— Не верю своим ушам, Алексей… Ужель ты уверовал в судьбу и стал фаталистом?

— А кто сказал, что я не верил в неё раньше?

Не знаю, удовлетворил ли мой ответ Дракулу. Вампир снова вернулся к изучению надгробных плит, вышагивая столь безмятежно и вальяжно, словно мы наслаждались прогулкой в парке. С юга подул ветер, но вместо привычного холода, показалось будто пахнуло теплом. Редкие снежинки проносились мимо меня, мучным вихрем скрадывая очертания предметов.

— Как убить мороя? — прокричал Влад, силясь заглушить порывы ветра.

— Мороя нельзя убить, только изгнать, — крикнул в ответ я. — Нужно привести кровную родню. Чем ближе родственник, тем больше шансов на успех. В полночь он должен ждать у могилы появления призрака и приказать тому уйти, окропив землю собственной кровью.

— А если найти родича не удастся? — быстро спросил Дракула, материализовавшись из воздуха рядом со мной.

Вопрос меня озадачил. Влад никогда об этом не рассказывал, а из прочитанных текстов ничего подобного припомнить не удалось.

— Я не знаю.

— Я не знаю, — передразнил меня Дракула. — Забудь эту фразу раз и навсегда. Ты — некромант. Думай!

— Морой — призрак, неупокоенная душа. Её черная тень. Искаженное отражение того, кем был человек. Несчастная сторона, обиженная, преданная. Например, заморенная падчерица.

— Так, — кивнул Влад. — Если родичей в живых нет. Как изгнать такой призрак?

— Да, никак, — вдруг догадался я. — Это вовсе не морой! Другой вид нечисти.

— Нечисти… Не люблю это слово. Но верно. — Кивнул Влад.

Обведя взглядом спящий погост, вампир остановился на одной из могил. Он простёр перед собой руку ладонью вниз. Под плитами что-то скрипнуло, донёсся глухой рокот, затряслась земля. Я встал рядом с Владом, и не смея оторваться, следил за его дланью. Из руки Дракулы исходило тусклое призрачное чуть зеленоватое свечение, образующее луч, что бил в землю перед могильным камнем. Гул нарастал, послышался треск, земля вспучилась, расступаясь пред волей некроманта, являя на поверхность старый гроб. Дракула ловко подцепил пальцами крышку и сорвал её, без труда выдрав старые проржавевшие гвозди. Перед нами лежал мертвец. Его похоронили много лет назад, десять, быть может и все двадцать. Мягкие ткани давно иссохли и разложились, оставив на дне гроба отвратное тёмное пятно. На старых костях виднелись лишь обрывки одежды. Дракула буднично и, как мне показалось, не слишком церемонно извлёк останки, складывая их рядом. Он вынимал из гроба кости, словно копался в старом сундуке, давно забытом в чулане. Когда все части скелета перекочевали наружу, Влад, глянув на меня исподлобья, буркнул:

— Ложись.

— Что потом?

— Если б я знал, — вдруг рассмеялся Дракула. — Это страшная, но обязательная часть твоей инициации. В обычных условиях, некромант таким образом присягает на службу Дулкруду, как бы заключая вечный союз.

— В обычных это когда некромант ещё человек? — уточнил я.

— Да. Ты признаёшь его власть над собой, а взамен получаешь доступ к искре — вот тут! — Сказав это Влад указал на грудь в области сердца.

— Но я уже видел его однажды, — проговорил я, не спеша ложиться в гроб. — И, по-моему, он уже считает меня собственностью.

— В этом-то и проблема, — задумчиво протянул вампир. — Мормилаи никогда не становились некромантами. Поэтому я не знаю, что произойдёт. Но по-другому никак. Без инициации никому и никогда не заполучить, не обуздать всю силу, что тлеет, как едва разгорающийся огонёк в твоей душе.

— Хотелось бы верить, что ты знаешь, что делаешь, — ответил я, с сомнением глядя на разрытую могилу. — А какого чёрта, да? Сам пришёл… Давай! — С этими словами, я шагнул в гроб, а затем шутливо отсалютовав Владу, лёг на спину.

