Я подкатываю глаза!

— … я не шучу, Серый. Ты достал!

— Я ведь не алкоголик, Леша.

— А что это по-твоему? И с чем его едят?

— Есть уважительная причина.

— Я сейчас заржу, как павиан. Их море будет, Серый. Ты из-за каждой будешь вдрабадан?

Лешка не понимает, потому что ни хрена не знает… И не узнает никогда! Гордиться нечем и потом, о таком никому не говорят.

— Итак? — брат по-телячьи ставит глазки. — Вопросики, Смирнов?

— Я готов.

Какой эпический и славный выход! Старшенький, как раненого бойца, затягивает меня в дом. Внутри полумрак, тишина, уют, покой, домашний семейный запах и… Никого.

— Ау, — стону.

— Да заткнись ты.

— Есть кто живой… — теперь хохочем оба, Лешка прыскает и ржет, как мини конь.

Но тут же резко затыкаемся! На втором этаже, в просторном холле на нашу «можжевеловую» парочку с презрением взирает ХельСми… Да чтоб ее!

Толкаю Леху в бок:

— Она… Там…

— Одалиска, — шепчет старший, — привет, душа моя! Ты мне не поможешь?

Она как будто отмирает и шустро спускается на первый этаж к нам. Подходит к странно сросшейся компании и обхватывает меня за противоположный от ее мужа бок.

— Добрый вечер, Сергей.

— ХельСми… Привет, — шепчу и отворачиваюсь от нее. — Извини, сегодня я не в форме…

— Куда? — она спрашивает у Лешки через согбенного меня.

— Подальше от детских комнат, поближе к туалету…

— Ты такой гостеприимный брат!

Все что помню — дальше основательный провал, потом непроницаемый туман! А потом…

«Привет! — Добрый день! — Вам помочь? — Вы не подскажите, а где здесь автобусная остановка? — Нездешняя, что ли? Как тебя зовут? — Я Женя! Евгения Рейес! — Итальянка? — Нет! Гавана, Куба…».

М-м-м! Как она там сейчас? Два дня заведенно строчил интерактивные слащавые сообщения — может что-то ей купить или помочь, или просто побыть с ней рядом? В ответ скупая женская благодарность — все типа есть, и «я не бедная, в подачках не нуждаюсь, не отвлекай меня». Хотя бы не игнор, и на том спасибо.

Резко просыпаюсь от того, что кто-то осторожно дергает за ухо, щипается и, по-моему, легонько пробует меня на зуб. Дергаюсь и бьюсь затылком об изголовье какой-то царственной кровати, в ответ — заливистый смех и детский визг:

— Силоза, Силоза, ты зивой! У-ла!

Ах ты ж маленькая невеста!

— Дашка, ты как тут оказалась? — сонным голосом хриплю.

— Это зе мой дом, — скачет на кровати, при этом расколыхивая меня. Эта крошка — идеальный шторм в двенадцать баллов!

Уж очень больно раскрывать бесстыжие глаза — дневной свет выжигает мне хрусталик и плавит колбочки в свинцовый ряд.

— Который час, солнышко?

— А?

Все ясно! Молодость, как и влюбленные, часов не наблюдает!

— А ты уже покушала?

— Два лаза.

Два! Два! Ну, по всей видимости… Обед или очень поздний завтрак! Надеюсь, что в этом доме он не по маминому расписанию, то есть приблизительно двенадцать часов дня.

— Даша, вот ты где! А ну-ка иди сюда…

В дверном проеме замечаю мерцающую высокую женскую фигуру. Тонкая, изящная, темноволосая… Женька здесь? Откуда? Кто ей сообщил?

— Привет! — шепчу и приподнимаюсь на локтях. — Привет-привет! — осторожно спускаю ноги, чтобы скачущую на кровати Дашку ненароком на пол не смахнуть. — А ты как здесь? Давно тут?

— Как голова, Сергей? Не тошнит?

Черт! Это не Женя, это Ольга… Не кубинка, а братская «восточная» краса!

— Извини, пожалуйста. Показалось, — упираюсь локтями в колени, а ладонями поддерживаю чугунную голову, — хмель еще гуляет. Оль, — замечаю, как она подходит к окну и открывает створку, — мне очень стыдно за вчерашний хит-парад…

— Тебе получше? По физическому состоянию?

— Жить, к сожалению, буду. А Леха где?

— Уехал в офис, там что-то нужно забрать. Завтрак предложить, есть будешь?

Наверное! Скорее всего! Пожалуй, нет!

