— Ваше превосходительство, — вкрадчиво произнес я, стараясь придать голосу как можно больше почтительности, — а почему бы вам не взять на практику еще и Грома, сына купца? Насколько мне известно, он тоже подавал прошение и очень надеется попасть в действующую армию.

Ректор поперхнулся от возмущения и бросил на меня гневный взгляд, его усы грозно задрожали.

— Ну уж нет! — отрезал он категорично. — Нечего этому глупому увальню здесь делать! От него одни только проблемы и никакого толку. Он лишь будет путаться под ногами и отвлекать других студентов от их обязанностей.

Но генерал, к моему удивлению и тайной радости, лишь заинтересованно приподнял бровь. Казалось, мое предложение его скорее заинтриговало, чем оттолкнуло.

— Не может у дурня быть такое громкое и сильное имя — Гром! — веско произнес он, поглаживая свою седую бороду. — Дурень тот, кто не умеет разглядеть скрытый потенциал в ребенке и правильно направить его, развить задатки. Нет, я уверен, что в этом юноше есть нечто большее, чем может показаться на первый взгляд.

Он решительным жестом вернул список ректору и скомандовал, не терпящим возражений тоном:

— Будьте добры внести этого Грома в перечень практикантов. Раз уж молодой Ведминов так рьяно за него ходатайствует, значит, парень того стоит. Я привык доверять суждениям талантливых студентов, особенно тех, в ком течет кровь древних родов.

Я едва сдержал рвущуюся наружу торжествующую ухмылку. Надо же, как ловко и изящно удалось обвести этого суровое генерала вокруг пальца, заставить его плясать под мою дудку, даже не осознавая того! Теперь Гром, этот напыщенный болван и неудачник, у меня в долгу по самые уши. Глядишь, еще и пригодится в будущем.

Тем временем мы дошли до места, отведенного под палатки студентов-практикантов. И тут меня неприятно, почти до отвращения, поразила их вызывающая роскошь и ухоженность. Казалось, богатенькие и влиятельные родители расстарались вовсю, чтобы их драгоценные чада, упаси боже, не испытали ни малейших лишений или неудобств. Широкие полотнища из дорогой, плотной ткани, прочные дубовые колья, меховые подстилки и пушистые шкуры внутри — все буквально кричало о комфорте, богатстве и изнеженности.

Тьфу ты, жалкое, противное зрелище! И эти сопливые юнцы, видите ли, собрались постигать тяготы и лишения настоящей военной службы? Да им самое место у мамкиной юбки сидеть, а не в реальной армии, где от каждого требуются стойкость, сила духа и готовность переносить любые невзгоды! Но делать нечего, придется мне, похоже, жить в этом раззолоченном курятнике, бок о бок с разряженными павлинами. Эх, была бы моя воля — спал бы на голой промерзшей земле безо всяких удобств, чтобы как следует прочувствовать на собственной шкуре все прелести суровой походной жизни.

Генерал тем временем одобрительно хлопнул меня по плечу своей тяжелой ладонью и бодро, с преувеличенным энтузиазмом произнес:

— Ну что ж, господа, чувствуйте себя как дома! Располагайтесь со всеми удобствами. Ужин вам доставят прямо сюда, в палатки, горяченький и сытный. А вот на завтрак уж будьте любезны, соизвольте присоединиться ко мне и остальным офицерам в нашей столовой. Нужно будущей элите русского воинства и от простого солдатского котла питаться!

Он довольно, раскатисто расхохотался. Отсмеявшись, генерал лихо козырнул нам на прощание и, развернувшись, бодро зашагал прочь по своим неотложным делам. Ректор тоже учтиво откланялся, сославшись на необходимость подготовить документы и письма в столицу, и поспешно засеменил в сторону штабной палатки.

Оставшись наконец в блаженном одиночестве, я вдруг с удивлением почувствовал, как меня накрывает странная, тягучая тоска. В голове назойливо крутились мысли о той удивительной пленнице-степнячке, которую я видел всего несколько минут назад. Ее необычная, притягательная аура и бесстрашный нрав, никак не шли у меня из головы. Уж больно хотелось еще разок, пусть одним глазком, глянуть на эту дерзкую дикарку, напитаться исходящей от ее измученного, покрытого ранами и кровоподтеками тела пьянящей, бодрящей некротикой…

Тряхнув головой, я постарался отогнать эти назойливые, неуместные мысли. Нечего тут раскисать и размокать, точно сопливая институтка, увидевшая красивого гусара!