Надо мной опустилась крышка. Земля вновь содрогнулась и застонала, принимая новое тело. Я чувствовал волны энергии Дракулы, охватывающие гроб, ощущал, как его сила касается меня. Наконец, наступила поистине гробовая тишина. Все звуки смолкли.

«Как тихо, — подумал я. — Сейчас ночь. Я всегда слышу множество звуков. Как копошатся тараканы, снуют крысы, иногда даже слышал, как шелестя влажной кожей, ползают черви. А здесь ничего… Пустота…».

Мне вдруг очень сильно захотелось спать. Веки сомкнулись, прежде, чем пришло осознание, того, что я не испытывал этого желания многие месяцы. Целительная дрёма накрыла разум, прогоняя прочь все заботы и тревоги. Передо мной распахнулась незримая дверь другого мира, который манил и очень давно ждал. Во мраке появились искрящиеся и мерцающие, как прогорающий фитиль лампы огоньки. Их очертания становились яснее, чётче, и в скоро я смог разглядеть силуэты существ похожих на людей. Полупрозрачные колеблющиеся от ветра тела, сновали вокруг меня, словно ворох опадающих листьев. Они были крошечные, не больше напёрстка каждое, но от чего-то я точно знал — это люди. Такие же как я. Проклятые.

Вдруг где-то внутри меня, в далях, о которых раньше и не приходилось догадываться, родился гнев. Следом пришёл голод. Животный, всепоглощающий инстинкт требовал насыщения. Снующие вокруг меня призраки продолжали чарующий танец, не осознавая, что делаю, словно действие опередило мысль, я потянулся к ближайшей мерцающей душе. На встречу дрожащему огоньку протянулась добрая сотня рук, с каждой из которых, прыснули тончайшие нити. Но призрак отпрянул, избежав моей хватки. Казалось, что он совсем рядом, но дотянуться не удавалось. Тогда я понял, что ощущаю себя престранно. Будто бы от головокружения, всё казалось мутным, а движения замедленными, неточными, как у пьяницы. Хотел было обернуться, глянуть по сторонам, но не мог. То ли шея не слушалась, то ли тело приковали к опоре. Тогда то, я и догадался.

«Я не могу повернуться, потому, что гляжу во все стороны сразу. Я вижу всё, что здесь есть на сотни, быть может даже тысячи взглядов, тысяч глаз. На сотни вёрст окрест… Моих владений… Моего мира».

Эти мысли смутили меня, кажется, даже заставив вздрогнуть, но ярость тотчас взяла верх. Руки восстали, словно тысяча копий, готовых к удару, в груди нарастало пламя, что вот-вот вырвется наружу, пожрёт, испепелит, заставит! Моё тело изогнулось дугой, обрастая шипами. Вокруг земля взрывалась и лопалась, выпуская наружу полчища насекомоподобных существ, каждый размерами с лошадь, а то и быка. Щёлкая хищными жвалами, с которых сочился яд, сжимая в лапах алебарды и косы, они маршировали раскачивающимися колоннами, влекомые моими приказами.

Но вдруг, что это? Гнев ослаб, улетучился, а затем исчез, будто его и не было. Он растаял, растворился, как прожитый, но несбывшийся сон. Я слышал голос, и слаще него не осталось ничего во всём мире… в моём царстве под чёрным солнцем. Женский голос манил и прогонял, утешал и обвинял, грел и обжигал холодом, умолял и повелевал. Я вслушивался, как зачарованный, не в силах понять, откуда его знаю. В голове звучали слова странной и очень печальной песни.

А на том берегу, а на том берегу,

Выходила я с милым по полю гулять.

Милый рвал для меня луговые цветы,

Шёл за мною след в след, словно мог потерять.

Уходи же ты прочь, уходи же ты прочь,

Перестань мне шептать про любовь на века,

Увядают цветы, пахнет гарью любовь,

Твои речи пусты, твоя воля слаба.

Мне сестринская грусть, мне сестринская грусть,

Станет пуще чем сладость, что ночью дана,

Когда вместе с тобой мы не видели звёзд,

Раскаляя зарницами страсть до бела.

Ненавижу тебя, ненавижу себя,

Мы забыли до срока, что приняли боль,

Мы увядшие листья, летящие в даль,

Мы лишь капли дождя, превращённые в смоль.

Оборву нашу связь и уйду на века,

Навсегда я себя объявляю врагом,