«Потому что». Он кивает головой в сторону пары рюкзаков. «Моя мать убила бы меня, если бы узнала, что я сломал сумочку какой-то симпатичной дамы в аэропорту и не заменил ее». Мне кажется, мои губы шевелятся, когда я беззвучно повторяю слова «симпатичная дама», но он не останавливается. «Она также убила бы меня за то, что я рылся в твоих вещах, так что я позволю тебе оказать эту честь».

Я перевожу взгляд с него на сумки на стойке. «Не думаю, что есть способ убедить тебя вернуть это».

Он качает головой. «Все покупки окончательны».

Я перевожу взгляд на продавщицу, но она делает вид, что не слушает. Так что я не знаю, говорит он правду или лжет.

Я сжимаю губы и вздыхаю. «Ты немного властный, да?»

Мужчина смеется громко и хрипло, и я чувствую этот смех всем своим существом.

«Не уверен, что кто-то когда-либо называл меня властным, но полагаю, ты права».

Я поджимаю губы, веря ему.

Притворяясь, что он не смотрит, я быстро перекладываю все в новый рюкзак. Молча наслаждаюсь всеми отделениями, молниями и качеством материала. Это все еще смешная цена, но, по крайней мере, это приятно.

Наконец, я снимаю бирку со старой сумки и кладу ее во внутренний карман. Если я собираюсь использовать эту новую взрослую сумку, я собираюсь перенять новые взрослые привычки.

Я застегиваю последнюю молнию и взваливаю новый рюкзак на плечо, затем поворачиваюсь лицом к мужчине. Или, скорее, лицом к его груди.

Я откидываю голову назад. «Спасибо еще раз. Это было совершенно необязательно, но я все равно ценю это».

«В любое время, Валентина».

Я прикусываю нижнюю губу. «Друзья зовут меня Вэл».

Уголок его рта приподнялся, когда он протянул руку и снял рюкзак с моего плеча, закинув его себе на плечо.

Я настолько выведена из равновесия всей этой встречей, что не задаю ему вопросов, почему он несет мою сумку. И когда он протягивает мне руку для пожатия, я кладу свою ладонь на его.

«Доминик Гонсалес». Он сжимает мои пальцы в своих. «Но мои друзья зовут меня Дом».

ГЛАВА 2

Вэл

Имя ему подходит идеально. Сильное. Запоминающееся. И он произносит его так, будто не может быть кем-то другим.

«Дом», — тихо говорю я, словно пробуя вкус.

Он проводит большим пальцем по моим костяшкам. «Приятно официально познакомиться с тобой, Вэл».

"Мне тоже."

Боже, его глаза такие потрясающие.

«Во сколько, ты сказала, начинается посадка на твой рейс?»

Мне нужно сосредоточиться, вспомнить, где мы находимся. «6:05».

Доминик смотрит на часы. «Пятнадцать минут». Я на мгновение задумываюсь, будет ли время перекусить перед посадкой, ведь выброшенне мной печенье должно было стать моим ужином. «А где твой выход на посадку?»

«Эм, двадцать четыре, я думаю. Прямо по коридору».

Кончик его языка высовывается между губ, когда он облизывает резец. «Скажи мне, что ты едешь в Миннеаполис».

Клянусь, у меня сердце замирает в груди.

«Я еду в Миннеаполис», — практически шепчу я.

«С такой удачей я испытываю искушение поменять билеты и полететь в Вегас. Ты можешь стать моим талисманом. Выиграешь мне целое состояние».

Мой смех немного сдавлен. «Может быть, если бы ты не потратил все свои деньги на покупку мне новой сумки, тебе не пришлось бы играть в азартные игры ради своей пенсии».

«Ты меня ранишь». Он прижимает большую татуированную руку к груди. «Мне может быть и сорок один, но я еще не готов уйти на пенсию».

«О, я не имела в виду…» Я замолкаю, поскольку мой мозг начинает производить подсчеты.

Сорок один против моих двадцати пяти. Шестнадцать лет разницы в возрасте не так уж и много, правда?

У меня нет родителей, которые могли бы возражать.

Боже мой, я же не собираюсь с ним встречаться, так что это самая глупая мысль, о которой можно только мечтать.

