Ты мне дорог и люб, не забуду я нас,

Только поздно скорбеть и жалеть о былом.

Зимний ветер кричит, зимний ветер кричит,

Он рыдает и шепчет, взметая снега,

Наши мысли рассеяны, взгляды слепы,

Наши чувства под снегом упрячет пурга.

Заклинаю тебя, заклинаю тебя,

Вместо льва, пусть яви́тся преданный пёс,

Что найдёт меня там, где никто не искал,

Он от сна пробудится, отрекшись от грёз.

Когда слова песни стихли, я готов был поклясться, что если не услышу их вновь, то немедленно себя убью. Меня охватила неизмеримая, нестерпимая тоска, от которой воля ослабла, лишая тело контроля. Сотни рук, что ещё миг назад грозили разорвать саму ткань реальности, бессильно опустились. Исполинские твари, низвергнутые из преисподней моею волей, застыли, переминаясь с ноги на ногу.

«Они не слышат зова… Стихли призрачные барабаны в моём сердце, что гонят их на охоту… Я снова побеждён…».

— Останься со мной, — сказал я, и слова тяжёлым рокотом, сотрясающим мир, пронеслись, сметая камни и стены, сотрясая горы и мёртвые леса.

Но едва сказав это, я услышал ответ. Не от неё. От самого себя. Я знал его, знал, что иначе и быть не может. Иначе, попросту никак.

«Она не вернётся».

Тогда волны боли и отчаяния пронзили моё непомерно тяжёлое, полнящееся нерастраченной силы тело. Мышцы свело так, словно меня настиг удар молнии. Сознание гасло очень быстро, забирая с собой тяжкие мысли и память о грёзах, случившихся мгновения назад.

«Когда я очнусь, то снова…».

Мир поглотила тьма. Виски сдавило, будто бы голову зажали в тисках. Я застонал, но боль только усиливалась. От неожиданности, я закричал, не слыша собственного голоса. Вдруг перед глазами мелькнули чьи-то руки, с силой неизвестный дёрнул меня, куда-то волоча. Я пытался сопротивляться, но оказался не в силах даже попасть по нападавшему, лишь слепо шарил вокруг, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь.

— Полегче! А, чёрт… Да, что с тобой?!

За словами последовала тяжёлая оплеуха. Внезапно, это помогло. Перед глазами всё плыло, но я снова видел. Я сидел на промёрзшей земле и тянулся к тёмному силуэту, стоящему передо мной. Кожу пронзали тысячи несуществующих игл, руки дрожали, как у выпивохи, который встретил очередное ненастное утро с похмелья.

— Дракула, какого дьявола ты со мной сделал? — пробормотал я.

Даже язык не слушался. Во рту было сухо, как в пустыне. Я отбросил попытки подняться, сосредоточившись на том, чтобы не упасть. Слепо собрал ладонью снежок и засунул в рот. Затем упёрся руками в почву и дышал. Дышал так, как давно этого не делал, старательно накачиваясь грудь воздухом. Лёгкие горели с непривычки, начало колоть в области левого плеча. Я съёжился, заваливаясь на бок, зажмурил глаза, и кажется, заплакал.

— Влад, я похоже умираю, — пробормотал чужой, хриплый и едва узнаваемый голос.

— Исключено, — отрезал вампир. — Если ты вернулся, значит, до смерти ещё далеко. Хотя… впрочем, не важно. Что он сказал тебе?

— Он?

— Ты знаешь, о ком я.

— Он сказал… — пробормотал я, не зная, стоит ли говорить правду. — Он сказал… что я отличный парень и могу дальше учиться у Влада Цепеша.

В зловещей тишине вдруг раздался хохот. Дракула от души и совершенно искренне смеялся, а я, охнув, присоединился к нему. То было поистине жуткое мгновение: мёртвая деревня, заросший погост и два проклятых, веселящихся на руинах чужого горя. Отсмеявшись, Дракула глянул на небосклон и быстро сказал:

— Ты очень долго пробыл под землёй, теперь у меня мало времени до восхода.

— Отправимся прямо сейчас?

— Далеко… А мне всё ещё нужно на охоту. Оставайся здесь и дожидайся меня следующей ночью или скачи на запад, пока не упрёшься в развалины мельницы, оттуда…

— Я помню, — нетерпеливо бросил я. — Иди, не теряй время.

