— И все-таки не нравится мне все это шевеление, — бормотал он, снова и снова водя карандашом по позициям своего полка. — Выдюжим, конечно, но сколько еще?

Немец последнюю неделю пёр вперед, как сумасшедший. Бросал в бой пехоту, бронетранспортеры, танки, не считаясь ни с какими потерями. А его 101-ый полк ведь держал самое, что ни на есть, танкоопасное направление. Тут место ровное, как доска. Их оборону пройди, и катись себе до самой Москвы.

— Вроде и закопались, как кроты. Ходов нарыли столько, что дивизию укрыть можно, а еще место останется. Черт, а все равно тошно…

Тревожно было и от неизвестности. Последние дни в воздухе витали странные слухи, которые никто толком ни опровергал, ни подтверждал. С одной стороны, комдив на каждом из совещаний «долбил», что у немца на их участке сконцентрированы сильные резервы, которые он только-только собирается вводить в бой. Где-то там за линией фронта «прячется» не меньше двух танковых батальоном. Огромная сила по меркам их обессиленной дивизии. Если нанесут неожиданный удар, то смело можно похоронки на всех писать.

С другой стороны, при штабе начали осторожно «болтать» о наступлении. Вроде бы даже были тому некоторые свидетельства. Кто-то где-то уже свежие сибирские части видел, слышал про целые эшелоны новейших танков. Хотелось во все это, конечно, верить, но опасно. Успокоишься, варежку разинешь, и все, каюк!

— Пошарить бы на той стороне, — Захаров задумчиво уставился на гудевшую буржуйку. — Вдруг что-то заметят. Хоть какая-то ясность будет…

К сожалению, с разведкой было туго. За месяц почти непрерывных боёв от полковой разведки остались «рожки да ножки». Одни на время выбыли по ранению, другие — по смерти навсегда. В итоге, в расположении полка остался «зеленый» младший лейтенант на должности командира разведвзвода и пара бойцов-старожилов только-только после госпиталя. Ставить им какую-то серьезную задачу, только на верную смерть посылать.

— Хм, вспомнишь тут Лешего…

Сам не ожидая от себя, вспомнил сержанта Биктякова, прозванного Лешим. За этот неполный месяц столько «воды утекло», что странный сержант казался уже размытой, полузабытой фигурой, словно его и не было вовсе.

— Сгинул поди, чертяка… Эх.

Взгрустнулось. Каким бы не был ершистым и с «тараканами», сержант всегда был надежным, как скала. На него в любом деле можно было положиться. Только поставишь задачу, а он уже на задание уходить собирается. Кажется, что в радость ему за линию фронта ходить и свою голову под пули подставлять.

— А может и в радость.

Достал фляжку, плеснул в кружку немного спирта. На донышке совсем, для запаха больше. Помянуть надо, ведь точно сгинул.

— Хороший боец был… Если бы таких было побольше, то не нас бы немцы гнали, а мы бы их…

Выдохнул, и резко опрокинул кружку. От ядреного спирта аж в глазах искры пошли, пока не отдышался толком.

— Вот летуны… Спирт у них просто огненный.

Только в глазах прояснилось, а полог на входе шевельнулся. Снаружи строгий голос часового послышался. Похоже, пришел кто-то.

— Товарищ полковник, к вам э-э-э… — в землянке возник боец с таким растерянным видом, что у Захаров даже внутри что-то ёкнуло. Неужели случилось что-то. — Дык, сержант Биктяков пришел.

А вот тут пришел черед полковника челюсть от удивления придержать.

— Что? Сержант Биктяков? Ты в своем у…

Полог из плащ-палатки снова шевельнулся, и внутрь стал спускаться тот,, кого Захаров только что уже помянуть успел.

Мать твою, в самом деле Биктяков, — выдохнул он, цепляясь в края стола. — Ты как, вообще, здесь оказался? Тебя ведь с собаками искали. Все на ушах стояли. Весь особый отдел фронт тут носом землю рыл, нас каждый день по два-три раза на допрос тягали. А ты вон какой молодец…

Тут его взгляд остановился на наградах, золотом сверкавших в свете масляной лампы.

