— Думаешь, уже пора кому-то освежиться. С ветерком? — подмигиваю брату.
— Да-да. Она так смешно вытягивает шею, когда ты это делаешь. Пожалуйста-пожалуйста, покатай ее.
— Договоримся, парень?
— О чем?
— Завтра ты мой на целый день. Подай-принеси, склонись, подставь…
— Да, — перебивает и еще раз выдает. — Да-да, Сережа. На все согласен. А ты… — указывает подбородком на Женьку, — сейчас, хорошо?
Положительно киваю и пошло дергаю губами. Малышка будет счастлива «проходу», который я ей однозначно реализую по просьбе младшенького брата. Опускаю ноги на землю, снимаю федору, которую предусмотрительно мне кто-то нацепил, чтобы на голову не напекло, откидываю шляпу на шезлонг. Это мне точно не поможет! Когда я вижу темненькое смеющееся живое солнышко с сисечками и аппетитной попкой, то сразу ловлю тепловой приход, даже если нахожусь под надежной защитой от демонического ультрафиолета. Яркость улыбки моей жены никакой защитой не замажешь — искренности чике все ни по чем.
— Надо бы поплавать, милая, — возвышаюсь над женой.
— Не хочется, — вжимается в спинку пляжной мебели. — Сережа, не надо, это точно лишнее.
Усаживаюсь перед ней на корточки и своим пальцем начинаю вырисовывать замысловатые узоры на вздыбленной Женькиной коленке.
— Не упрямься, женщина. Ты ведь знаешь, что бывает, когда ты не слушаешься того, кого поклялась любить, уважать, кому намерена покоряться до конца дней своих. И в горе, и в радости. Эухения, ага?
Срабатывает всегда! Я тут же получаю полотенцем по «макитре». Правда, всего лишь один раз, потому что второй ловко перехватываю и одновременно с этим подбираю жену под руки и закидываю на себя.
— Идем-ка освежимся, любимая. Ты чересчур пылаешь, — последнее шепчу на ушко, — от страсти к мужу, я надеюсь? Да? Да?
— Сережа, — начинает ныть и заглядывает на взрослые поколения наших семей, как на единственное спасение от неминуемого макания в Мексиканский залив. — Сереженька, Сереженька, пожалуйста. Не надо. Я намочу купальник.
— Он для этого и создан, чика. Странно, что ты об этом ничего не знаешь. Как-то подозрительно.
— Тоня-я-я! — последний крик приговоренного к водной пытке. — Пожалуйста, скажите ему…
— Сергей, только не далеко.
Спасибо, дорогая! Ты, как всегда, на недосягаемой высоте по нужным репликам. Помимо высоты, моя мать боится хищной живности, обитающей в этих теплых водах — акулы, скаты и дельфины хорошо будоражат старшей Смирновой кровь.
— Все будет хорошо, ма. Надо отработать один наводный норматив. Чикуита, ты готова?
Женька сильно выдувает свои губы и по-змеиному пальцами щипает меня за шею:
— Я убью тебя, Смирнов. Убью, убью… Придушу вот этими руками, — демонстрирует тоненькие крючки, — пока ты будешь сладко спать. Ну что ты за человек такой! Я ведь не хочу, не хочу туда, а ты…
А я уверенно несу к бирюзовой кромке водной сейчас совсем не глади.
— Только после секса, детка, — внимательно смотрю в ее сверкающие яростью глаза, рычу ей в губы и прикусываю оттопыренный обиженный нижний розовый лепесток. — Только после жаркого траха, женщина, когда я буду обезоружен и удовлетворен. То самое последнее желание приговоренного к мучительной смерти. Отлюбишь меня и открутишь голову, как вариант.
— Р-р-р-р! — цепляет пальчиками теплую водицу и расслабляет сильно сжатые плечики. — Недалеко, Сережа. Я, действительно, боюсь.
— Так точно, Эухения!
Какой надменный взгляд!
— Ты замолчишь? Замолчишь? Да что ж такое со всеми вами? — приближается ко мне насупленным лицом и утыкается влажным лбом в слегка поджаренную переносицу. — Смотри на меня! Смотри и повторяй, Смирнов…
Мою любимую жену зовут Евгения Смирнова, когда-то Рейес, и она весьма горячая кубинская кровь. Не Эухения, не Эухения, нет-нет, ни в коем разе! Только Женя, Женечка, Евгения, Евгеша и Женек, но не… Эухения, Хеня, Хенька… Хотя я знатно эксплуатирую все эти имена, пока чикуита плохо слышит! Ну и что?
— Повторяй, Смирнов! Имя…Имя… Громко, чтобы я слышала.
— Женя, Женя, Женя, Женя, ну-ну, не заводись, кубинка, — как заведенный выдаю.