— До встречи, — сказал Дракула, растворяясь в воздухе.

Стая чёрных, как сажа летучих мышей, шелестя кожистыми крыльями очень скоро исчезла из виду. Оставшись наедине сам с собой, я задумчиво побрёл к лошадям. Конь Влада нервно топтался, то и дело всхрапывая от волнения. Животное чувствовало, что хозяин исчез, и хоть и было привычно к подобному, но едва справлялось со страхом перед неизведанным. Я хотел было миролюбиво хлопнуть его по загривку, но жеребец едва не откусил мне пальцы.

— А ты с норовом, да? — хмыкнул я. — Ну и сиди тут один, а мы пойдём.

Подтянув подпругу, я оседлал собственную лошадь и направил её к лесу. Меня не оставляло чувство, будто бы я нагой посреди пустыни. Казалось, словно любой, кого я повстречаю, увидит черноту моей души, её чёрствость и уродство. И хоть первоначальный шок от пробуждения в гробу сходил на нет, нутро чуяло изменения в теле. Что-то иное, чужеродное, а может быть попросту давно и крепко позабытое поселилось во мрачном подвале подсознания. Я ждал встречи с ним, и боялся одновременно. Кобылица бодро скакала всё вперёд и вперёд, словно знала, куда мне надо. Уже начало светать, когда животное вдруг само остановилось. Передо мной возвышался одноэтажный охотничий домик. Снег давно закончился, и мои следы были единственными на поляне. Не было слышно и дыхания спящих внутри дома людей. Подойдя поближе, я поднёс ладонь к узкой щели между дверью и стеной. Тепла не ощущалось, дом пустовал.

Тогда привязав кобылу под навесом, и бросив в лохань охапку отыскавшейся здесь же соломы, я зашёл в сторожку, закрыв за собой дверь на засов. До рассвета оставались считанные мгновения. Приближение солнца для меня теперь ощущалось так же явственно, как изменение температуры для живого. Я знал, что мне не стоит бояться солнечных лучей, но пришёл сюда не за этим. Любопытство требовало проверить себя. Закрыв глаза, я постарался отбросить прочь все мысли и сомнения, отпуская астрального двойника. Мир на мгновение потускнел… а затем взорвался мириадами разноцветных лучей. Я видел всё или почти всё. На многие вёрсты окрест места, где оставалось тело, протянулись невидимые нити моего сознания. Я чуял тела мертвецов, слышал отдалённые голоса тёмных душ, очертания которых теперь стали чётче и заметнее. Но главное… я видел других, таких же, ну, или почти таких же, как я… некромантов. То были размытые видения, смазанные образы. Они были слишком далеко от меня. Все. Кроме одного.

Перед глазами возникло поселение. Большое здание. Посреди обеденной залы постоялого двора стоял Влад, сжимая горло местного завсегдатая, кровь которого он пил мгновение назад. Мужчина пребывал в трансе, не понимая, что с ним делают. Вампир осторожно, словно бы даже бережно опустил тело человека на скамью, укладывая головой на стол. Мне почудился храп. Мужчина остался жив и мирно спал. Влад будто почувствовал, что за ним наблюдают, а затем поднял взгляд на меня. Пригляделся. А потом его губы растянулись в довольной кровавой ухмылке.

Лишь молодость способна покорять сердца и города, питая силу из собственной глупости.

По трапезному залу расползался запах жареной яичницы с беконом. Алейо уплетал за обе щёки, закусывая свежей лепёшкой и прихлёбывая травяной чай. Восседавший рядом с ним паладин был привычно хмур и задумчив. Он рассеянно ковырял еду вилкой, но, казалось, даже не притрагивался к завтраку. Маркус то и дело бросал многозначительные взгляды на меня, то раздражённые на пажа, которому было невдомёк, что вместо того, чтобы набивать живот, следует разгонять мрак по залу.

— Какие новости из мира? — спросил я, опережая встречные вопросы рыцаря. — Что орден? Доволен тобой?

— Похвальная заинтересованность, — ответил Маркус. — Но я давно не получал новостей из ордена. Сюда они не доходят. Что же касается окрестностей, всякое болтают. Неспокойно стало, чёрные вести идут с юга.

— Сонамская империя поднимает голову?

— Да. Есть версия, что всё идёт к вторжению. Хотя, если хочешь моё мнение, всё это лишь провокации.