«Я дразню тебя, Мелкая». Он отпускает мою руку, и я смутно понимаю, что на самом деле мы так и не пожали друг другу руки. Мы просто стояли здесь, держась за руки. «Ну, пошли». Он кладет ладонь мне между плеч, выгоняя меня из магазина. «У нас как раз достаточно времени, прежде чем мы сядем на борт».

Я чувствую себя немного потерянным щенком, позволяя этому незнакомцу вести меня обратно в главный коридор терминала. Но каким бы мимолетным ни было его внимание, я впитываю его. К лучшему или к худшему, я собираюсь впитать каждый его момент.

«Подожди», — говорю я. «Время для чего?»

Он не отвечает. Вместо этого он ведет меня в маленькую пекарню, которая находится в нескольких дверях отсюда, обратно по тому пути, откуда я пришла.

Меня накрывает еще одна волна смущения. О боже, он собирается заменить мое печенье.

«Нет», — я машу руками перед нами. «Мне это действительно не нужно. Мне вообще не стоило его покупать».

Самоуничижение на данном этапе — инстинкт. Продукт взросления с матерью, чья худоба была результатом плохого питания и употребления наркотиков. Взросление в обществе, которое только начало ценить тела всех размеров. Взросление с ощущением неполноценности, потому что мне всегда приходилось рыться в глубине вешалки для одежды, чтобы найти что-то подходящее.

«Чепуха». Дом отмахивается от моего комментария, когда мы останавливаемся позади единственного человека в очереди. «Каждый полет должен начинаться с печенья».

Я имею в виду, я согласна. Вот почему я купила себе его. Но он не похож на человека, который балует себя десертами. Если только он не проводит каждое утро в спортзале.

Я смотрю на его грудь, пытаясь понять, вижу ли я намеки на еще какие-то татуировки сквозь его белую рубашку или мне это кажется.

Человек, стоящий впереди нас, берет свою покупку и отходит, давая возможность Дому шагнуть вперед.

«Три шоколадных печенья, пожалуйста». Он оглядывается на меня. «Хочешь выпить?»

Я качаю головой, даже не пытаясь протестовать.

Я просто позволю мужчине купить мне печенье, а затем положу его в сумку и подожду, пока не смогу съесть его в одиночестве, прижавшись к иллюминатору в самолете.

Но потом я представляю, что шоколад может попасть на внутреннюю часть моего новенького рюкзака, и меня начинает тошнить.

Дом берет у кассира бумажный пакет с тремя печеньями внутри, а я обхожу его, уступая место следующему человеку в очереди, прежде чем выйти из крошечной пекарни.

Я чувствую его присутствие рядом с собой, прежде чем он протягивает мне одно из печений.

Когда я колеблюсь, он поднимает его на дюйм выше. «Потакай моей властности в последний раз».

«Меня всегда предупреждали, что нельзя брать конфеты у незнакомцев», — бормочу я, даже когда беру его.

«Хорошо, что это не конфеты», — отвечает Дом.

Я не могу сдержаться и закатываю глаза.

«Пойдем?» Он показывает на наши ворота двумя оставшимися печеньями, которые сложены стопкой снизу вверх.

Прежде чем ответить, я смотрю на рюкзак, все еще висящий на одном из его плеч. «Ты позволишь мне понести мою сумку?»

«Нет», — Дом качает головой, а затем откусывает огромный кусок своего двухъярусного печенья.

«Мне кажется, мне стоит как-нибудь с тобой поспорить».

«Почему?» Дом откусывает еще кусочек.

"Потому что."

Его губы кривятся, когда он обнимает меня за плечи и тянет нас по коридору. «Жизнь слишком коротка, чтобы не наклоняться, моя Валентина».

Моя Валентина. Иисус.

Я буквально следую его указаниям и наклоняюсь к нему.

Его тело твердое и теплое и… Я вдыхаю и почти стону.

От него пахнет сексуальностью.

Как будто кто-то взял все мои тайные желания и поместил их в эксклюзивный одеколон, который может носить только моя вторая половинка и не бояться этого.

«И на самом деле, мы оба что-то получаем от этого», — продолжает он, и я заставляю себя сосредоточиться. «Наверное, я даже больше, чем ты».

«Я получила новый рюкзак, который стоил несколько сотен долларов, и свежее новое печенье». Я смотрю на него. «Что ты получаешь?»