«Они будут являть тебе самые разные картины. Одни из мести, желая смутить твою волю, заставить сожалеть, полагая, будто бы ты сможешь их оживить, если достаточно настрадаешься. Другие увидят в тебе творца, создателя, и обманувшись, будут раскрывать душу, ожидая одобрения, — говорил в моей памяти Дракула. — Гони и тех, и других. Их нет. Этот их земной путь окончен. С момента смерти, их тело принадлежит лишь червям и некромантам».

Мальчик вдруг резко оборачивается и бросается к сундуку у стены. Он быстро откидывает крышку, ныряя внутрь. Я успеваю лишь удивиться, как он умудрился туда поместиться. Дверь открывается. За ней чернота. Ветер гуляет в пустых коридорах, подбрасывая пыль, словно снежинки. В дверном проёме появляется ещё одно светящееся пятно. Я вижу мужчину. Покачиваясь, он входит в комнату, то и дело заходясь мучительными приступами кашля. Его тело сводит судорога, мужчина падает на колени, его нутро извергает рвоту. Мальчик в сундуке неожиданно икает. Мужчина поднимает голову, являя мне раскрасневшееся лицо, обводя комнату подслеповатым взглядом.

— Поганец… — бормочет он, едва шевеля языком. — А ну!..

Мужчина пытается встать, но падает. Встав на четвереньки, он громко рыгает, заходится кашлем. Снова поднимает голову.

— Поганец! Где ты прячешься?!

Мальчик в сундуке сидит тише мыши, но я чувствую, что он там. Я ощущаю его присутствие, слышу его страх и мысли. Тем временем, мужчина встаёт, и оглядев комнату мутным взором, останавливает его на сундуке.

— Попался, крысёныш, — резюмирует он, и пошатываясь, направляется к сундуку.

Остановившись подле, он вытягивает из разношенных шаровар старый потёртый ремень.

— Вылезай, поганец. Вылезай, кому говорю?!

Едва крышка сундуку робко приоткрывается, мужчина рывком откидывает её и начинает наносить беспорядочные удары ремнём. В воздухе сверкает металлическая бляха, которая с жужжанием разрубая воздух, врезается в тщедушное тельце истошно кричащего мальчика.

— Папочка, не надо! Папулечка, прошу не надо! А-а-а-а! Папочка-а-а! Ай! Папочка, пожалуйста! Пожалуйста!

Я мысленно раскрыл ставни и представил, как буря затягивает и уносит призраков. Вначале ничего не получалось. Мужчина продолжал избивать ребёнка. Я сосредоточился на том, чтобы перестать смотреть на них, как на живых. Фантомы носились по комнате, вскоре их крики превратились в неразличимые вопли, затем перешедшие в вой, который в конце концов, стал гулом ветра. Мираж исчез, но мне не было от того легче. Я ощущал необъяснимый зуд на коже рук. То и дело казалось будто кисти горят, покрываются струпьями. Снова и снова я ловил себя на том, что чешусь. Появились неприятные ощущения на лице, лёгкие едва заметные касания, какие бывают, когда на кожу садятся насекомые. Начало чудиться будто кожа под веками шевелится, и оттуда вот-вот полезут личинки и черви. Я скрежетал зубами, но не разрывал концентрацию, паря над Браном.

«Третье правило некроманта: блюди чистоту рук, но забудь о чистоте души, — поучал меня Дракула, разрывая хмарь кошмарных образов, всплывающих в памяти, как молния грозовое небо. — Теперь ты злейший враг могилы, расхититель погостов, мерзкая тварь для любого, кто верить в свет. От тебя несёт сырой землёй, сколько бы ты не мылся. Скобли кожу, хоть до крови, но не избавишься от ощущения, что по тебе ползают опарыши. Этого никто больше не почует, но это навсегда останется с тобой. Научись с этим жить, не замечать, возвысься над пропастью из гнили и старых костей, не дай ей забрать твоё тело».

Я заставил себя развернуть взор в сторону комнаты. Приблизился к собственному телу. Грудь очень редко, едва заметно поднималась и опускалась. Правая рука подрагивала, словно мне что-то снилось. Я мысленно сжался и представил другую картину. Моё тело лежало в канаве, израненное, почерневшее от гниения, живот, полнился червями и глистами, в выклеванных птицами глазницах, копошились чёрные жуки могильщики, отёкшие и непомерно распухшие пальцы грызли крысы. Тело содрогнулось от рвотного спазма, но я заставил себя смотреть, пока волнение не унялось.

