Когда Трамбецкий пришел в себя, он горячо схватил сына и, целуя испуганные глазенки, нежно прошептал:
— Коля… родной мой… ведь ты не веришь… ты не веришь, чтобы твой отец был вор?.. Слушай: клянусь тебе, мое дитя, что я не знаю, как попали ко мне эти деньги… Какой подлец подложил их в пальто?..
В ответ мальчик прижался к отцу и, вздрагивая, шептал:
— Папа… Милый папа… Кто смеет подумать про тебя?..
Судебный следователь пристально взглянул на Трамбецкого и повторил:
— Не потрудитесь ли вы объяснить, как попали к вам эти деньги?
Трамбецкий рассказал, как он вошел в квартиру полковника, что побудило его к этому, и, разумеется, не мог объяснить, откуда у него деньги.
— А зачем у вас в кармане был револьвер?..
— Револьвер!.. — печально улыбнулся он. — Я не объясню вам зачем, могу только уверить вас, что не для убийства полковника.
Прошла тяжелая минута общего молчания.
— Во всяком случае, я должен арестовать вас, господин Трамбецкий.
— Делайте, что знаете… Петр Николаевич! — торжественно обратился Трамбецкий к Никольскому. — Нечего и объяснять вам, что в этом деле я так же невиновен, как и вы. Тут кроется какая-то дьявольская тайна… Верно, господин следователь ее раскроет, а пока берегите бедного моего Колю… Обещаете?..
Вместо ответа Никольский крепко пожал ему руку.
Составили протокол, и наступила тяжелая минута прощания с сыном. Коля неутешно рыдал и повис на шее у Трамбецкого. Трамбецкий сдерживал слезы. Он горячо обнимал Колю и только шептал:
— Милый мой… милый… Не забывай несчастного отца!
— Не унывайте, Александр Александрович! — проговорил молодой человек. — Недоразумение разъяснится… Мало ли бывает нелепых подозрений?.. Я всей душой приму участие в вашем деле.
Потом, обратившись к судебному следователю, он спросил:
— А на поруки можно взять господина Трамбецкого?..
— Мы посмотрим… Во всяком случае, нужен залог.
— Велик?..
— Да, не мал.
— Он будет представлен. Я достану его… Не унывайте, Александр Александрович! — еще разутешил Никольский, крепко пожимая руку бедному неудачнику. — А за Колю не бойтесь… Скоро мы навестим вас.
В тот же день Трамбецкий сидел в доме предварительного заключения по подозрению в покраже у отставного полковника Гуляева пятидесяти тысяч.
XV
ГАЗЕТНЫЕ СЛУХИ
Через несколько дней в некоторых газетах появилась следующая заметка:
«Необыкновенно дерзкое воровство обнаружено на днях в нашей столице. Среди белого дня из квартиры отставного полковника артиллерии И. А. Гуляева похищено денег и бумаг на сумму сто тысяч рублей при следующих таинственных обстоятельствах, до сих пор не обнаруженных судебной властью.
По обыкновению своему, почтенный полковник в 10 часов утра вышел из дому, поручив присмотр за квартирой давно находящемуся у него в услужении лакею Фоме Васильеву, верному и испытанному человеку, которому полковник, вообще недоверчивый, доверял почти безусловно.
В семь часов вечера того же дня полковник, возвратившись домой, был извещен дворником, что квартира его с парадного хода отперта, что там находится в настоящее время дворник, что Фомы Васильева нет и что узнали об отпертой квартире из слов какого-то господина, приезжавшего к полковнику в одиннадцатом часу дня. Напуганный полковник, войдя в квартиру, тотчас же бросился в кабинет. Там было все в порядке. Полковник отпер железный сундук, находившийся под кроватью, достал из сундука красного дерева шкатулку, оказавшуюся запертою, и, открыв ее, побледнел. Из находившихся, по словам полковника, в шкатулке денег недоставало ста тысяч рублей.
