Блядь! Какую одежду я могу ей предложить? Шотландскую мужскую юбку? А самое интересное, как Прохорову выпроводить домой? Все так некстати, Надя. Ты здесь, прости, незваный гость, а завтра утром сюда к нам еще заедет батя…
Глава 4
Боже мой, как стыдно! Стыдно-то как.
Сижу, как наказанная, в этой ванной комнате, в доме своего покойного деда и не знаю, что в данной ситуации предпринять и как с «этим» разговор начать — мне определенно нужна помощь, нижняя часть одежды временно пришла в негодность — застирана и высыхает на сушилке, а я, похоже, внизу призывно голая — в одной рубахе и без кружевных трусов. Не хватает только подарочной упаковки с бантиком, которую зверь со всей «любовью» превратит в ошметки!
Сколько времени уже прошло? Я сейчас о чем? Со дня последней нашей встречи или с наступления моего позорного и предсказуемого в сложившейся ситуации положения? Такое впечатление, что целая вечность в обоих вариантах. Морозов, по-моему, повзрослел и стал мужественнее. О чем ты думаешь, Надежда? Нашла время и место. Вот же гадство! Как выйти мне теперь отсюда, как на глаза «этому» показаться? Если честно, свежо и холодно сидеть в ванной с обнаженным тылом! Поджимаю пальцы на ногах и подкладываю руки под задницу — растекшийся орех на белом бортике прилип, примерз и основательно закоченел. Перекатываюсь с одной половинки на другую, за каждым разом поднимаю ноги, при этом шумно выдыхаю ртом! Я застужусь и заболею, но показаться перед ним с белоснежным голым задом воспитание не позволяет и потом я точно знаю, что гад начнет издеваться, высмеивать, подкалывать, а при любом удобном случае растреплет всем! С ним так всегда, Максим определенно может! Вот же мучитель — зверь-Морозов. Откуда выплыл и опять появился на моем горизонте? Ведь мы расстались с ним шесть лет назад.
Отец, отец… Забыл, запамятовал или специально все подстроил? Он ведь не сказал, что в доме кто-то есть:
«Там ремонт, Надежда. Облагораживаю, кукла, твою будущую жилплощадь. Потерпи немного, там неудобно жить, там люди».
Ну, сколько выдержала слабая натура, больше просто не смогла! Всего каких-то жалких три недели, и я уже готова из этого города, куда глаза глядят, бежать! Так со мной всегда. Начну и брошу, пообещаю и струшу в самый неподходящий момент. Ежедневный утренний подъем в бывшей детской комнате, полезный готовый завтрак, ежедневные ритуалы, мамина сочувствующая улыбка и папино серьезное лицо стали последними каплями в море абсолютного недопонимания и борьбы за равноправие поколений отцов-детей:
«Что я забыла в благополучном отчем доме? Давно пора устраивать свое гнездо!».
Что? Зачем там вообще живу? До сих пор с родителями? Надо срочно съезжать! Засела шальная мысль в башке и двадцать один день меня кусала! Ну, не могу я жить с ними, в том «бывшем безоблачном детстве» — на сегодняшний момент отчаянно нуждаюсь в безусловной свободе и требую самостоятельности. Я все смогу сама, добьюсь и преодолею! Из кожи вылезу, но докажу, что взрослый человек, успешная и свободная женщина, что совершенно независима от мнения родителей, толпы, что всего добьюсь без посторонней помощи, без отцовского блата и материнского внимания, что мне никто не нужен для того, чтобы громко хлопнуть дверью и заявить о себе. Никто! Вообще, никто! Я — женщина-воин, борец за равенство и жалкое подобие дружбы между полами…
Я… Я… Я… Да жалкая, трусливая, сопливая девчонка в обмоченных от страха штанишках, увидевшая давно забытого «героя» из своих кошмарных снов о счастливом детстве и безумном отрочестве! Такая смелая и гордая необдуманно сбежала из-под родительской опеки прямо в лапы к зверю! Как всегда, Надежда! Талантливо — ни дать, ни взять!
