Ритуал, как и предыдущие, не был продолжительным. Окропление алтаря кровью животного, чтение священного текста заняло чуть более часа, по истечению которого не произошло чего-то грандиозного или величественного — не взревели фанфары, не загрохотал гром и небо не прорезали молнии. По-настоящему великое требует тишины.
— Я буду ждать, моя госпожа.
С коротким поклоном дроу легко вскочил на ноги. Ритуал завершен, и путь назад для Темной госпожи открыт. Осталось лишь дождаться ее воплощения, чтобы для этого мира началась новая эра.
— А теперь пора сдержать свое слово. Голова врага за землю
Риивал поднял голову к небу, которое где-то с самого края начало постепенно светлеть. С жадностью вдохнул ночной воздух, чувствуя нарастающее возбуждение. Верный признак вновь просыпающейся Жажды.
Глава 38
Большая Охота
* * *
Как бы ни плохо для Союза завершался октябрь, ноябрь ожидался еще тяжелее. Передовые части немецких штурмовых рот и батальонов вышли на ближние подступы к Москве. В соответствие с планом операции «Тайфун» полным ходом разворачивалось наступление главных сил группы армий «Центр». На центральном направлении одновременно наступало три немецкие армии и три танковые группы, насчитывавшие в своем составе почти два миллиона солдат и офицеров. В воздухе эту армаду прикрывал второй воздушный флот под командование фельдмаршала Кессельринга, располагавший более чем тысячью трехсот самолетов разных модификаций.
Действуя в своей излюбленной манере — ввод на узких участках фронта мощных моторизованных групп, немцы продвигались молниеносно. С промежутком в несколько дней ими были захвачены Орел, Спас-Демьянск, Юхнов, Вязьма. В двух котлах — Брянском и Вяземском — оказались шестидесять три стрелковых дивизий, двенадцать танковых бригад и пятьдесят артиллерийских полков Резерва главного командования. Перед советским командованием в полный рост замаячила катастрофа.
Однако скупые цифры людских потерь, названий оставленных городов и поселков мало говорили о том, что творилось внутри советских бойцов, тружеников тыла, мужчин и женщины, детей и взрослых. Там же все кипело чистой, незамутненной яростью, подчас и ненавистью, согревавшей их во время работы за станками в прокаленных ноябрьскими морозами цехах, помогавшей стоять на смерть в окопах на пути немецких танков, заставлявшей делиться последним куском блокадного хлеба с умирающим от голода ребенком.
Многомиллионный советский народ все больше и больше напоминал титанических размеров пружину, которая медленно, но неуклонно сжималась под невероятной силы нажимом врага. Но, сжимаясь, она одновременно копила энергию, чтобы в один момент развернуться и смести врага с родной земли.
Страшная война рождала новых героев и новые мифы. На место героев Гражданской войны — Чапаева, Щорса, Котовского и Лазо и др. — пришли герои Великой Отечественной воны — Космодемьянская, Здоровцев, Кисляков, Борисов и др. Но были и те, про кого не писали в газетах и не рассказывали с высоких трибун. Их именами не называли улицы в городах, минные тральщики и эсминцы, пионерские дружины. Наоборот, на фронте и в тылу о них говорил шепотом, с придыханием, то и дело оглядываясь по сторонам, словно опасались чего-то. Звучали вещи, в которые было сложно поверить, но них верили, и просили еще и еще. Рассказывали об отчаянных летчиках, что ввязывались в схватку сразу с тремя — четырьмя немецкими ассами и выходили из нее победителями. Шептались про танкистов, что в одиночку сражались против танковых рот, а то и батальонов.
Но об одном из таких бойцов говорили особо. Не зная его имя, новичков на фронте пугали его прозвищем — Леший. Вечерами у костра рассказывали, как Леший уходил в ночь в тыл к немцам всего лишь с одним ножом, а приходил к утру с вещмешком, полным солдатских жетонов. В красках описывали, как с армейского сидора стекала кровь, как сверкали алюминиевые жетоны в неровном свете свечки, как спокойно и даже равнодушно звучал его голос. В желании поразить своих слушателей рассказчики доходили до того, что приписывали Лешему и вовсе немыслимые вещи. Так, болтали [конечно же, врали], что это именно он ликвидировал самого командующего второй танковой группы генерала Гудериана!
