— Товарищ Верховный главнокомандующий, сводная рота курсантов Московского командного пехотного училища выдвигается к месту службы, — громко стал докладывать командир, не сводя глаза со Сталина. — Был вынужден реквизировать автомашину для нужд…

Но Сталин махнул рукой, прерывая его. После повернулся к мордастому и недовольно спросил:

— Я товарищ Сталин, и о чем вы хотели мне пожаловаться? На то, что в военное время вывозите свое барахло? Или на то, что занимаете так нужный для фронта автотранспорт? Я слушаю, слушаю.

Пассажир грузовика, только что оравший благим матом, как язык проглотил. Стоял и молча открывал рот, как рыба.

— Собирай все свое барахло, и чтобы духу твоего здесь не было, — Сталин с презрением кивнул на валявшиеся сумки. — А вам, товарищ капитан, выражаю благодарность… Ребята, — он оглядел сгрудившихся вокруг него курсантов, которые едва не пожирали его глазами. — Спасибо вам всем. Знаю, что никто из вас не подведет страну и с честью выполнит свой долг. Передайте всем мои слова: скоро враг умоется кровавыми слезами и пожалеет о том дне, когда ступил на советскую землю. Запомнили?

… А после люди будут рассказывать, что от Верховного такой уверенностью и силой веяло, что у многих слезы на глазах выступали.

Кремль, кабинет Сталина

Молотов и Маленков сидели рядышком и о чем-то тихо беседовали. Развернулись в пол оборота друг к другу, то и дело кивая собеседнику. Сразу видно, что единомышленники.

Берия и Ворошилов располагались напротив друг друга в отдалении от остальных и напоминали двух псов, что соперничают за первое место в стае. Сидели строго выпрямившись, словно железный пруток проглотили, и буравили один другого недовольными взглядами.

Это была уже их пятая по счету встреча в таком составе. Вроде бы и всю власть в стране поделили, а дело все равно никак не шло. То и дело возникали споры, шероховатости между ними, нередко выливавшиеся в открытые перебранки и оскорбления. Такие взаимоотношения между первыми лицами в правительстве страны и в мирное время были противоестественными, а в военное время и подавно.

— Эти склоки, товарищи, нужно немедленно прекратить, — первым, как и всегда в последнее время, начал говорить Ворошилов. Глядел на всех строго, с укором, словно копировал бывшего хозяина кабинета и примерял на себя его лавры. — В то время, когда вся страна в едином порыве…

Открыто морщась, Маленков отвернулся. Видно было, что ему это словоблудие уже порядком надоело и отчаянно хотелось конкретики. Молотов тоже был не в восторге, но столько открыто это не показывал.

— Хватит, товарищ Ворошилов! Хватит, — хлопнул по столу ладонью Берия, у которого терпения оказалось гораздо меньше. — Не надо нам говорить лозунгами. Вы не на митинге. И не говорите нам про склоки! Ведь, возникают они как раз из-за вас!

— Да, как вы смете⁈ Это вы полностью парализуете работу Государственного комитета обороны! — немедленно вызверился в ответ Ворошилов, даже побледнев от злости. — Если бы не ваши заслуги, я бы уже говорил о саботаже…

Пришел черед Берии насупиться. Лицо у него в миг окаменело, глаза превратились в щелки. Чувствовалось, что его аж корежит от злобы.

— Товарищ, товарищи, — в этот момент приподнялся из-за стола Маленков, тоже выглядевший чересчур бледным. — Прекратите! Т-т-товарищи…

Голос у него почему-то начал дрожать, что не осталось незамеченным. Оставшиеся развернулись в его сторону.

— В-в-вы разве не чувствуете это?

Маленков схватился за сердце. И был не просто бледным, а смертельно бледным. Вдобавок, дышал мелко-мелко, словно вот-вот замертво свалится.

— Вот-вот, чувствуете?

— Я ничего не чувствую, — шмыгнул заложенным носом Ворошилов, не понимающе оглядывая мертвеющие на глазах лица. — Что случилось?

— Герцеговина Флор, — негромко пробормотал Берия, меняясь в лице.

По кабинету плыл запах табака, который курил бывший хозяин кабинета.