— Дальше!
— Все ясно. Я все понял, детка. Может быть, сейчас не стоит?
— Мне плохо слышно. Ты не сказал! Серый, я тебя прошу! — толчок в плечо и резвый взмах ногами. — Не сказал, не сказал, не сказал! Какой же ты мерзавец… Мой любимый муж.
Знаю-знаю, на что она сейчас так шутливо, по-женски ломотливо, чуть-чуть кокетливо, сладко намекает. Мою доченьку зовут Юлия Смирнова, и она моя родная крошечка, юная почти годовалая малышка «Хулия», Рейес-Смирнова, здесь на солнечном свободолюбивом острове очень гордых и темпераментных испанцев, потомков грозных конкистадоров.
— Юля, Юля, Юля… Юлия, Юлия! Обожаю вас, девчонки. Ну как? Я уже прощен?
— Вот и перестань, пожалуйста, коверкать наши имена. Да-да-да, любимый, — целует щеки, подбородок и сильно кусает шею.
Утопить ее, что ли? Шкодливо, с ухмылочкой, оглядываюсь назад.
— Мы уже достаточно зашли, Сережа, — отрывается от моего мяса и спокойно просит. — Все! Опусти меня. Хватит! Это моя любимая глубина. Дальше не хочу, потому что плавать не умею. Ты же знаешь…
Просьба жены — для меня необсуждаемый закон. Выполняю и погружаю по грудку не на шутку разозлившуюся «полуиспанку».
— Все, я знатно накупалась. Теперь идем назад.
Нет уж! Под водой сжимаю ее дергающееся запястье и разворачиваю нашу пару к горизонту в направлении «строго вперед»:
— Идем за солнцем чика и побудем немного там вдвоем.
— А акулы? — вздрагивает.
Господи! Я отчитаю мать. Она вбивает в голову моей очень мнительной и анализирующей жене такую чушь, от которой я потом три дня, и это очень жалкий минимум, избавляю словесно и, конечно же, плотски маленького сверхобученного высокоинтеллектуального маньяка.
— Давай сейчас не будем сеять панику. Вон люди, патрули, спасатели…
— То есть их первыми съедят?
Женька упирается пятками в песчаное дно и даже приседает задом в воду.
— М-м-м, Сережа. Я прошу…
Нет, это не круиз на водах, это жалкая попытка научить жену мне доверять.
— Иди сюда, — подхватываю под ягодицы и раскладываю полуголое тело на себе, — держись, мой панголин, и ничего не бойся.
— Я не динозавр, не эта ящерица, что за сравнения, Сергей? — нудит и хмурится.
Раскачиваю наше тяжелое вращение и буром, нарезая человеческую резьбу, погружаю нас под воду. А там уже, где нас никто не видит, прикладываюсь губами к сомкнутому рту моей малышки. Воздух, пузырьки, ее стон мне в горло и жесткий захват знатно мокрых волос. Женька оттягивает мою голову назад и пытается освободиться. Выпрыгиваю вместе с ней и тут же получаю знатно по плечам.
— Дурак, дурак, дурак. Мы могли утонуть. Ты идиот! У нас же маленький ребенок…
Нет-нет! Этого никогда не будет! Достаточно! Мне одного раза вполне хватило. Не собираюсь с чикой умирать. Другое намерение было, она, похоже, ни хрена не поняла.
— Нет, детка. Я точно не позволю. Мы просто охладились оба. Ты расслабилась и готова…
— Я убить тебя сейчас готова, — обрывает и полосует мою рожу темным с искорками ярости жарким взглядом.
Не слушаю угрожающую моей жизни и здоровью пустую женскую болтовню, подкидывая Женю, как цирковую цилиндрическую палочку, укладываю ее себе на руки животом на голубую гладь и пару раз ее телом вокруг себя провожу.
— Вот так, вот так, — чувствую, что жена сильно обмякает, но все же водит ручками, как маленький краб клешнями, когда противника не видит — вслепую бьет. — Давай, греби, греби, не останавливайся…
— Я плыву! Ура, плыву! — у нее высоко, почти надменно с громким вызовом, закинут над волнами подбородок. — Сережа, у меня, кажется, выходит?
Ну-у-у-у, это очень спорно! Ведь длинные женские ножки несгибаемым «топором» стоят.
— Просто полежи на моих руках и не дергайся. Я покатаю по волнам.
Женька, как маленький утенок, на каждой водной преграде попискивает и смешно кряхтит, но руками водит и ни капельки не устает. Не понимает жена, что нижние конечности в этом деле тоже важны. Вытянув, как струночки, просто ровно держит, лишь изредка расслабляя поджатые носки с ярко накрашенными ноготками на ровных пальчиках. Торчу! Торчу! Торчу! Уже ее хочу.
