1) Купить отцу бутылочку вина какой-то там сущей давности, не иначе как родом из Древней Греции (не выполнено);
2) Порадовать мамулю дипломом не похоронного цвета, а хотя бы синим и с какой-нибудь грамоткой, мол, ваш сын — гений, можете гордиться им (провалено с треском);
3) Не ругаться с Олей из-за чего-то крупнее выбора занавесок в спальню и быть рядом, в радости, грусти — до конца жизни… (даже не хочу обсуждать)
Одна из записей-старожилов десятилетней давности, то бишь никогда не связываться с сопляками, и та перечеркнута сегодня, а под ней уже красуется такая же слово в слово, но с тремя восклицательными знаками. Так это даже не другим, а себе любимому, и будет здорово, если продержусь хотя бы денек-другой, хотя куда там.
Я вышел из школы злой, как тысяча собак, да и выглядел не лучше, весь нахохленный, лицо набухшее кровью, кулаки сжаты, а плечи расставлены на километр, и хотелось кого-нибудь укусить. Повезло же соплякам, что разбежались по домам, а то пнул бы или случайно наступил на ногу раз двадцать, совсем слепой, что поделать! Пришлось вымещать на себе — вроде как наука говорит, что старый добрый бег, наш самый древний вид спорта, растворяет гнев, уныние, скуку, а вдобавок наращивает мышцы и улучшает потенцию, прямо-таки панацея в чистом виде. И тут как раз одним махом двух зайцев, я имею в виду, и выплеснуть кучу энергии, и вырвать сорняк негатива с корнем, вот и ломанулся от самых школьных ворот навстречу горизонту.
И плевать, что хватило меня всего на пару минут, я бежал таким галопом, что прохожие пугались и озадаченно гадали, мол, от какого такого конца света я пытаюсь смыться. Сам не заметил, как поднимал пыль уже в местном парке, и то ли эндорфины в кровь стукнули, то ли аллейки и правда были жгуче-красиво залиты солнцем, а свежий ветерок в лицо упорно выдувал всю жизненно-проблемную муть из головы. В общем, я грохнулся на скамейку, отдышался и отсмотрелся — конечно, всю злость как рукой сняло, но глотка высушилась до состояния финика, ноги горели и гудели, а вдобавок к этому от меня теперь воняло. Правда, приятная слабость в мышцах мне нравилась, самое то, чтобы расслабить шею, закрыть глаза и размечтаться о хорошем.
Солнечный пляж Сицилии, соленый воздух и жар раскаленного песка, а перед глазами только Оля и море, первая в купальнике с тропическими фруктами, а второе в ослепительном платье из бликов. Шум волн и перекрики чаек успокаивают, а где-то далеко слышится нежный голос тонконогой подружки ДеВи… СТОП-кран! Во-первых, ни черта не нежный, а взволнованный, а во-вторых, это тут еще откуда? Мой мозг — мои правила и картинки, но дело в том, что кошмар был не внутри, а снаружи, во плоти… сопливой, мелкой и писклявой.
— Армани! Мистер Армани…
Слишком поздно заметил это, а притвориться мертвым с улыбкой на всю рожу выйдет неубедительно, да и стать им по желанию тоже, что за напасть. На словах легко, мол, буддийские монахи могут не обращать внимания на жужжащих насекомых под ухом, но эта назойливая муха подлетала все ближе и чуть ли не на нос уселась, по крайней мере, раздражающе дышала напротив него, а нервы у меня не железные и даже не резиновые. Я сверкнул убийственным взглядом и оскалился разбуженным в феврале медведем, да и сам видок у меня, как у забитой курицы, ощипанной, грязной и вонючей. И до нее явно не дошло, что ей могут голову откусить, она не развернулась и не потопала в обратном направлении, а со всем бесстрашием Геракла заговорила со мной:
— Пожалуйста, можешь помочь найти Виктима?
— Нет. А теперь проваливай отсюда, — буркнул я так хрипло, раздраженно и противно, как вообще умел.
— Н-но…
Вот вроде на родной язык не переходил, то бишь вполне прозрачно и понятно звучало, но Тонконожка не унималась.
— Никакие «но» не прокатят! Он умирает?
— Что? Нет…
— Уже в желудке у монстра?
— Да нет же, просто…
— Тогда удачи, буду держать кулачки, а не отцепишься — кулачки превратятся в пару подзатыльников.
