Мы притихли одновременно.
— Мать, — формулирую очевидный факт.
— Так, так, так, Макс, расходимся. Давай так, — он, действительно, раскладывает план нашего отхода, стратегического отступления, вынужденного оставления позиций. — Я выхожу, забираю эту нервную женщину, укладываю, присыпаю — это недолго, поверь. А ты… — отец делает пальцами шагающий жест, — чух-чух-чух… Наденька! Куколка! Прохорова моя! Сука! Я что, учить тебя должен? Макс, и потом…
Батя постоянно озирается на комнатную дверь:
— Не отпускай ее! Слышишь! Андрей — с нами, с тобой, в частности, а это, я тебе должен сказать, очень сильный союзник и опасный противник. Он — страшный черт, но надежный, и выбранную один раз сторону никогда не меняет. Но ради этой девчонки, из-за одной ее слезинки… Он убьет! Поверь! Не смей…
— Никогда! Никогда! Никогда! — шиплю и обещаю.
— Так! Я пошел, — и он, действительно, на неуклюжих цыпочках двигается к выходу, затем вдруг оглядывается и еще раз повторяет, — Любовь, Макс, всегда она! Всегда будешь выбирать ту же самую! Слышишь?
— Да!
— Всегда ту же самую… Любовь!
Отец вышел и тут же, по-видимому, натолкнулся на маму. Кто-то ойкнул, пискнул, закряхтел, потом заныл и, очевидно, в крепкой компании удалился. Похоже, мое время?
Выбираюсь из комнаты и, особо не прячась, не шифруясь, но все-таки не издавая специально шума, направляюсь к нам в комнату. На секунду замираю перед дверью, прикладываюсь ухом к полотну, слушаю тишину, вздыхаю, открываю и осторожно внутрь вхожу.
— Максим…
Господи! Прелестно! Вот я — конченая тварь! Кукленок так и не заснул!
— Найденыш, ну чего ты? — шустрю к кровати, откидываю одеяло, и не раздеваясь, укладываюсь рядом с Прохоровой. — Иди ко мне.
Надька быстро подкатывается под бок и перехватывает рукой:
— Ты не курил?
А ведь и правда! Отец приложился к сигаретам, а я, как дебил, рядом, с открытым на разговоры ртом пассивно дымил.
— Надь…
— У нас все хорошо, Максим?
Подтягиваю девчонку и полностью раскладываю на себе:
— Полежи так. Тихонечко. Ладно?
Проглаживаю ее спинку, спускаюсь на ягодицы, там не задерживаюсь, иду опять наверх, забираюсь наглыми руками в волосы, массирую голову, сжимаю тело — кукла кряхтит и терпит, затем освобождаю, еще раз, и опять, и опять, и опять… Сам успокаиваюсь или ее расслабляю? Хрен его знает! Пора!
— Надя?
— М?
— Ты выйдешь за меня замуж? — спокойно задаю наверняка надоевший ей вопрос. — Выходи за меня, Надежда Андреевна Прохорова…
— Любимый…
— … есть причина, есть повод, есть желание, есть чувство. Детка! Оно точно есть! Уверен! Это оно! Оно — то самое! Неземное! Космическое! Надь…
— Максим…
— Я врал, опять врал, нагло брехал, злился — обманывал и обманывался, кукленок. Я — Зверь! Безмозглая тварь, детка! Неразумное, безмозглое животное…
Она приподнимается и прикрывает двумя руками мою гнилую звериную пасть:
— Люблю тебя, Максим. Только тебя! Слышишь? Не смей сомневаться, но…
— Отказываешь? — выкручиваюсь и уточняю, что означают ее эти слова. — Не нужен? Не оправдал? Испорчен? Заклеймен чужим клеймом? Не нравится зверь с тавром «М» на морде? Я разведен, освобожден, Надя, но не порабощен…
— Ложь, Максимочка. Ложь! Неправда!
— Скажи мне: «ДА»! Детка, ответь сейчас! Именно сейчас! СЕЙЧАС! ХОЧУ СЕЙЧАС! Люблю тебя, Наденька, люблю тебя! Обожаю, тащусь, балдею, дурею, с ума схожу, страдаю, погибаю, я так люблю тебя…
— Максим, пожалуйста, — она крутится, ворочается, ерзает, заводит, бесит.
Сука! Сука! Сука! Что опять не так?
Отворачиваю лицо — не хочу смотреть на нее, не могу, просто не в силах. Если любит, то почему так… Жестоко и беспощадно! Это просто край, кукленок!
— Не смей от меня уходить, Надя! Слышишь? Что бы ты там себе не решила и не придумала, — резко поворачиваюсь и фиксирую ее глаза, злобно шиплю и приказываю. — Не смей! Не прощу! Больше никогда! Пощады не будет, кукла! Услышала?
