Уже набираю номер Делайлы, как только залезаю в свою машину, нуждаясь услышать ее голос, чтобы успокоиться после тяжелой смены.

— Привет! Дай мне две минуты… — слышу, как она что-то перекладывает на другом конце.

— Ты в порядке?

— Да! Я все еще здесь, занимаюсь редактированием. А ты как? Смог избавиться от блевоты?

— Все норм, красавица. Да, я принял душ на работе, но как только доберусь домой, залезу еще раз. Ты все еще в офисе?

— Мгм, — мягко мурлычет Делайла. — Нас тут несколько человек, кто сегодня задержался, так что мы собираемся открыть бутылку вина и заказать что-нибудь поесть, чтобы поддержать силы.

— Ну, я хотел предложить забрать тебя, но раз вы там компанией… звучит весело.

— Ты это не серьезно, — хихикает она, пока я слышу, как принтер печатает что-то в фоне.

— Нет, не серьезно, — соглашаюсь с улыбкой, хотя она ее не видит. — Не могу представить ничего хуже, чем работать в офисе, но если тебе нравится…

— Мне нравится.

— Я знаю, — отвечаю, но она меня перебивает.

— Нет, я имею в виду, мне нравится моя работа, но сейчас я говорила о твоей улыбке, когда ты говоришь со мной. Это мне нравится. Очень.

Кажется, Делайла тоже улыбается, или по крайней мере я надеюсь на это.

— Это происходит каждый раз, когда ты рядом, Делайла… Напиши мне, когда будешь уходить из офиса? И не перетрудись, хорошо?

— Обещаю, Грей. Ты уже дома?

— Почти. Сейчас приму душ, закину в себя все, что Хадсон приготовил на ужин, и отправлюсь прямо в кровать. У меня глаза горят от всего того хлора и отбеливателя, которыми мы чистили бассейн, нужно просто их закрыть хоть на немного.

Делайла тихонько фыркает. Знаю, что она сказала, что там еще люди задержались работать, есть и пить, но все равно жаль, что я не рядом. Хотелось бы хотя бы обнять ее, поцеловать и наполнить ее бутылку водой, чтобы она не оставалась обезвоженной. Я, конечно, мог бы поехать к ней, но, во-первых, я даже не знаю адрес ее издательства, а во-вторых, не хочу прерывать ее рабочий настрой. Придется довольствоваться нашими вечерними звонками и сообщениями, пока через два дня я не смогу ее снова обнять.

Боже.

Меня уже конкретно накрыло, и мне это, черт возьми, нравится.

— Вы все, Миллены, умеете готовить?

— А? — Усталый мозг пытается догнать ее вопрос. — Ах, да! Мама учила нас всех готовить с раннего возраста. Кухня была ареной многих ссор, я не знаю, как она с этим справлялась, не выходя из себя, но я никогда не видел, чтобы она злилась. Теперь мы все любим готовить, полагаю, то время на кухне нас всех объединило.

— Мне этого не понять… но звучит чудесно.

Я чувствую себя мудаком, что начал говорить про семейные моменты, зная, что Делайла не испытала этого в детстве. Я часто не успеваю за своим языком, особенно когда устал, так что это просто вырвалось, и теперь я чувствую вину.

— Красавица…

— Не чувствуй себя виноватым, Грей. Это здорово, что у тебя есть такие воспоминания! И я хочу, чтобы ты ими делился со мной. Правда.

В голосе Делайлы невозможно не услышать искренность.

— Я… я хочу однажды дать своим детям такой опыт. Это то, что мне просто нужно перебороть… ну, не совсем так, но… справиться с этим. Принять. Ты понимаешь, о чем я?

— Я точно понимаю, — отвечаю я и жду, что она скажет еще что-то, но когда она не продолжает, я решаю не давить. Однако запоминаю этот момент. Мы еще не говорили о детях, все-таки у нас все еще ранняя стадия отношений, но теперь я точно знаю, что Делайла хочет быть матерью когда-нибудь в будущем. Отлично. Потому что я всегда хотел кучу детей, чтобы дать им такой же шанс на счастливое детство, как у меня — окруженного любящими братьями и сестрами.

До моих ушей доносится приглушенный голос, зовущий Делайлу по имени, а потом гораздо четче раздается ее ответ — она убирает руку от динамика телефона.

— Мне надо идти, еда почти приехала.

