— Мэд! Господи Мэд, что же с тобой сделали?! Ты сам на себя не похож: одна кожа на костях.

— Кто это? Зачем ты ее привел, полицейский?

— Боже! Ты меня не узнаешь, Мэд? Это же я, Роза, твоя… жена. Проклятые врачи — садисты, а не врачи! — они издевались над тобой? Они что-то кололи тебе? Резали голову? Ты не можешь не помнить меня, не можешь забыть…

— Он помнит, да, помнит… Жена. Мне нужно с ней соединиться? Вы, люди, любите это делать, я видел это в лесу. Давай, я хочу любых ощущений!

Снял штаны и нижнее белье одним движением. Плотно сомкнул ягодицы и выставил пах вперед. Довольная улыбка, но эрекция отсутствует. Признаки эксгибиционизма при импотенции?

— Мэд Кэптив, оденьтесь. Быстро! — крикнул я. Его безумие раздражало. Печально было видеть, насколько такая выходка ранила бедную женщину. Она резко зажмурилась, будто не могла видеть обнаженного бывшего мужа, приложила ладонь к губам. Из глаз впервые выпали слезы, скатившиеся по круглым щекам. Убеждалась, что теперь это другой человек, и неизвестно что он мог совершить. Как я и говорил.

— Что не так? Я не понимаю…

— Мэдди, родной… Если ты хоть что-нибудь помнишь, если понимаешь мои слова, скажи им, что ты не виновен в похищениях детей. Я обещаю, тебя оправдают, выпустят из этой тюрьмы, никто тебя больше и пальцем не тронет и ты не вернешься в эту проклятую больницу. Я добьюсь этого, я обещаю…

Конечно, Роза Иствуд заблуждалась насчет своих возможностей. По сути, лгала. Неосознанно, под влиянием горя. Это нечестно, но я не мешал, ожидая исхода ее слов.

— Ты тоже! Почему люди хотят слышать неправду?

— Нет-нет-нет, — говорила она теперь располагающим мягким тоном, как с ребенком, — нам нужна только правда. Ты же не делал этого, ведь так?

— Еще чего! Я забрал многих. Мы не считаем цифры, как вы, но я не хуже остальных. Даже лучше: я помогаю им.

— Ты помнишь имена, может, лица тех, кто тебя вынудил это сделать? Хоть кого-нибудь… Ох зачем, зачем они так поступают?

— Еда. Вы еда. Всех ваших мы съели!

— Вы же понимаете, что он лжет, — обратилась Роза Иствуд ко мне. — Посмотрите на него! Он истощал на двадцать килограммов.

— Мы питаемся не как вы.

Интересная фраза, учитывая голодание в анализах крови и кала. Отдельные части тела? Волосы и ногти? Нет. Их следы точно обнаружились бы. Органы? Мозг?

— Мне не очень хорошо тут, — продолжал Мэд Кэптив. — Забавно. Но другие там объедаются. И моих себе забирают. Ничего… Да, я придумаю, как вернуться…

Роза Иствуд зарыдала от горя. Не сразу. Волна приближалась к берегу постепенно, набирала высоту, чтобы обрушиться всей силой. Закрыла лицо ладонями в попытке скрыть его изменения. Я четко представлял высшее страдание, скрывавшееся за длинными пальцами. Мышцы на бровях сократились, сойдясь на переносице, полоса волосков съехала до уровня глаза. Пухлые щеки поднялись буграми с неровными ямками. Ссутулилась, спина тряслась в такт всхлипываниям. Дрожь в обессиленных ногах. И вот они согнулись, сложились под прямым углом. Женщина повалилась на бок, беспомощно поджав колени к животу. Уперлась лбом в предплечье и била кулаком по грязному полу. Скребла ногтями бетонное покрытие. Пятый подбежал к ней, помогал подняться, и это было тем немногим, что он сделал правильно.

— Это не он! Не мой муж!.. Я не знаю, кто это, но точно не он. Его извратили! Убили! Это больше не мой муж…

Крик. Хриплые стоны. Скрипучий шепот. Дыхание сбивалось, прерывая слова и фразы на середине. Горло болело, но продолжало рождать страшные звуки. С помощью Пятого приподнялась, но снова потеряла устойчивость. Упала на колени перед бывшим мужем. Обессилевшие руки оторвались от лица. Слезы, слизь из носа, слюна…

Необычно видеть выражение ужаса на лицах бандитов. Многие без сожалений душили, резали, насиловали своих жертв. Сейчас прижались к решеткам камер. Стучали по прутьям, просили прекратить пытку. Убитые ими девушки и молодые женщины кричали, молили с мыслями об утрате своих жизней. Эта горевала за другого человека.