— Я… Макс…
— Услышала? — приподнимаю свою голову, одновременно обхватывая руками ее лицо.
Нос к носу, глаза в глаза — сливаемся лицами и друг друга поглощаем.
— УСЛЫШАЛА? УСЛЫШАЛА? ОТВЕЧАЙ, МЕРЗАВКА! Я задал вопрос!
— Да, — безмолвно, одними губами.
— Не уходи. Просто не уходи. Дай нам шанс, кукленок! Всего один, детка. Всего один! — теперь униженно шепчу.
Последний? Новый? Или на сегодняшний день единственно возможный?
Глава 21
— Надежда, я уже подъехала. Куда идти? Что происходит, детка? — мама практически кричит в телефонную трубку. — Почему здесь? А впрочем, уже неважно… Где ты? Где тебя искать, ребенок? Ты одна?
— Я…
Вот он, тот самый важный момент! Момент истины и моего признания. Говори — хватит оттягивать…
— … третий этаж, мам. На лифте можно или по ступенькам, я думаю так даже будет быстрее…
— Гинекология? — похоже, мама выскочила из машины на свежий воздух — мне слышен уличный шум и звонкая посторонняя женская болтовня. — Простите, пожалуйста, а-ха-ха, — мама смеется и неосторожно, по-видимому, кого-то задевает. — Надька, гинекология? Ты на третьем в областной? Это то, что я думаю? Ты…
Я не знаю, мама! Не знаю, но боюсь представить, если — да! Если — нет, то думать, вообще, не о чем, нечего накручивать себя и что-то страшное предполагать.
— Я…
— Жди меня в холле, я сейчас, уже захожу. М-м-м! Чего-нибудь захватить? Булочку, кофеек, «капучинку», — мама, кажется, останавливается у больничного автомата со всякой «пищевой чушью» — так Максим называет то, что по его профессиональному мнению совсем непригодно к употреблению и даже вредит пищеварению. — Я возьму шоколадку? А из…
— Мне ничего не надо, мам. Я не голодна…
Позавтракала в ресторане — Максим шефство взял и не сдается, кормит просто на убой — следит хищной птицей, ястребом кружит надо мной, когда я усаживаюсь очень плотно завтракать после обязательного утреннего моциона. Зверь нагуливает меня, как потенциальную жертву, облизывается и ждет. Мысленно все это произношу и улыбаюсь. Максим, Морозов, Зверь, мой… Господи!
— Так, кукла, я отключаюсь. Стою возле лифта, жду. Через две минутки буду. Ты там как? А Максим с тобой?
— Он на работе, мамочка, — оглядываясь по сторонам, тихо в трубку отвечаю. — Там сегодня слишком много людей и Лешка еще должен кое-что подогнать из кузни, да я и не…
Сказала любимому, куда иду! И лучше о результатах моего спонтанного посещения узнать без него. Сегодня лучше без него!
— Может предпочтительнее было с ним сюда прийти? Надь, мужчина заслуживает и, более того, даже должен знать о том, что… О-о-о! — мой ответ, естественно, не слышит, зато радостно вопит. — Все-все, загружаюсь, Надька.
И… Телефонная пространственная тишина! Уши заложило, вакуум — безвоздушное пространство, космическая среда. Там жить нельзя! И так в неведении, в подвешенном состоянии существовать, как оказалось… Тоже!
Я не беременна. Уверена на все сто процентов, точно знаю. Я… О, Господи… Возможно, даже никогда!
— Как и обещала, — двери лифтовой кабины раздвигаются, и я вижу счастливое, сияющее бесконечной радостью, доброе любимое мамино лицо. — Привет, малыш! Прекрасно выглядишь!
Она вылетает из кабины и тут же с разгона припечатывается к моей щеке.
— А что такое? Все хорошо? Что за кислая мина? А где Максим? — пощипывает меня за талию, оглядывается и высматривает его по сторонам. — Немного поправилась, округлилась, на хорошенькую девочку стала похожа. Красоточка моя! Ты неподражаемая копия отца, особенно, когда смеешься или когда хмуришь брови, а ну-ка… Расправь линии не порть себя!
— Папа разве не красивый?
— Надь! Заканчивай цепляться к словам. Папа — мужчина, а ты — девчонка, а такое впечатление… Не хочу об этом даже говорить. Где Макс? — разглаживает мне кожу лба и аккуратно щипает за щеку. — Где твой Зверь?
— Он в ресторане, я же тебе сказала. Я… Ты меня совсем не слушала? Не пойму? Все что говорю — зря, да? Как будто бы сама с собою? — бухчу сварливой теткой. — Куклу никто не слышит, все делают только то, что им вздумается. Хочу-творю! Так, что ли? Да?