Она прикусила язык, проковыляла к скамейке и сбросила рюкзачный панцирь, который скорее походил на мешок из-под картошки. Я даже не останавливал долгое нудное рытье в каждом кармане — интересно, что ценного откопает у себя соплячка, и если не алмазы, так хоть бы бутерброд размером со слона, но там все куда плачевнее, просто лимонные леденцы и наполовину пустая бутылка с водой. Зря на съестное понадеялся, в животе сразу же заскребло от непитательной пустоты, и я достал бумажник, но купюры там волшебным образом не появились, а той горстки мелочи хватило бы на целое спасибо от нищего. И повезло ей, что пить тоже хотелось жутко, а то давно бы уже пинками под зад прогнал, она еще и нагло надавила на эту слабость.
— Я плохо город знаю. Давай я дам тебе что-нибудь, а взамен ты проведешь меня в магазин игрушек.
— За воду, может, и подумаю подумать насчет этого.
Без калорий, как показывает невольная практика, я могу протянуть хоть весь день на чистом энтузиазме, а вот за глоток воды сейчас готов был почку продать, ни о чем больше не мог думать — в общем, выхватил бутылку, как только она протянула мне ее на миллиметр, и высосал все до последней капли, как голодный бесстыдный клещ. Засохшие извилины расправились, и я забормотал:
— Что ж, слушай и запоминай, отсюда на автобусе ты доедешь до…
— Нет, — перебила Тонконожка мою словесную щедрость, — мне нужно, чтобы с нами был взрослый! Ты обещал провести…
— Во-первых, я сказал, что подумаю, и вроде бы нигде свою подпись не ставил, а во-вторых, за такую трату времени парой глотков воды ты точно не откупишься. — Я прикинул, чего бы такого ей ляпнуть, чтобы точно отстала; с этим паршивцем не хотелось видеться даже за кусок золота, тут дело принципа. — Вот притащишь мне какой-нибудь чизбургер, да пожирнее, тогда подобрею и соглашусь на многое.
— Но у меня нет денег, — объяснила она, будто я и сам не догадывался об этом.
— А это уже не мои проблемы! Такие варианты предлагает суровая взрослая жизнь — придется расшибиться в лепешку, если хочешь что-то получить.
Какая же гадость упорная, она оставила рюкзак и с серьезной миной поперлась к фургончику уличной еды на перекрестке. Я стал ждать представление, аж любопытно, что та придумает ради возлюбленного, за которым, видимо, уже охотится целая орава монстров, иначе и не представляю, почему мое участие ей срочно необходимо. Ростом она и не доставала до окошка, пистолета для ограбления не нашлось, а все люди вокруг вымерли — вот и пришлось ей идти ва-банк, плести ниточки лапши про меня, мол, я, такой противный старший братец, зажабился на обед для этой худющей деточки, небось, еще и отличницы, гордости школы и вообще лауреата Нобелевской премии. Парень в фартуке презренно нахмурился и чуть ли не в слезы ударился, заставляют тут бедного ребеночка из кожи вон лезть, а для жалостливого нокаута Тонконожка выдернула заколку из волос и предложила в обмен на еду, если так не захочет. Хорошо хоть, что он не согласился, а то на свободе кучеряшки смотрелись бы совсем дико, сдался на доброе дело в карму, но получил урок подлой детской сути — конечно, она не стала сразу же уплетать блюдо за обе щеки, будто с голодного края приехала, а пискнула благодарность и потащилась ко мне.
Этот город точно лишит меня итальянского гражданства, потому как это был один из самых паршивых чизбургеров в моей жизни — булки не первой свежести, котлета высушена в подошву и далека от родства с мраморной говядиной, а соус настолько бесхитростный, что хотелось пойти и показать мастер-класс, за такое у нас в академии отчисляли с потрохами! И все равно не было ничего вкуснее этой манны фастфудной в ту голодную минуту, а разве что единственный плюсик в виде размера, будто повар хотел накормить малявку до конца жизни, отменял все претензии. Назло ей, я даже не думал ставить рекорды по скорости, а чавкал так медленно, как мог, чтоб по количеству зубов, выжать из комка еды все соки и не уронить ни одной крошки на радость птицам. Только когда вытер салфетками каждый палец и губы, вспомнил, что Тонконожка все еще тут и надо выполнять уговор, который якобы дороже денег.