— Не стоит. Я не уверен, что удержу такой объем вашей щедрости и потом, как-то неприлично раскошеливать вас теперь еще на взрослую еду — сначала прожорливый Свят, теперь его несостоявшийся «папаша».

Она молчаливо улыбается, подходит к прыгающей возле моих ног Даше, бережно берет ее за ручку и отводит от меня:

— Спускайся к нам, внизу поговорим.

— Оль…

Голосом ловлю ее почти на выходе:

— М? — оборачивается вместе с дочкой.

— Спасибо.

— Да не за что, Сережа. Теперь ты у нас в гостях.

Оба усмехаемся, а племяшка крутит пальчик у виска и подмигивает, как недоразвитому жениху, кокетливая непокорная невеста. Я выставляю руки и смешно рычу, Даша тут же прижимается лицом к ногам своей спокойной матери.

Привычное отрезвление проходит по отработанному ритуалу: холодный душ и плотно сомкнутые губы — ни звука, ни стона, ни шиша. Рассматриваю в зеркале свое лицо, руками трогаю двухдневную щетину — по-моему, мне идет определенная небритость. Повременю пока с лицом. Застелив постель, собрав с прикроватной тумбочки свои личные вещи, с шатающимся прискоком спускаюсь на первый этаж.

— ХельСми, — оглядываюсь по сторонам, — ты где?

— Я в зале, — спокойно женским эхом отвечает.

Она кормит Ксюшу. Нет-нет, не грудью… Из детского рожка! Господи! Свят, Свят, Свят…

— Приятного аппетита, — натянуто улыбаюсь, замечая заинтересованный взгляд малышки.

Ксюшка, обхватив мелкими ладошками бутылочку, смотрит на меня… С презрением! Да, я нехороший черт — устами младенца, как известно, глаголет истина.

— Хочешь покормить, Сергей? — Ольга задает вопрос.

— Это возможно? — вздергиваю брови.

— Ее всего лишь нужно бережно подержать, побыть с ней рядом, Лешка любит, когда дочка кушает на его груди. Я подумала, может дядя хотел бы подключиться, если он, конечно, не возражает…

Я сажусь рядом с невесткой на диван и протягиваю руки, чтобы взять проголодавшуюся мартышку. Ксюшка квохчет и внимательно следит за своей молочной бутылочкой, но на руки ко мне уверенно идет.

Тепленькое маленькое тело, широко раскрытые коричневые глаза и ритмичные сосредоточенные движения губами, ее мягкое укладывание на моей груди опять напоминают о мальчишке.

— Свят, Свят, Свят, пацан! — шепчу.

— Сережа, перестань, — Ольга гладит мои согнутые руки, пытается заглянуть в лицо. — Перестань, пожалуйста. Ты так переживаешь, это очень больно. На такое невозможно без слез смотреть… Я, — заикается и старается подобрать какие-нибудь утешительные слова, — не думала, что вы, мужчины, так это все воспринимаете…

— Я к нему привык, Оль. Понимаешь? — встречаюсь с ней глазами и чувствую, что словно шепотом с невесткой говорю.

Кивает положительно и улыбается:

— У детей есть эксклюзивный шарм. Миниатюрная харизма.

Молчим и ждем, пока младшая Смирнова в сытости «отвалится» от теплого рожка, а я то и дело ловлю на себе таинственный взгляд жены брата.

— Ты что-то хочешь у меня спросить?

Ольга мнется, пожимает плечами, несколько раз с нажимом прокручивает обручальное кольцо на пальце, отворачивается от меня, потом вдруг резко возвращается и зачем-то проверяет сосет ли Ксюша:

— Оля?

— Что у тебя произошло, Сережа? Алеша мне ничего не рассказывает, но вчера, когда он сорвался, словно с цепи, чтобы найти своего брата сначала по поручению отца, а потом после очень странного звонка какого-то парня, я стала подозревать, что у тебя огромные проблемы…

Не спешу с ответом, внимательно рассматриваю ее лицо и сосредоточенный участливый взгляд:

— Это просто женское любопытство или тут что-то шпионское и ты старательно выполняешь распоряжения любимого мужа? — уточняю.

— Возможно, я смогу чем-то помочь. Ничего другого.

Не думаю! Не думаю, ХельСми! Да и о том, что случилось между нами с Женей, не принято кричать.

— Я обидел прекрасного и чистого, во всех смыслах этого слова, человека. Я повел себя с ним, как откровенный хам и сволочь, как наглый, беспринципный мужик, а это, — ухмыляюсь, — ну, все, что со мной сейчас происходит — фатум и незамедлительное наказание. Поэтому я думаю, что все справедливо и достойно. «Серый» все это заслужил.