Женька отсутствует уже тридцать с лишним дней. Откуда такая точность? Вот это «лишнее», например? В тридцатидневном сроке я абсолютно уверен, а вот дальше надо тщательнее перебирать. Те три дня, когда мы были счастливы и вместе, потом еще два — на изматывающую подготовку к траурной поездке, потом тот жуткий день разлуки — местный аэропорт, томительная регистрация, ее слезы и объятия, молчание, мой насупленный вид и слишком грозный, пугающе-отталкивающий взгляд, огромный самолет, посадочные ворота и этот долбаный пронзительный, стоящий разрывающим барабанные перепонки визгом, разбег, отрыв и взлет. Сколько уже? Вот и считай, любимый братец! Теперь я вижу свою Рейес по установленному графику только через компьютерный экран и изредка получаю скупые сообщения с дебильным улыбающимся эмодзи, иногда похабным стикером, еще какой-то задроченной херней в наш личный чат. Вот и все! А на вопросы о дате скорейшего, возможного в ближайшем будущем, возвращения команданте наследственно, по-партизански, молчит и сдает мой путевой экзамен стабильненко на два. Поэтому…

— Я не знаю, брат.

— Вы расстались? — даже не задумываясь, спрашивает.

— С чего ты взял? — недоумеваю.

— Месяц, а может и больше. Я прав? Как-то слишком много, не находишь? Похоже, твоя кубиночка не собирается возвращаться под твое не слишком безопасное крыло.

Он с усталым видом озирается вокруг себя и за каждым поворотом головы громко выдыхает:

— Эх, Серега, Серега, Серега… Эх, эх, эх!

Я внимательно слежу за ним, за каждым движением, за его мимикой, за громким вздохом, а потом, когда надоедает наконец, то, поймав на повороте его рожу, прямо в рыло старшей суке, оскалившись, рычу:

— Мы не расстались! Не каркай! Ты, блядь, кто вообще такой? Провидец? Знахарь? Ванговед? Ты долбаный кузнец! Смирись с великим титулом! Грязный работяга! Закрой свой рот и гни подковы, идиот.

— О! Вижу, что не хочешь, не хочешь… Не хочешь отпускать девчонку, но ни хрена не делаешь. Все, видимо, устраивает?

— Нет! Не устраивает, но…

— Тогда не вижу проблем. Твое бездействие свидетельствует лишь о незаинтересованности в ней, поэтому…

— Она попросила оставить ее наедине с семьей и не встревать туда, куда я не допущен.

— НЕ Д-О-П-У-Щ-Е-Н! Еще бы! Дело все-таки идет к разлуке, Сергей! — пристально рассматривает мой внешний вид. — Отец спрашивает, стоит ли ему вмешаться?

— Куда еще вмешаться? Ты его парламентер, что ли? Поисковая собачка нашего Максима?

— Закрой-ка рот! И с тобой — да! Наш младший — очень нежная натура, так батя говорит. Одно слово поперек, вздох глубокий и поминай, как звали, того ранимого бойца. Папка не торопится с выводами, но, я думаю, он уже свыкся, сросся, спался с участью быть дедом всем твоим блуждающим по миру сынкам. Кстати, дети лейтенанта Смирнова. Отличный прототип, Сергей!

Это не смешно, Алексей! Ни капли! Это грустно и… Жестоко!

— Как вы тут, Смирновы! — Морозов внезапно идет наперерез. — Серега! — увесисто похлопывает по моей спине. — Очень рад. За целый год увиделись по-человечески, кажется, впервые? Я не прав?

Это что, такой себе дружеский упрек?

— Я был занят, Макс.

Лешка качает головой и делает такую себе «ни капли не сомневающуюся» в моих дружеских порывах кисленькую мину.

— А сейчас как? Посвободнее стало? Отпустили проблемы младшего Смирновского бойца?

— Что ты хотел? — прикрыв глаза, шепчу.

— Смирняга вкратце обрисовал нашу будущую возможную очень выигрышную — тут я ни хрена не сомневаюсь — ситуацию?

— И что? — поднимаю веки и откидываюсь на спинку. — Я не ресторатор, Зверь!

— И не музыкант! — хихикает, но заметив мой грозный взгляд, спешно откатывается назад. — Тихо-тихо, остынь, СМС.

Охренеть! Пожалуй, я пойду отсюда. Вскидываю руку и сверяюсь со временем на часах:

— Меня ждут, — резко поднимаюсь и быстренько застегиваю свой пиджак.

— Сядь, Серый, — брат смотрит снизу вверх. — Сядь на место, я сказал. Успеешь слюни сдать.

