ставлю похотливый смайлик, а затем многообещающий стикер-возбуждения ей с походом отсылаю.

Резвится бестия! В ответ мне доставляют три сердечка и стикер с очень пышногрудой кисой.

— Договаривайтесь, я сейчас подойду, — прихрамывая, говорю Фильченко с мальчишкой.

Уединившись в полутемном коридоре, в какой-то больничной нише с рядом из трех кресел набираю номер кубинской распутницы, Рейес Женьки.

— Да, — наигранно сонно отвечает. — Сереженька! Я уже сплю. Временная разница!

— Ты что творишь, чикуита? — шепотом рычу.

— Сплю, хр-хр-хр, — замолкает и вдруг смехом тишину взрывает. — Тебе понравилось? Классно, правда!

— Приезжай сегодня! — прошу.

— Нет! Потерпи, Сережа. А ты сейчас где?

— С Максом… — без зазрения совести ей отвечаю.

— Господи, ну да, ты же говорил. Забыла, я, задуренная башка! — смеется в трубку.

— Сережа, наша очередь, — долбаная Катя, как безутешная баньши, голосит возле моего уха.

— Ты не один? Кто это? — еще раз спрашивает. — С-с-с-с кем ты, Сережа?

Поворачиваюсь к Фильченко, прикрыв микрофон, всем видом демонстрирую, что ей пора убраться с горизонта «Серенького» на далекий «на хер»!

— Я, как закончу, подойду, — шиплю в лицо и раздуваю ноздри.

— Извини, — опускает взгляд и отходит на полметра, оттягивая от моих ног мальчишку.

— Увидимся в семь вечера, горячая шоколадка!

— Сережа?

— Да!

— Ты ничего не хочешь мне сказать? — неуверенно слабым тоном произносит.

— До вечера, чикуита. Передавай привет отцу.

— Р-р-р-р!

— Пока, детка! Я тебя целую.

Кокетливо хохочет и, кажется, прижимает трубку к ушку.

— Везде-везде, чикуита. В губки, в щечки, в носик, в подбородок, в шейку, в грудку, в каждый розовый сосочек, в пупочек, в лобочек, в дрожащую пуговичку-колокольчик, и в нижние горяченькие лепесточки. Ням-ням! Ты уже кончила, кубинка? Или еще разочек? — плотоядно тихо ржу.

— А-ах! Н-е-е-ет! — жалобу стрекочет. — Обманул! Только раззадорил, разогрел, а дальше как? Я теперь не усну.

Да у меня тут тоже очевидно выпирающая проблема! Твой пеньюар сыграл со мной дурную шутку. Вряд ли в ближайшие пятнадцать минут я смогу снять свою куртку.

— Пока-пока, кубиночка. Ручку запусти, ты, детка, все умеешь. Ты мой латиноамериканский талант!

— Люблю тебя, Сережа.

М-м-м! Сексуальное извращение на расстоянии в несколько тысяч километров. Долбаная разлука!

Вот, блядь, и поговорили! Сбрасываю вызов, проверяю разорванную связь, разминаю шею, а только после этого разворачиваюсь к Катерине.

— Идем, — спокойно выдаю и опять беру за маленькую ручку ребенка.

В манипуляционном кабинете все слажено и все по протоколу! Стерильно, автоматически точно и… До желудочных колик противно! Мальчишка с выпученным глазенками наблюдает, как вынимают палочку, как просят открыть пошире рот, немного подождать и не плакать. Специалист проводит все процедуры, записывает направление, отмечает дату и сообщает о вероятном ответе с окончательным результатом.

— Стоимость за срочность есть? — задаю вопрос.

— Что за срочность?

— Один день, не больше, например? — прищуриваюсь и готовлюсь отлистать назначенную сумму.

— Судебное постановление или что?

— Иные личные обстоятельства! — спокойно извещаю.

— Сережа, — Катя начинает ныть, — не надо. Можно подождать.

— Так что, срочность ускорить возможно?

Медсестра мне утвердительно кивает. Я так и знал! Как говорится, по рукам. Прошу ее отметить этот факт в выписанном за процедуру чеке.

— Зачем ты так?

— Кать, — застегиваю куртку, отворачиваю шерстяной воротник и стряхиваю пока несуществующий на тканевом покрытии снег, — не надо никого обманывать и дальше оттягивать голую правду. Если в результате будет «плюс», то я озвучил все выигрышные для тебя и пацана моменты — сворачивать с дороги не намерен, а если «минус», то, солнышко, не обессудь, на этом наши с тобой пути однозначно разойдутся. Ты хорошо доила меня, — замечаю, как она намеревается открыть зачем-то рот и перебить или снова взять на жалость. — Это истинная правда, Фильченко! Не отрицай! Играла на моем чувстве вины, как по нотам пропевала со мной сольную совестливую партию, но обстоятельства несколько существенно изменились. Я хочу знать, кто он мне! Вопросы?