— Ничего себе, целый иконостас! Два ордена, две медали! Золотая Звезда…

Из расстегнутой шинели, и правда, выглядывала Звезда Героя Советского Союза.

— Подожди-ка, ты вернулся что ли? В полк? — до полковника, наконец, дошло, почему сержант появился в его землянке. — А все это как же? — Захаров кивнул на потолок, намекая на известные обстоятельства. — Ты не сбежал, часом?

Полковник прищурился, внимательно вглядываясь в каменное лицо парня. Ведь, сержант и не такое провернуть может. Ему из-под ареста сбежать, что цигарку выкурить.

— Прибыл для дальнейшей службы, — с этими словами Биктяков протянул ему какой-то листок, сложенный в несколько раз. — Вот документ.

Нацепив очки, Захаров взял листок, развернул его и начал читать.

— Это же… — Захаров больше ничего не произнес, громко клацнув зубами, когда закрывал рот.

— Мне бы туда, товарищ полковник, — сержант кивнул в сторону линии фронта. — Нужно…

Подготовка к контрнаступлению проходила в обстановке полнейшей секретности, чтобы исключить любую возможность попадания сведений о планах командования врагу. Конечный замысел был известен лишь пяти — шести людям из высшего военного руководства, куда входили сам верховный главнокомандующий Сталин, начальник генерального штаба Шапошников, командующий Западным фронтов Жуков и командующие резервными армиями, принимающими непосредственное участие в организации удара. На уровень командующих фронтами транслировалась лишь самая общая информация, из которой было сложно понять, в каком месте и какими силами готовилось контрнаступление.

В течение всего лишь трех — четырех дней была осуществлена передислокация 3-х полностью укомплектованных армий из резерва Верховного командования. Из оперативного тыла к местам своего сосредоточения вышли 1-ая ударная, 20-ая и 10-ая армии, на вооружении которых были новейшие на этот момент танки Т-34, КВ и батареи реактивных минометов.

К началу декабря 1941 г. на центральном направлении советскому командованию удалось сосредоточить более 1,1 млн человек, около 8 тысяч минометов, почти полтысячи установок реактивной артиллерии и примерно 800 танков. В немецкой группе армий «Центр» было 1,7 млн солдат и офицеров, примерно 14 тысяч орудий и минометов, более 1200 танков. Превосходство немецких соединений в живой силе и технике по замыслам советского командования должно быть нивелировано внезапностью удара…

Хутор Песочное близ Кубинки, расположение 101-го стрелкового полка 32-ой Краснознаменной стрелковой дивизии

3 декабря

Тишина. На лежанках застыли тела, уставшие вусмерть бойцы спали мертвым сном.

Вдруг один из бойцов резко поднялся и уставился в сторону выхода из землянки. Сверкнули красные глаза — глаза зверя.

— Темная госпожа, — прошипел он, хватаясь за лежавшее рядом оружие. — Я иду…

Давно уже Риивал так отчетливо не ощущал Зов, призыв богини. С приходом в этот мир Ллос все стало совсем другим. Изменился и Зов, став неимоверно сильным, ярким и почти неконтролируемым. Даже пожелай, он не смог бы ему сопротивляться.

Это было странное ощущение связи маленького, крошечного с чем-то большим, огромным. Сродни той неощущаемой связи между пчелами и их королевой-маткой, призыв которой невозможно не слышать и не выполнить. В Зове не было осознаваемой понятности и логичной ясности, с которой сам объясняешь свои поступки и мысли. Было лишь долженствование, пронизывающее каждую клетку организма и заставляющее поступать так, и никак иначе.

— Госпожа, — еле слышно шептали его губы. — Я слышу…

Спал одетым, поэтому уже через мгновение был в траншее. Несколько раз дернул головой по сторонам и, не раздумывая, рванул в сторону леса. Зов не оставлял время для раздумий.

— Иду…

Эту часть траншеи Риивал почти пробежал. Одним махом перемахнул через бруствер и скатился по ледяному склону в овраг, где уже собирались другие. Для Зова не было расы. Любой, кто посвятил себя Темной госпоже, его слышал и чувствовал.