Конечно же, в такие рассказы верили далеко не все. Кто-то в ответ, смеялся, кто-то недоверчиво качал головой, кто-то просто отмахивался. Мол, басни все это, не может обычный человек такое сделать. Кивали на страшную мясорубку на фронте, огромные потери, то есть на реальность. Им, естественно, вторили работники политотделов рот и батальонов, что нет никаких тайных героев, а есть советские бойцы и командиры, которые открыто, с именем Сталина на устах, боролись с врагом.
Правда, кое-кто из высшего комсостава наверняка поспорил бы с теми, кто не верил или сомневался в существовании Лешего. Среди командармов и комфронтов давно уже гуляли слухи о личном порученце Верховного главнокомандующего, который обладает невероятной специальной подготовкой. Считалось, что его появление, как прибытие черного вестника, означало лишь одно — острое неудовольствие Сталина, и как следствие смерть. Для Лешего, вообще, не было авторитетов, ни среди бывших сподвижников Ленина, ни среди героев Гражданской войны, имена которых еще недавно не сходили со страниц газет, с плакатов.
Поговаривали, правда, с глазу на глаз, что именно Леший не так давно «беседовал» с членами Государственного комитета обороны — Берией, Ворошиловым, Молотовым и Маленковым. Никто из советских генералов точно не знал, что тогда с ними случилось. Только внешний вид последних и их поведение говорили об очень многом. Никто из четверки после случившегося больше недели не появлялся на людях, отговариваясь внезапной болезнью. Появившись же в Кремле, вели себя тише воды, ниже травы. Недавно холеные, крикливые с вечно недовольным взглядом, они при разговоре виновато улыбались, вздрагивали при громких звуках. С Берией, вообще, такая напасть, о которой редко рассказывают. Вроде бы темноты стал бояться и… под себя ходить.
* * *
Рейхскомиссариат Украина, Винница. Поселок Стрижавка. Восточная ставка Адольфа Гитлера «Вервольф»
Строительство бункера завершалось. Железобетонная коробка со стенами почти метровой толщины уходила на двадцать — двадцать пять метров в глубину. Внутренние помещения — рабочий кабинет фюрера, его личные покои, большой зал для заседаний и рабочих встреч, помещения для охраны — большей частью были уже отделаны. Ждали своей очереди зимняя оранжерея, бассейн, библиотека. Все было почти готово.
На поверхности оглушительно лязгала дорожно-строительная техника, облако сизого дыма накрывало монстроподобные грейдеры, несколько «одноруких» экскаваторов. Месили незамерзшую грязь грузовики, груженные бетонными блоками для внешней линии укреплений. Сновали усиленные патрули охраны, регулярно проверявшие внешний периметр грандиозной стройки.
Оставались считанные дни и даже часы до прилета Гитлера…
* * *
С этой стороны болото подступало почти до самой дороги, что вела с ближайшего поселка в сторону бункера. По-настоящему гиблое место, не замерзавшее даже в сильные морозы. Каждый год, словно ужасное божество, «забирало» до десятка неосторожных грибников и охотников, которых никто и искать не пытался. Собственно, по этой причине и патрули здесь почти не встречались. Может в сутки несколько раза протарахтит бронеавтомобиль, для острастки постоят у дороги двое-трое солдат. Все.
Тем и удивительнее было странное чавканье, раздававшееся в глубине леса. По зеленоватой ряске с полузатопленными кочками расходились круги, без ветра шевелились ветви деревьев, кустарников.
— Хор-рошо…
Отвратительного вида жижа шевельнулась, из глубины появился человек, настороженно оглядывавшийся по сторонам. Следом на берег упал прорезиновый мешок с сухой одеждой, оружием, до этого висевший за спиной.