— Скорее бы только настал этот день!
Он ни словом не вспомнил своей жены, и Никольский думал, что он теперь, после всего, ее возненавидел, но молодой человек, как видно, плохо знал человеческое сердце. Когда Коля отвернулся, Трамбецкий тихо шепнул:
— О ней что-нибудь слышали?
— Нет…
— Узнайте, голубчик… Ведь я…
Он не докончил и как-то стыдливо опустил глаза.
— Впрочем… я буду иметь счастие видеть ее в суде!..
Никольский, сколько мог, ободрял беднягу… Наступило время прощания. Отец снова несколько раз крепко поцеловал сына. Оба были расстроены. У отца и сына глаза были полны слез.
— Еще раз спасибо вам, Петр Николаевич. Добрый вы человек!.. — проговорил Трамбецкий дрожащим голосом. — Ну, ну… не сердитесь. Я знаю, вы излияний не любите, ну, да простите старого неудачника… Теперь недолго ждать… Осталось всего шесть дней, а там в деревню…
Он помолчал и прибавил:
— А если бы я нашел мерзавца, который…
— Не сокрушайтесь… он еще найдется…
— Вы кого-нибудь подозреваете?…
Никольский махнул головой.
— Кого же?
— Зачем вам знать… Все равно пока ничего нельзя сделать… И подозрения мои слишком шатки…
— Умоляю вас… скажите… Даю вам слово, что раньше вашего позволения я ни единой душе не скажу.
— Даете?..
— Даю.
Никольский нагнулся и шепнул ему на ухо. Трамбецкий изумился.
— Не может быть! — проговорил он. — Это… это… невозможно!..
— От них все возможно, Трамбецкий, — угрюмо проговорил Никольский. — Если бы вы видели гроссбух Гуляева, то поняли бы, что все возможно…
— Нет… нет… вы ошибаетесь!
— Увидим…
Еще поцелуй сыну, пожатие руки, — и они расстались.
Сумрачный, вышел из ворот тюрьмы Петр Николаевич. Вид Трамбецкого смущал молодого человека.
V
ОТСТАВКА ЕГО ПРЕВОСХОДИТЕЛЬСТВА
Несмотря на советы жены и друзей переждать и не подавать прошения об отставке, его превосходительство Сергей Александрович твердо решился просить об увольнении вследствие расстроенного здоровья.
— Его светлость изволил сделать меня больным! — пробовал было шутить старик, но шутка выходила какая-то болезненная, грустная шутка.
Его превосходительство решил на другой же день, после деликатного намека, подать прошение, но… не хватало силы… Он медлил, чего-то ждал, на что-то надеялся, вглядываясь во время докладов в лицо его светлости. Старика щадили. Ему не повторили намека, но раз не подали руки, другой не уважили его представления.
После всего этого оставаться долее было невозможно, неприлично… Достоинство гордого старика заставляло немедленно удалиться от дел…
Пятнадцать лет занимал он видный пост, пользуясь (неизменной благосклонностью его светлости, пятнадцать лет неустанно работал он на благо России; сколько перенес он забот, неприятностей, сколько пережил интриг. Довольно! Пора и в самом деле отдохнуть! Вечные тревоги надоели…
«Заменить меня каким-то Стрелковым!» Это слишком тяжело. Конечно, на все воля князя. Его превосходительство слишком обязан его светлости и боготворит его… Он не смеет порицать его выбора, и, наконец, его светлость, вероятно, жертва интриги, но куда же приведут господа Стрелковы судьбу отечества? Вот что обидно, вот что сокрушает старика…
По крайней мере его превосходительство хотел уверить себя в этом, ощущая горькое чувство оскорбленного самолюбия.
Да, пора на покой! Он становится стар. Он начинает терять способность попадать в струю течения. «У нас теперь столько течений! — грустно усмехнулся старик. — Выскочки в наше время en vogue…[38]». Желая угодить, они не останавливаются ни перед чем. Сегодня либералы, завтра неумеренные ретрограды. Убеждений никаких! Порядочный, приличный консерватизм с последовательными реформами теперь не нужен.