— Очень похоже, — Молотов держался лучше остальных. Голос был ровным, спокойным. Хотя бледность тоже бросалась в глаза. — Хм, странно. Может, убирались и…

И тут стали раздаваться тяжелые шаги, которые тоже сложно было не узнать. Именно так всегда ходил Сталин.

— Это какие-то шутки? Розыгрыш? Ваших рук дело, Лаврентий Павлович? — дернулся Ворошилов, уставившись на Берию. — Вы это все подстроили? Его же нет! Убили!

Дверь резко пошла вперед и в кабинет вошел Он, Сталин.

Риивал уже не сомневался, что сделал правильный выбор. Верховный правитель хумансов оказался достоин той чести, что ему оказала Благословенная Ллос. Пусть кровью он не дроу, но духом точно не уступит ни одному из Темного племени. В нем также, как и в дроу, видна эта жажда к борьбе, сражению. Точно, дроу, по духу.

— … Вы, товарищ сержант, говорили, что готовы помочь, — услышав голос правителя, Риивал отошел от двери и встал у стола. — Вот эти люди забыли, что партия большевиков и советский народ не просто так вручили им большую власть. Вместо того, чтобы сообща работать на благо страны, они устроили грязную свару, грызню, стали бороться друг с другом. Считаю, такое поведение неприемлемо в военное время. Вы ведь согласны со мной?

Дроу облизнул губы и молча кивнул. Он уже понял, к чему шло дело и предвкушал это.

— Прошу вас, максимально доходчиво объясните им, что впредь такого никогда не должно повториться.

Риивал снова кивнул, не сводя внимательного взгляда с четверых фигур за столом.

— Объясните со всей пролетарской доходчивостью, но соблюдая меру, — закончил правитель, выходя из кабинета.

У кабинета Сталин кивнул секретарю, который продолжал разбирать какие-то бумаги с таким видом, словно ничего странного и не происходило.

— Не обращайте внимания, товарищ Поскребышев, — Сталин кивнул на дверь, из-за которой доносились жуткие крики. — Есть ситуации, когда слова уже не помогают.

Кремль

Чай в чашке уже давно остыл. Рядом лежала потухшая трубка. Ожидание явно затянулось, и Сталин уже проявлял признаки нетерпения. Несколько раз вставал с дивана и начинал прохаживаться, меряя шагами приемную. В нетерпении поглядывал на часы, часовая стрелка которых уже несколько раз провернулась вокруг своей оси.

— Что-то долго, — пробормотал он, снова бросая взгляд на часы.

В этот момент дверь его кабинета призывно распахнулась.

— Ух ты! — Сталин с трудом сдержался, чтобы не отшатнуться при виде появившегося сержанта. Вид у него, если честно, был угрожающий. На лице, руках застыли капли крови, глаза бешенные, но страшнее всего, широкая счастливая улыбка. — Я же сказал, чтобы в пределах разумного… И кто из них?

Вопрос не требовал уточнения. Ясно же было, что самым важным сейчас был вопрос о предательстве, а именно кто участвует в заговоре?

— Маленков? — сразу же предположил Сталин, даже не давая ответить на свой вопрос. — Этот неблагодарный боров забыл, что ему уже один раз давали шанс исправиться? — Сталину сразу вспомнилось одно из политических дел конца двадцатых годов, когда Маленков вместе с представителями еще «ленинской» гвардии попытался его «подвинуть». Тогда его простили. — Сучонок…

Однако, сержант невозмутимо пожал плечами, чем вызвал у верховного самое искреннее удивление. Выходит, не Маленков и никто другой из находившихся в кабинете. Кто же тогда все это затеял?

— Искал предателя, а нашел другое. Пошли…

Сталин шагнул в кабинет следом и тут же замедлил шаг, поморщившись от тошнотворной вони. От невыносимого запаха человеческих экскрементов едва глаза не резало.

— Вот этот…

Сержант остановился перед потерявшим сознание Маленковым, кивнув в его сторону.

— Трус, совсем слабый человечишка. Чуть надавишь на него, и все, поплыл. Такому никак нельзя доверить сложное дело. Вдобавок, нечист на руку.