— Бедняжка… Она таки сдержала свое слово!.. — проговорила старушка.

Никольский вышел из дому и долго бродил по улицам… Поздно вернулся он, присел к столу и стал перечитывать письма покойной…

— Зачем я отсоветывал ей ехать сюда… Зачем? — повторял он в каком-то безумном отчаянии. — А она так хотела!.. Зачем я скрывал от нее свою горячую любовь?.. К чему?.. — шептал он, ломая руки.

Никольский опустил голову и тихо заплакал, покрывая поцелуями письма женщины, так рано погибшей..

Когда весть о смерти Евдокии дошла до Саввы, то горю его не было границ. Он тотчас же поехал в Сербию и перевез прах своей любимицы в Россию… Долго еще не мог забыть он своей Дуни, и в память ее выстроил церковь в том городе, где родилась Евдокия. На украшение церкви он потратил сумасшедшие деньги. Он не жалел их, тем более что в виду у него было новое предприятие, при помощи которого он собирался, по его выражению, «огреть казну».

Старуха бабушка, известившись о смерти внучки, сказала Савве своим пророческим голосом:

— Это она за твои грехи крест приняла, голубушка! Теперь есть у тебя, недостойного, предстательница перед господом… Опомнись же, Савва… Подумай о боге! Брось все дела, перестань людей грабить! — сурово предостерегала старушка.

В первые минуты отчаяния и горя Савва обещал было матери «бросить все».

Но разве деятельная его натура могла успокоиться?

Савва снова работал над какой-нибудь новой, особенно остроумной комбинацией, снова беседовал по душе с Егором Фомичом, с писарьками и с генералами, снова выискивал разных «дамочек» или утирал нос Хрисашке, вырывая у него из-под носа новый кус с алчностью ненасытного волка, пользуясь общим почетом и уважением.