— Бедная Россия! — проговорил со вздохом старик, отождествляя судьбу России с собственной своей судьбой.
План, предложенный Виктором Павловичем, подействовать на светлейшего через ее светлость, был несколько раз с брезгливостью отвергнут его превосходительством. Этого еще недоставало! Все равно дело потеряно.
Его превосходительство, зная хорошо свою супругу, строго предупредил Анну Петровну «не пускаться в авантюры». Ее превосходительство, конечно, дала слово, но на другой же день пустилась на разведки и с любовью занялась интригой.
Неутомимая, ловкая, даже нахальная, когда дело касалось интересов дома, она перебывала у всех своих друзей, имела свидание с высоким духовным лицом, везде говорила, что Россия погибнет, если Стрелков сделается влиятельным лицом; одним говорила, что Стрелков неблагонамеренный человек, другим — что Стрелков слишком крут; духовному лицу тонко намекнула, что Стрелков атеист, а при помощи близких к ее светлости лиц довела до сведения, что Стрелков безнравственный человек, и откуда-то откопала самые достоверные известия о числе жертв, погубленных будто бы господином Стрелковым. Не оставлены были без внимания и намеки на корыстолюбие восходящего на административном горизонте светила. Благодаря неутомимой агитаторше была пущена в ход грязная история об источниках состояния Стрелкова; при помощи Евгения Николаевича в одной из газет была напечатана горячая статья о заслугах Сергея Александровича и о том прискорбном впечатлении, которое произвел на «всю Россию» слух, «очевидно, вымышленный», об отставке его превосходительства. В статье перечислялись доблести старика и длинный ряд реформ, проведенных им в департаменте…
Когда за обедом его превосходительство осведомлялся у жены, где это она пропадает по целым дням, то Анна Петровна ссылалась на занятия в благотворительных комитетах. У нее их так много! Нам, порядочным женщинам, надо подавать пример!
Его превосходительство более не спрашивал, а Анна Петровна, поглядывая на старика, задумывала новую комбинацию какой-нибудь новой интриги.
Она хорошо знала его превосходительство, знала его привычку к власти и почету. Она была уверена, что Сергей Александрович притворяется, рассказывая, что он устал и ищет покоя. Сделай его светлость малейший намек, скажи ласковое слово, удержи старика, — и его превосходительство, теперь как будто сгорбившийся и удрученный недугами, снова выпрямится на страх своим недоброжелателям…
Однако несмотря на опытность Анны Петровны в интриге, несмотря на то, что супруга его светлости приняла горячее участие в этом деле и имела разговор с мужем о господине Стрелкове (она осведомилась о близком родстве его с женщиной, которой она не любила), хлопоты не удались, и Анна Петровна из верных источников узнала, что его светлость недавно сказал об ее муже, что «бедный старик, кажется, совсем болен и едва ли может заниматься делами».
Тогда Анна Петровна сообразила, что надо воспользоваться положением обиженного старика и испросить ходатайства его светлости об оставлении содержания и о какой-нибудь существенной награде в благодарность за долговременную службу. Хорошо было бы получить приличный денежный подарок или несколько тысяч десятин земли. Когда кто-то из ее друзей заметил, что «финансы расстроены» и что лучше хлопотать о земле, то Анна Петровна возразила на это, что какая-нибудь сотня тысяч ничего не значит для казны, и, наконец, «они не прочь вместо денег получить землю».
Неутомимая Анна Петровна прямо сказала его превосходительству, что если он уходит со службы, то надо по крайней мере «подумать о детях».
— Теперь тебе легко просить, чтобы князь за тебя похлопотал. Многим дают землю.
Сергей Александрович в ответ только пожал плечами.
— Неловко! — произнес он.
Неловко! Чего смотреть? Нашел время стесняться! Его же обидели, его меняют на Стрелкова, а он говорит о неловкости. У них две дочери. У них Шурка. В новом положении связи порвутся. Непременно надо взять с них, что только можно. Она удивляется, как такой умный человек, как Сергей Александрович, до сих пор не подумал об этом.
