Ее спина расширяется с большим вдохом, и я ожидаю, что она оттолкнется, но она этого не делает. «То, что ты сделал, было дерьмово. Но это едва ли не худшее, что со мной случалось».

Я сжимаю челюсти и прижимаю ее еще крепче.

Мне не нравится, когда меня сравнивают со всеми ужасными вещами из ее прошлого, даже если я этого заслуживаю. И я ненавижу, что то, что я накачал ее наркотиками и обманом заставил ее выйти замуж, — это не самое худшее, что она пережила.

Вэл удивляет меня, когда продолжает: «Если ты делаешь что-то дерьмовое, это не значит, что ты не заслуживаешь любви, Доминик».

Я слишком ошеломлен, чтобы что-либо сказать, и лежу неподвижно, пока ее палец снова начинает чертить букву V в слове «Валентин».

«Я всегда хотел татуировку», — тихо признается Валентайн.

Я открываю глаза и смотрю на ее макушку. «Да?»

«Да», — она обводит следующую букву. «Я сто раз говорила себе, что сделаю это. Но я всегда отступала еще до того, как успевала договориться о встрече».

«Почему это?»

Ее кончик пальца возвращается к букве V. «Я боялась боли».

Можешь ли ты научить меня любить это?

Я никогда не научу ее любить боль, потому что я никогда не позволю ей прочувствовать ее достаточно сильно, чтобы привыкнуть к ней.

«Что ты хотела получить?» — спрашиваю я, предполагая, что это не мужское имя, обведенное вокруг пальца четыре раза.

Она вздыхает. «Я никогда не могла решить. Я колебалась между чем-то красивым и чем-то крутым».

"Жесткий?"

Она сдвигается, чтобы коснуться пальцем центра моей груди. «Как череп».

Я ухмыляюсь, глядя в потолок, представляя своего милого Валентина с татуировкой черепа.

«Ну, если хочешь еще один, просто дай мне знать. Я снова тебя вырублю, так что тебе не придется это чувствовать, а потом сделай любой дизайн, какой захочешь».

Она поднимает голову и смотрит на меня широко раскрытыми глазами. «Подожди. Ты это сделала? Как татуировка?»

Я приподнимаю бровь. «Ты правда думаешь, что я позволю кому-то другому прикасаться к тебе?»

Она фыркает от смеха, опуская голову обратно. «Вы действительно человек многих талантов».

«Ну, я бы с удовольствием снова продемонстрировал свои таланты, но тебе нужно поспать, и нам обоим нужно принять душ». Я снова похлопываю ее по заднице, впитывая легкость, которую она испытывает, слыша ее смех, пусть и тихий.

Вэл стонет, садясь, демонстрируя мне всю свою великолепную наготу. «Я не буду спорить, что устала. Но у меня такое чувство, что большинство людей завтра не будут слишком много работать, учитывая, что это пятница, сразу после вечеринки. Не говоря уже о том, что нет начальника».

Я хватаю ее за мягкие бока. «Если услышишь от него, скажи мне».

"Я буду."

Я чувствую, что улыбаюсь. «Мне нравится послушный Валентин».

Она опускает руку, чтобы потрогать мой сосок.

«Эй!» Я хлопаю руками, чтобы прикрыться от дальнейшего нападения, и Вэл, пользуясь тем, что мои руки заняты, вскакивает и торопливо уходит.

Мне следует догнать ее. Или что-то сделать.

Но я просто лежу голым, подняв голову, чтобы иметь возможность увидеть каждый великолепный дюйм ее тела, пока она со смехом исчезает из комнаты.

ГЛАВА 60

Вэл

«Что это за место?» Я хватаю руку Доминика своей рукой в варежке и оглядываю все эти продуктовые лавки, витрины с товарами и украшения. Так много украшений.

«Это рождественская ярмарка». Дом поднимает руку, чтобы помахать кому-то в ответ.

«Ну, да. Я имею в виду, я знаю, что ты так сказал по дороге». Я не могу перестать оглядываться по сторонам. «Но я не знал, что это так».

"Вам нравится это?"

Я киваю, замечая целую кучу людей в очереди за — я прищуриваю глаза — мини-пончиками с яблочным сидром. «Ого! Нам это нужно».

Дом усмехается, видя, куда направлен мой взгляд. «Еда — вот причина, по которой я прихожу. И еще моя мама закатит истерику, если я этого не сделаю».

