Алисия или Влада?

Хотелось рухнуть на пол, выстрелить себе в висок, но выйти из этой проклятой игры. Логика бессильна: обе пропали недавно, обе могли быть живыми, обе дороги мне… Я всерьез задумался, чтобы ничего не делать, но трясся, представляя, что после выстрела все закончится и это будет не иллюзия. Человек начинает молиться, когда что-то выше его сил. И я молился — не Богу, никому конкретному, но это была молитва. Просьба, мольба, стон… Конечно же, я держал рычаг напротив Алисии. Не могло быть по-другому.

Я судорожно выдохнул, когда Влада исчезла. Счастье и горе одновременно: не убил, но это была проекция, а значит, ее уже нет в живых. Как и Алисии, как и всех, кого я не спас. Как и… Я знал, кто будет следующим, знал это с самого начала. Просто не хотел принимать раньше времени. Иначе предыдущие выборы показались бы до смешного простыми.

Женщина, которую я хотел увидеть больше всего на свете. И меньше всего — в этой комнате.

Марина.

10 секунд… Я стою между двумя самыми дорогими мне людьми и должен выбрать, кому умереть. 9 секунд… Рычаг движется со страшной скоростью, нет времени на размышления. 8 секунд… Думать? Как вообще можно выбирать между женой и дочерью? 7 секунд… Она снова умрет у меня на глазах, а я ничего не смогу сделать! 6 секунд… Я так хочу услышать ее, поговорить. Даже с призраком. Готов ли я поставить на кон возможность смерти Алисии? 5 секунд… Ты мертва, Марина. Я был на похоронах, видел тебя в гробу. 4 секунды… Я целовал холодный лоб. Не помню чувства хуже; боль от пуль ничто в сравнении. 3 секунды… А она может быть жива. Наша дочь может быть жива, Марина. Шанс есть… 2 секунды… Я подставляю носок туфли под рычаг, почти коснувшийся пола, и резко вскидываю его вверх. 1 секунда…

Выстрелил револьвер, который был у меня над головой. НЕТ! Как… Не успел? Нет, это точно случилось уже после…

Красное пятно пропитывало футболку на груди. Раскрывалось, как роза: лепестки наслаивались по кругу, центр темнел… Это все не реально! Не может быть… Я подбежал, вынул кляп. Ее лицо быстро синело. Губы, нос, щеки — в такой последовательности. Алисия хватала воздух и кашляла, во рту выступило немного крови. Взгляд метался по сторонам, постепенно теряя осознанность.

Правое легкое. В сердце было бы проще: тем, что быстрее… Потому что ЧТО Я МОГУ?! Только наблюдать! Надеюсь, мало кто видел смерть от начала до конца: разве что мы и медики. Но там наблюдаешь отрывками. Можно звать на помощь, бежать за аптечкой, реанимировать, хотя бы отвернуться в последний момент. А высшая пытка — это смотреть полностью, видеть родные глаза и бессильно давить на рану. Опять… Я сжимал фонарь в зубах, пластиковый корпус трещал. Проклятый стул заваливался назад, приходилось давить коленом в сидение.

Мои руки в крови. Я отстранился, глядя только на них. Не было чистого места, как будто я опустил их в краску. Откуда столько?.. Я упал на колени и плакал. Пару раз пробирало на смех: это бред, издевательский сон. Но почему она не исчезает! Почему…

Фонарь выпал изо рта и покатился по полу, остановившись на ступнях Марины. Не знаю как, но она освободилась, уже заканчивала с узлом на лодыжке. Я попытался встать — никогда еще обыденное действие не давалось с таким трудом. К этому моменту она выпрямилась, я схватил фонарь и бросился к ней, желая обнять, хотя бы просто коснуться… Ладонь звонко ударила меня по щеке, оглушив на правое ухо. За много лет я и забыл, что она левша. Я схватился за горячий след и невольно улыбнулся: не мираж, не иллюзия, не призрак, не галлюцинация… Приятен даже удар, если его наносит любимая женщина.

— Как ты мог, Алек!

Слезы выступали от звучания моего имени. Роскошь. Все, о чем я мечтал все эти годы.

— Я… не…

— Как ты мог убить их! Всех…

Она толкнула меня в плечо, как мы когда-то дрались с ней в шутку. Я не сразу понял тон ее мыслей и действий.