Зверина недоуменно вертит шею, с прищуром рассматривает меня, потом на братце фокусирует свой взгляд:

— ДНК, что ли? Я не понял.

— Тебе не дано такое понять, Максим. Не дано, — старший хмурится и устремляет указательный палец в мое рыло. — А вот ему сходить на генетическую экспертизу для установления отцовства в среднем где-то раз в полгода, что зубы твоему крысенышу почистить каждый день. Видишь, бесится, не бреется, хорошо хоть моется… С грязным-то членом…

— Заткнись! — бью по столу ладонями и бьюсь лбом о переносицу Смирняги.

— Стоп! Стоп! Стоп, интеллектуальные дикари!

Морозов просовывается между нами и разводит обезумевших Смирновых по сторонам.

— Смирняга, ты не в духе? — старшенькому задает вопрос.

— А ты? — теперь ко мне, по-видимому, обращается.

— Все нормально. Извини, Зверь. Но я пойду, — пытаюсь вылезти наружу.

— Макс, это мой младший брат. Любитель помотать семейству нервы. Ей-богу, без него нам было зашибись! А сейчас, что ни день, то новые проблемы. Что ни месяц, то новая чика…

— Закрой рот! Я тебя убью.

— Чика? — Морозов давит мне на плечи. — Сядь, сядь, Серый, не злись. Леха, закрой рот, ты в общественном месте, довольно-таки приличном, веди себя культурно и не провоцируй этого бойца.

Тот поднимает руки в сдающемся жесте, а затем проводит по губам, демонстрируя нам с Максом след от закрывшегося ротового замка.

— Меня ведь это не касается? — с усмешкой задает вопрос. — Или я могу помочь?

— Нет, не можешь. И да, не касается.

Старший хмыкает и громко выдыхает через нос.

— Серж, дело тут такое…

Морозов что-то шепчет про новую идею, про какую-то концепцию, про эмоциональную подачу, сервис и про верность каким-то там традициям. А на финал вдруг выдает:

— Ирландский паб, Смирнов! М? Что скажешь?

Весь город охренеет, когда здесь мальчики начнут укачиваться вдрабадан под сладенькую музыку «Сергея»!

— Просто зашибись! — Леха закидывает ногу на ногу и проверяет завязаны ли его шнурки. — Мне подходит! Оля тоже поддержала. Значит, я в деле! Ну а ты? — с улыбкой смотрит на меня. — Смирновское перекати-поле?

— Это все не для меня.

— Я так и думал, если честно. Это ж нужно корешки в землицу пускать, обрастать хозяйством, трудиться, вкалывать, чего-то добиваться. Куда как проще, побренчал на шестиструнке, потрахал баб и шустро в Англию сбежал. А что Женя говорит? — тихонько задает вопрос.

Женя? Женя! Женя? Да она не в курсе! Я с ней такое не обсуждал.

— Женя? Это кто? — Максим скрещивает руки.

Пожалуй, эти два вопроса я оставлю без ответа. Соплю и исподлобья наблюдаю за ухмыляющейся рожей старшенького брата. Да ты урод, Алексей Смирнов!

— Мы обдумаем ваши любезные предложения, но сейчас мне пора. Лаборатория ждет слюноотделения.

Переступаю через звериные копыта, выползаю в проход и шустро двигаюсь на выход.

— Сергей! — Леха в спину мне кричит. — Подожди, кому сказал? Слышишь?

Торможу, но не поворачиваюсь — не желаю видеть скалящуюся морду братца.

— Серега! — похоже, он уже за моей спиной. — Повернись, пожалуйста. Не ерепенься! Что ты в самом деле? Как баба морщишься при каждой шутке…

— При каждом твоем подъебе, мой милый Алексей, — ехидничаю, но все же оборачиваюсь. — Чего тебе?

— Отец действительно ждет вестей.

— Я сообщу, когда заколосится. Не волнуйтесь, родственники. И потом, — усмехаюсь, — думаю, что Катя о таком раструбит на весь город, до Женьки через всю Атлантику дойдет.

— Вы поругались с ней? Что у тебя случилось? Ты плохо выглядишь. Эта борода, как у старика, отсутствующий жадный блеск в глазах и вообще как-то… Ты очень грустный. Что с тобой?

Не знаю! Но складывается впечатление, что чика не торопится возвращаться к нам сюда, назад.

— Нет. Мы с Женей не ругались, наоборот, перед отъездом провели дни наедине. Напитались друг другом. Я не знаю, — заикаюсь, но продолжаю, — в чем и есть ли там моя вина? У нее семейные проблемы, но она не особо их со мной обсуждает.