«Твоя мама здесь?!» Я чуть не подавилась от своего вздоха.

Доминик смотрит на меня сверху вниз, приподняв бровь. «Я знаю, что говорил тебе это. Ты в порядке?»

Я в порядке?

Нет. Нет, я не в порядке.

Я все равно снова киваю головой.

Дом сжимает мою руку, его пальцы голые, по-видимому, не затронутые вечерним холодом. «У нас здесь куча родственников, которые захотят тебя видеть, но если ты когда-нибудь почувствуешь, что они слишком теснят тебя, просто укажи на что-то, что тебе нравится, и все будут стараться купить это для тебя».

Я смотрю на Доминика, давая ему увидеть мое недоверчивое выражение. «Я этого не сделаю».

Он ухмыляется. «Так и думал. Но ничего. Я перевел немного денег на твой счет».

Я останавливаюсь, заставляя его остановиться вместе со мной. «Ты что?»

Он тянет меня за руку, заставляя продолжать идти в сторону рынка. «У меня еще не было времени, чтобы получить для тебя собственную кредитную карту, но я это сделаю».

«Дом, проблема не в этом».

«Тогда в чем проблема, Шорти?»

Я громко вздыхаю. «Тебе не нужно давать мне деньги. У меня есть свои кредитные карты». Я поднимаю сумочку, встряхивая ее для пущей убедительности. «Своими деньгами».

«Валентин, ты моя жена. Я дам тебе все, что захочу».

Глядя на него, я отпускаю его руку, чтобы вытащить телефон из сумочки.

Мне кажется, он, скорее всего, говорил мне, что его семья будет здесь, и, возможно, упоминал свою маму, но я был слишком напряжён, чтобы обратить на это внимание.

Не то чтобы я ненавидел Рождество. Нет.

Или, скорее, не хочу. Но мой мозг не отпускает плохие воспоминания достаточно долго, чтобы я мог насладиться праздником в настоящем.

И я произвела такое паршивое первое впечатление на его маму на своем дне рождения… Мне становится не по себе, когда я об этом вспоминаю.

Почти разрыдалась за столом… Трахаюсь с сыном в ванной… Уверен, она думает, что я очень классный. Так что я не могу позволить себе еще один нервный срыв у нее на глазах. И это то, что со мной делает Рождество, так что это должно быть чертовски весело.

Я подавляю стон жалости к себе.

Когда мой телефон открывает мое банковское приложение, я потираю пальцы в своей варежке, тайно наслаждаясь ощущением того, что у меня снова есть кольцо, которое можно носить. Дом удивил меня этим утром, отнеся его к ювелиру, так что теперь оно подогнано под меня по размеру.

Экран моего телефона меняется, открывается приложение, и меня чуть не выворачивает.

«Доминик!» — я дергаю его за руку.

«Что?» Он останавливается, оглядывается по сторонам, а затем смотрит на меня сверху вниз.

Я протягиваю ему свой телефон, чтобы он увидел тот же баланс на своем банковском счете, что и я.

А потом он закатывает глаза.

Этот ублюдок закатил глаза, как будто это я веду себя глупо.

Я поднимаю телефон повыше, чтобы он оказался на уровне его глаз. «Ты дал мне восемьдесят тысяч долларов».

Наконец он останавливается и поворачивается ко мне лицом. «Да, Валентин, я дал тебе немного денег».

«Некоторые?» — почти кричу я.

«Да. Немного». Он выхватывает у меня телефон, кладет его в карман и снова хватает меня за руку, чтобы пойти. «Я же сказал тебе, я скоро куплю тебе карту, и ты сможешь тратить сколько захочешь. Но это тебя задержит до тех пор».

«Обними меня», — медленно повторяю я. «Это больше, чем большинство людей зарабатывают за год, ты… ты… сумасшедший».

«Вы можете тратить их или копить так, как захотите».

«Это…» Я даже не могу подобрать нужных слов, чтобы объяснить, насколько безумна эта сумма. «Почему восемьдесят? Почему не два?»

«Если хочешь двести тысяч, так и скажи. Я просто выбрал восемьдесят, потому что это больше, чем семьдесят пять, которые дал тебе твой отец».

Я открываю рот, и мне приходится торопиться, чтобы не отставать, когда моя рука протягивается между нами.