Тотчас же об этом происшествии было дано знать полиции и судебной власти. В тот же день полиция была на ногах в розысках Фомы Васильева, и утром на другой же день, благодаря энергии г. судебного следователя, найден господин, приезжавший к полковнику в день покражи. Господин этот, оказавшийся статским советником Трамбецким, был найден в квартире не имеющего определенных занятий некоего Никольского. При обыске, произведенном в квартире, в кармане пальто г. Трамбецкого найдено скомканными на три тысячи бумаг из числа похищенных у полковника Гуляева и, кроме того, небольшой револьвер. О том, как попали к нему бумаги, статский советник Трамбецкий объяснить не мог. Не отрицая посещения квартиры, он, несмотря на поличное, отрицал участие в воровстве и на вопрос, с какою целью у него в кармане был револьвер, отказался отвечать. При дальнейших допросах он продолжал отрицать свою виновность и объяснил, что приезжал к полковнику будто бы с целью узнать о местопребывании жены, недавно от него скрывшейся. Действительно, на письменном столе в квартире Гуляева найдено было письмо г-жи Трамбецкой, в котором она извещала, что, наконец, избавилась от негодяя мужа, и просила полковника навестить ее.
Таинственность этого дела усиливается, если мы прибавим к этому, что жена г. Трамбецкого, замечательно красивая женщина, при допросе показала, что в тот же день муж явился к ней на дачу и отнял сына, десятилетнего мальчика, заставив бедную женщину подписать бумагу об отказе ее от прав матери, под страхом угрозы убить ее. По словам жены, г. Трамбецкий был в этот день очень взволнован. Вообще отзыв этой женщины не рекомендует с хорошей стороны г. Трамбецкого.
Затем, через день после происшествия, на Смоленском кладбище найден был труп повесившегося Фомы Васильева. При обыске платья у него найдена записка следующего содержания, писанная карандашом: „Ты останешься в стороне, а дочь твоя будет счастлива. Не бойся ничего“. По сличении почерка на записке с почерком Трамбецкого найдено сходство. Ко всему этому надо добавить, что подозреваемый в покраже не имеет никаких средств и в последнее время служил в конторе у нотариуса. Нет сомнения, что следствие, поведенное с энергией, откроет нити этого загадочного происшествия, и на суде обнаружатся настоящие мотивы этого преступления».
Прошло еще два дня. и газеты сообщили следующее дополнение:
«Из верных источников узнали мы, что г. Трамбецкий, содержащийся в доме предварительного заключения, продолжает отрицать свою виновность. Деньги до сих пор не отысканы. По словам полковника Гуляева, Трамбецкий никогда не заходил к нему до этого времени. Затем, из собранных нами сведений, обнаруживается, что г. Трамбецкий очень любит свою жену, что она несколько раз уже оставляла его и что есть основание думать, что г. Трамбецкий совершил преступление ради жены, и судебный следователь недавно высказал, что он надеется в скором времени получить полное сознание Трамбецкого. Вообще об этом деле ходят романические подробности, но мы воздержимся от сообщения их до более подробного выяснения всех обстоятельств этого загадочного дела».
Как бы для того, чтоб окончательно разжечь любопытство публики, через день была напечатана опять следующая коротенькая заметка за подписью господина судебного следователя:
«Ввиду появления в газетах заметок по делу о покраже из квартиры отставного полковника Гуляева, считаю долгом в интересах истины сообщить, что в этих заметках передаются совершенно неверные сведения и приписываются мне слова, каких я никогда не говорил».
Вслед за тем, в одной из газет появилась повесть с слишком прозрачными псевдонимами, рассказывающая об этом деле самые невероятные подробности. В повести фигурировали старик Кривский, Леонтьев, Валентина и Трамбецкий… Трамбецкий описывался как несчастный человек, совершивший воровство, чтобы заслужить любовь жены. Валентина представлялась подстрекательницей воровства, а Кривский и Леонтьев изображались обожателями этой дамы.
Пасквиль имел успех. Каждый читал его. Все были уверены, что Трамбецкий украл деньги, и имя Трамбецкого ежедневно фигурировало на страницах газет.
Валентина обрадовалась, когда узнала, в чем подозревают мужа, и непременно хотела взять к себе сына. Хоть она и сомневалась в виновности мужа, но улики были налицо: у него были найдены деньги.