Ни хрена не получается — все скатывается вниз и делается только хуже! Три недели в родном городе и абсолютно никаких подвижек. Ни в чем, ни в одном направлении! Нет для меня работы — то я не подхожу, то не устраивают предлагаемые условия труда, то график странный — почему-то поздно вечером и ночью, то мизерная оплата или ее полное отсутствие и долгий испытательный срок, то работодатель — аферист, пирамидчик и нулевой профессионал. Ношусь со своим портфолио, как зомби, по государственным и независимым издательствам, журналам, по частным фотостудиям, по откровенным творческим забегаловкам. Выкладываю кое-что из раннего творчества в открытый доступ во всемирный разум, распространяю через социальные сети, прошу репосты от контактных и одноклассных «друзей», клянчу от незнакомых людей лайки, насилую посторонних своими спам-рассылками. Все не то! Я для современности не модна, мои направление и тема слегка надуманы и, Господи, опять «бесперспективны»; работы странные, чудные и трудные для понимания обывателям, а я сама, как автор, для общественности «слегка заумна» — хотя предпочитаю характеристику в определении «интеллектуальна»; веду себя на собеседованиях зажато, нет шарма и самопиара — потенциальные работодатели отвечают сразу «нет», фактически прямой отказ молодому и подающему большие надежды «таланту». А теперь еще с Морозовым странно образовавшийся замес. С чего бы? Что он тут вообще забыл?
Странно, что он меня тут пока не беспокоит! Об этом начинаю волноваться! Уверена, что сейчас готовит какую-нибудь «изысканную» пакость в своем стиле, Максим испытывает истинное наслаждение от провоцирования меня на открытое противостояние и женскую последующую истерику или атаку. Такой дрянной у мужика характер. Мы с ним не ладим с детства. Так получилось! Родители смеялись над нашими препираниями и говорили:
«У этой парочки духовная близость, синонимичные характеры. Короче, братцы, практически та самая любовь»,
а мне кажется, зверь всегда чувствовал слабую, по сравнению с ним, девчушку, ту, которую он мог одним щелчком пальцев на лопатки уложить. Буквально и фигурально! В принципе, он так и делал, и результат, кстати, был тоже плачевный или мокрый, аналогичный полученному сегодня вечером. Черт! Вот и отец уже звонит…
— Да, папочка, — прикрываю рот и шепчу в телефонную трубку. — Извини, пожалуйста, неудобно было говорить…
— Надя, я понимаю, что ты взрослая женщина, что у тебя есть своя жизнь, но в моем доме о своих отлучках на ночь надо заранее предупреждать. Если ты забыла об этом старом правиле…
— Прости, пожалуйста. Очень закружилась и не смогла вовремя позвонить.
Назвать сейчас отцу точный адрес дедушкиного дома и послушать его телефонную реакцию на мое здесь присутствие или все же подождать? Мне очень интересно послушать, что он скажет, когда я начну его топорную игру разоблачать?
— Где ты? — спокойно задает вопрос. — Тебя забрать? Ты не взяла машину.
— У подружки. Мы тут устроили с ней посиделки, маленький девичник, время пролетело и я…
— Надь, не нужно, это лишнее. Достаточно сказать, что у тебя все хорошо и ты в порядке. Мы с мамой абсолютно не возражаем, только всегда предупреждай, кукла. Время сейчас не очень, сама понимаешь, а ты — женщина, я беспокоюсь за… Ну… Ты пока одна. Как будешь возвращаться? Некому проводить и защитить…
Отцу неудобно говорить о таком, слышу, что он, по-моему, действительно волнуется и начинает с пробуксовкой говорить.
— Я прошу у вас с мамой прощения. Такое больше не повторится. Обещаю!
— Ладно, детка. Не напивайтесь там слишком, и осторожнее со спичками и легковоспламеняющимися жидкостями, и горючими материалами на всякий случай, — отец смеется надо мной. — Надь, когда тебя ждать домой?
С ответом я зависла! Действительно, когда? На часах практически полчасика до полуночи, здешняя «подружка» куда-то смылась и не беспокоит — это хорошо, тут все устраивает, а вот то, что я без нижнего белья и без брюк — это очевидная проблема. С голым задом придется в этом доме заночевать! Это можно перетерпеть и выдержать, если бы не внезапный громкий стук в дверь и грубый недовольный мужской голос:
— Прохорова! Ты там уснула? Ответь!
— Папочка, приеду завтра, до обеда, обещаю. Спокойной ночи, родители, пока-пока, целую, — и быстро отключаю связь.