«Этого нет, — спокойно сказал я себе. — Жизнь намного страшнее».

Исчезли жуки и черви, растворились в воздухе крысы. Я снова лежал на чистой постели и мирно дремал. К исходу ночи, когда до рассвета оставалось меньше часа, в дверь постучали.

— Дракула, — проговорил я, вставая с постели.

Влад вошёл в комнату, хмуро осматривая меня, будто бы ждал увидеть следы уродства души на теле.

— К вину так и не притронулся, — заметил он, глянув на полный кувшин.

— Какой смысл, если я почти не чувствую его вкус?

— В привычке. Четвёртое правило некроманта гласит: Забудь, что ты был человеком, но помни об этом до конца.

— Как прикажешь тебя понимать? — спросил я.

— Ты никогда не стал бы обычным человеком снова, даже если бы не был мормилаем. Некромант — это не профессия, а выбор судьбы, который не изменить. Но прикажи себе жить, словно ты человек. Имей простые привычки, пристрастия. Делай вид, что живёшь. Каждый день обманывай собственную плоть. Не опускайся до животного. Не грезь властью и не упивайся силой. Только так ты сохранишь рассудок.

Шрамы — это то, что приближает нас к совершенству. А те, кто нанёс их, в конечном счёте становятся нашими учителями.

Я стоял посреди погоста. Небо затягивали тяжёлые и низкие тучи, скрывая от взора звёзды. Царила такая тишина, словно мы выпали из мира. Воздух был невероятно чист и свеж. Не пахло дымом. Близлежащая деревня давно вымерла. Когда мы проезжали мимо, то не повстречали ни одной собаки, не то, что человека. Влад хмурился, осматриваясь по сторонам, иногда ругаясь в пустоту. Большинство строений сгорели, и было видно, что завалы никто не разбирал. Погост спал. Надгробия покосились и зарастали мхом и лишайником. Давно никто не обновлял цветы и не пропалывал клумбы, от чего кладбище быстро и неумолимо поглощалось лесом. Я снова был на уроке бессменного наставника — Влада. Каком по счёту? Память не хранила ответов. Помню, мы резали трупы, копались в могилах, я штудировал бесчисленные старые и ветхие фолианты, а потом снова оказывался в незнакомом месте на очередном уроке мрачного бытия.

— Вокруг ночь, вдруг раздается скрип телеги. Когда повозка с тобой поравнялась, ты видишь, что она запряжена мертвецами, а на облучке сидит дряхлый старик. Твои действия? — Влад заговорил так внезапно, что я не сразу понял, о чём он.

— Это анку, — ответил я. — Его пустые глазницы будут ловить мой взгляд, чтобы прочитать. Я пройду мимо, не замечая его.

— Через плечо трижды не желаешь поплевать? — осведомился Дракула, заглядывая мне в глаза, встав напротив.

— Нет, — проговорил я, чуть покачав головой. — Анку страшен только для того, кто его боится, а значит любые суеверные ритуалы лишь добавят духу власти над жертвой.

Дракула помолчал. Развернувшись ко мне спиной, он прошёлся вдоль окутанных дымкой могил, вглядываясь в надгробия. Его губы неслышно что-то шептали.

— Ответ верный, но неправильный, — сказал он.

— Так не бывает, — возразил я.

— Он справедлив для человека, а ты некромант. Анку — тёмная душа, неприкаянная и от того опасная. Пройдя мимо, ты обрекаешь на продолжение страданий его самого, а также навлекаешь жуткие муки на тех, кто встретит извозчика смерти после тебя. Анку будет в ярости, что прошёл мимо добычи, но не посмел её коснуться. Он растерзает первого встречного, сделав частью своей свиты.

Я грустно усмехнулся.

— Ты и правда куда как человечнее многих, кого я встретил на пути. Но я не согласен с тобой в этот раз.

— Это уже интересно, — ответил Дракула, сверкнув глазами.

— Я не обрекаю анку на страдания, он уже страдает. Пройдя мимо, моя воля или неволя вмешиваться в его судьбу, ничего не меняет. Он — проклятый, такой же, как мы с тобой. Да-да, я знаю, что не совсем такой. Это не меняет сути. Как и того, что жизни, которые заберёт Анку, могут забрать и живые. Путники повстречают разбойников, подцепят лихорадку, станут жертвами поножовщины в трактире или добычей волчьей стаи…