— Как ужасно получилось с маленькой Лесли… И не говори, что не виноват! Ты полез на дерево, ты упал и именно ты сломал ногу. Бедняжка так распереживалась — если бы выжила, наверное, боялась бы деревьев до конца жизни. Ох, что я говорю… до конца жизни и боялась! Тряслась в кровати всю ночь, рыдала в подушку, бросалась игрушками, била стену… Никто не мог ее утешить. Кошмары забрали ее из-за тебя!

Кулак ударил в плечо с другой стороны. Я не заметил — слова волновали сильнее. Это то, что хранилось глубоко, то, в чем я не мог признаться даже себе. Озвучить эти мысли способен только близкий человек, и потому слышать их было еще тяжелее.

— Зачем ты…

— Зачем я говорю это? Разве всегда должна быть причина? Ах да, в твоем понимании следствие идет за причиной… А скажи, была ли причина подвергать риску мисс Тоналтан? Давай, скажи это сам!

Я знал, что она имеет в виду: это были мои мысли.

— Не я привел Мэда Кэптива в приют.

— Точно-точно? Здесь-то ты не видишь причину и следствие! Простое совпадение, что он пришел вслед за тобой? Даже не это главное, Алек, и ты это знаешь. Ты побежал за девочкой и не закрыл дверь ворот. Ты увидел его мельком среди деревьев, но предпочел болтать и предаваться воспоминаниям в домике на дереве. Он точил зуб на тебя, и ты позволил ему отомстить сполна. Похоже, что от тебя одни беды в этом приюте!

— Я спас двоих.

— Как много. Достойно лучшего детектива в городе… Хочешь аплодисментов?

Я пошатнулся — удар в грудь ощущался уже серьезнее. Я не хотел сопротивляться, просто не мог.

— Владочка… Как называл ее Алекса. Почти член семьи. Они росли вместе с Лисси, играли, ходили в одну школу. Ты слышал их ссору, слышал крики в тот вечер. И ты не сделал ничего. Ни-че-го! Одно простое действие… Но вместо того, чтобы поддержать ее, ты упивался поимкой Мэда Кэптива. Какая вкуснятина: рыба и вино!

Марина не целилась в болевые места, но каждый новый удар был сильнее предыдущего. Ровно в 2 раза. Я попятился от попадания в челюсть. Если бы не напряг жевательные мышцы, могло бы дойти до вывиха. Ее взгляд заглушал всю боль. Что может быть хуже ненависти и отвращения в глазах любимого человека? Да: только его смерть.

— Нашу дочь я тебе не прощу. Никогда, — прошептала она, но я слышал все слова отчетливо. — Ты считал себя прекрасным отцом, но что ты делал? Не поддерживал ее стремление работать в полиции, ограничивал во всем, опекал, раздавал советы, куда поступать, кого любить, и даже запрещал встречаться с парнем… А почему появился кошмар? Ты сломал ему руку! Сам бы что чувствовал, если бы мне кто-то причинил боль? — Она занесла кулак, но остановилась. — А напомнить про себя? Ты знаешь, что я скажу… Твоя. Вина. Ты накричал на Лисси, ударил ее, и появился кошмар. Вот тебе, черт побери, причина и следствие! Да пусть она была бы тысячу раз неправа, это ребенок. Наша малышка! Повезло, что в тот раз я была рядом. Что ты отделался только моей смертью… И вот ты добился этого: ты убил нас обоих!

Не успел уклониться, а пресс помог слабо — казалось, грузовой крюк врезался в живот на полной скорости. Я отходил, не желая сражаться с любимым человеком! Но… что будет через 2-3 удара?

— Маленький мальчик из приюта, который хочет доказать себе, что он чего-то стоит.

Я выставил руку в защиту и вскрикнул от боли: удар пришелся в ребро кости. В следующий раз будет трещина, как минимум.

— Ты пытался защитить всех детей города…

Пространство здесь работает так, что трудно отследить момент изменения. Я отвлекся от очередной атаки, обнаружив, что держу в руках холодный металлический щит, похожий на значок полиции. Наверное, так и есть, раз это место использует образы. Я сжал вертикальную ручку с внутренней стороны и выставил его перед собой за секунду до удара.

— Но не смог даже тех…

Марина попала в центр щита. Послышался только глухой звук, но толчка не было, словно она резко остановилась.

— … кто тебе дорог!

Я заблокировал колено, нацеленное в пах, — щит снова неподвижен, как стена.