Сострадание задевало окружающих. Всех, у кого в глубине души еще осталась часть человеческого. Им не заразился только один. Увы, жизнь калечит каждого по-своему.

Крошки камней и засохшей еды впивались в нежную кожу коленей. Роза Иствуд не чувствовала боли. Не поднималась. Устремила взгляд на своего мужа. Шепот. Тонкие губы шевелились, повторяя заученный текст. Ладони сжали друг друга с боков. Последняя отчаянная попытка исправить, повлиять на неподвластное никому: молитва. Она будто поклонялась каменному изваянию, потому что Мэд Кэптив был неподвижен. Даже пустой безжалостный взгляд покоился.

Через 5 секунд правое плечо подскочило вверх и вперед, потянув остальную часть конечности. Голова завалилась на бок и плавно возвратилась в вертикальное положение. Снова затишье. Не дышал. Повезло заметить: зрачки расширились на полсекунды, как вспышка, радужка исчезла в тот момент.

— Роза. Люб-лю…

Губы изогнулись 4 раза, сходясь к центру в круг и растягиваясь вширь. Неловко, как будто после онемения. Зубы крепко стиснуты, поскрипывали при трении. Потому звук получился неясным, натужным, измученным. Но тон голоса неожиданно мягкий, тревожный. Слова имели такой сюрреалистичный смысл, что их можно было принять за слуховую галлюцинацию.

Гулкий удар подошвы о пол. Тишина. Еще один. И так 4 раза. Выбрасывал вперед половину туловища, а потом выжидал 1-2 секунды. Будто на это время полностью терял силы и копил их. Мэд Кэптив смотрел на супругу непрерывно. Встал вплотную к решетке. В глазах не просто осознанность, а тоска, жалость. Слезы! Дрожащая рука медленно проскользнула между прутьев. Ладонь направлена вверх, пальцы прижаты друг к другу, большой противопоставлен остальным. Намерение помочь подняться? Что за странная метаморфоза?

Утопающий цепляется за любую соломинку. Даже пропитанную ядом. Ведь надежда на спасение не покидает человека до момента смерти. Роза Иствуд пересилила оцепенение. Шумно вздохнула. Задышала часто, будто слова и жест мужа вывели ее из коматозного состояния. Глаза слезились теперь из-за другой эмоции. Она напоминала щенка, которого хозяин игнорировал в качестве наказания. А сейчас протянул теплую руку. Женщина ответила тем же. Я сделал шаг, чтоб остановить необдуманное действие. Ждал этого от Пятого, потому что он был ближе, но он тоже удивленно наблюдал за событием.

Мэд Кэптив одернул руку. Всего на 3-4 сантиметра назад. Сжал кисть в кулак так, что костяшки хрустнули по очереди, и убрал его внутрь камеры заключения. Скосил голову на бок и вонзился зубами в прут решетки. Мы все зажмурились от страшного, раздражающего слух звона. После моргания лицо заключенного вернуло привычный для меня вид: дерзкий беспечный взгляд, оскал, слюна текла по металлу, из горла слышался слабый хриплый рык.

Краткая вспышка сознания в его безумии прошла.

— Поверила? — засмеялся он, прервав облизывание поверхности. — Он тебя не слышит, он не придет. Я лучше, я сильнее. Ты права: он мертв!

Удара не случилось. Я был уверен: Роза Иствуд без раздумий согласилась бы, если бы он ознаменовал излечение разума ее мужа. Реальность причинила боль сильнее физической. Прикрыла рот ладонью, выпустив жалобный стон, и вырвалась из хватки Пятого. Побежала по коридору. Одна туфля спала со ступни, осталась возле нас. Из-за этого женщина падала, разбивая колени до крови. Скинула вторую. Босые ступни отпечатывали грязь, все выделения обитавших здесь животных.

Осознание пришло в виде укола головной боли в области виска: Мэд Кэптив мертв. Человек, который знал его другим, подтвердил это. Чем же я занимаюсь? Пытаюсь вести осмысленный разговор с остатком человека, с физической оболочкой, бесполезной без психической части. Такой же результат будет от допроса домашних питомцев похищенных детей.

Сегодняшний день пронесся в памяти отрывками, быстро сменяющимися по кругу. Калейдоскоп с тяжелыми картинами. Дом семейства Дроговичей. Главный вход в офис полиции. Разговор в моем кабинете. Сектор А камер заключения. Алекса, Роуч, Роза Иствуд… Затошнило. Скольких ты, Мэд Кэптив, или твои проклятые сообщники лишили смысла жизни?