— Иди, наслаждайся, красавица. — Я бросаю взгляд на затонированное заднее стекло, замечая знакомую улицу, по которой мы сворачиваем. — Я почти дома, так что напишу тебе перед сном.

Ее нежное «спокойной ночи» остается со мной, делая мои сны еще слаще и заставляя меня чувствовать еще больше вины за то, что происходит в пятницу.

Хадсон встречает меня утренним бурчанием, протягивая чашку кофе, пока сам смотрит повтор боксерского матча. Я зависаю на пару раундов, с интересом наблюдая за брызгами крови и ревом толпы, выкрикивающей проклятья.

Рабочий день ничем особенным не выделяется, но хотя бы на меня сегодня не блевали. Когда у меня начинает урчать в животе, а кофемашина в кафе ломается, я вызываюсь сбегать за кофе для себя и остальных спасателей.

Список заказов на телефоне, иду до ближайшего кафе, наслаждаясь солнцем, бьющим по голове, и возможностью выбраться на улицу хоть ненадолго.

Пока вдруг меня не останавливает девушка посреди улицы.

— Вы Грей Миллен?

Я чувствую, как мой рот приоткрывается, а сердце начинает колотиться, но не от нервов, а от чистого недоумения.

— Пловец? — продолжает она, глядя на меня круглыми, удивленными глазами.

Что ж, нас теперь двое.

Такого не происходило… давно.

— Да, это я, — слышу я свой голос, и шум оживленной лондонской улицы вдруг исчезает, как будто в фон.

— О боже! Мой брат боготворил вас! Можно автограф?

Мои пальцы рефлекторно тянутся, чтобы поправить козырек кепки, которую мне бы очень хотелось сейчас надеть. После аварии, когда мое имя еще периодически всплывало в прессе, я начал носить снэпбэк всякий раз, когда выходил из дома. Но сейчас пальцы хватаются за воздух. Когда моя слава поутихла, и меня стали реже узнавать, я перестал прятаться за этой маскировкой.

Черт, как же сейчас хочется, чтобы на мне была эта гребаная кепка.

— Конечно. — Я улыбаюсь. Эта улыбка не совсем фальшивая, я не против подписать что-то или сделать фото. Все-таки я прославился благодаря тому, что занимался любимым делом. Но все это кажется каким-то сюрреалистичным, и в этот момент в голове неожиданно возникает голос Делайлы.

— Почему эта девушка просит у тебя автограф, Грей? — спрашивает воображаемая Делайла. —  Что она имеет в виду, когда говорит, что ее брат тобой восхищался? За что? Он тебя знал?

Я не могу ей ответить, потому что моя голова идет кругом.

Я просто вышел за кофе.

Девушка достает из недр своей сумки кучу бумаг, и из этой кипы появляется мятая страница и ручка, испачканная крошками.

Я беру их, стараясь скрыть дрожь в руках, подписываю старой подписью, которую не рисовал уже несколько месяцев, а то и год. Петли и завитки приходят на память через мышечную память, но странное ощущение все равно остается.

Мобильный телефон появляется перед моим лицом, и я немного приседаю, чтобы попасть в кадр, с полуулыбкой и прищуром из-за ослепляющего солнца и вспышки камеры.

— Спасибо огромное! — девушка восторженно берет обратно бумагу и ручку. — Честно, вы сделали мой день, я…

— Пожалуйста… Ты не против, если я попрошу не выкладывать это фото в сеть? Просто меня сейчас не особо упоминают в прессе, и…

Чувство вины накатывает моментально. Вина за то, что я попросил эту бедную девушку не постить фото в соцсетях, и за то, что звучит это так, будто я что-то скрываю, даже для самого себя, а это последнее, чего бы я хотел. Просто… Я еще не рассказывал Делайле, и это явно не тот способ, как бы я хотел, чтобы она узнала.

— Все нормально, — она улыбается мне сжатыми губами. — Спасибо, что остановились.

Я поднимаю руку в прощальном жесте, пока она уходит, забирая с собой два личных куска меня.

До сих пор в полном замешательстве, я захожу в кафе и начинаю путаться в словах, что совсем не похоже на меня, и даже умудряюсь неправильно заказать свой напиток. В моей чашке слишком много сладкого сиропа, но я заставляю себя сделать пару глотков, чтобы хоть как-то успокоить нервы. Остальные напитки я держу в картонном подстаканнике, но руки дрожат.