Дождавшись, пока гомон в палатках стихнет, я тихонько выскользнул наружу. Ночной воздух был прохладен и свеж, но насладиться им в полной мере было невозможно из-за отвратительной вони, царившей в армейском лагере. Миазмы от немытых тел, нечистот и гниющих отбросов смешивались в тошнотворный коктейль, забивающий ноздри и вызывающий рвотные позывы.

Поморщившись, я неспешно побрел вдоль рядов палаток, стараясь держаться подальше от мест, где горели костры, и солдаты грубо гоготали, обмениваясь сальными шуточками. До моего слуха долетали обрывки их разговоров, и почти все они, как ни прискорбно, были о женщинах — вернее, о том, как бы половчее затащить какую-нибудь бедняжку в постель и хорошенько «поразвлечься».

Пока эти похотливые самцы глумливо веселились, рядом с некоторыми из них молчаливо стояли их персты. По отсутствию перстов легко можно было определить, кто из солдат был начисто лишен магического дара. Что ж, по крайней мере, эти ребятки слегка уравновешивали чашу весов, не давая магам окончательно возомнить себя небожителями.

Постепенно я добрался до дальнего конца лагеря, туда, где держали пленных степняков. Это гиблое место было видно издалека — во всяком случае, мне, с моим обостренным некромантским чутьем. Оно буквально источало концентрированную темную ауру, в которой едкий, ядовито-зеленый цвет призрачного свечения смешивался с клубящимся черным мороком. Создавалось жуткое впечатление, словно сама преисподняя разверзла здесь свою зловонную пасть.

Вся охрана была сосредоточена возле клетки с той странной девушкой-метаморфом. Стражники нервно переминались с ноги на ногу, то и дело бросая опасливые взгляды на свою подопечную, словно та могла в любой момент сорваться с цепи и растерзать их в клочья.

— Стой! Ты куда это собрался? — грубо окликнул меня один из охранников, тот, что стоял ближе всех к клетке. В его голосе явственно слышался страх вперемешку с нешуточной злобой.

Я невозмутимо улыбнулся и спокойно ответил:

— Мне просто нужно немного посидеть рядом с этой девушкой, напитаться энергией, исходящей от существа на грани жизни и смерти. Для некроманта вроде меня это жизненно необходимо.

При звуке моего голоса пленница резко вскинула голову, словно вслушиваясь. На ее глазах была повязка из плотной черной ткани, надежно скрывающая зрение.

Стражник ошарашенно уставился на меня, его лицо исказила брезгливая гримаса.

— Чего? Напитаться какой-то дрянью? Ты что, совсем больной, что ли? А ну вали отсюда, пока цел! — рявкнул он, грубо толкнув меня в плечо.

Я почувствовал, как внутри закипает ярость. Так, стоп! Держи себя в руках, Велиал, не смей срываться! Глубоко вздохнув, я попытался взять эмоции под контроль. Но, видимо, не слишком преуспел в этом.

Одним стремительным движением я вцепился мертвой хваткой в камзол охранника и прорычал ему прямо в лицо, чеканя каждое слово:

— Слушай меня внимательно, ничтожество. Я — некромант, и моя жизнь стоит больше, чем вся ваши жалкие тысячи, вместе взятые! Если не пропустишь меня сейчас же, клянусь, я выпью всю некротическую силу из твоего бренного тела, как только ты испустишь дух!

Мои глаза полыхнули зловещим зеленым огнем, и всполохи этого жуткого сияния отразились на побелевшем от ужаса лице солдата. Проклятье, ну вот, опять я не сдержался! Снова дал волю своей сущности!

Разжав пальцы, я отпустил несчастного парня и небрежным жестом разгладил помятую ткань его мундира. На моих губах заиграла обаятельная улыбка.

— Ладно, не бери в голову, служивый. Генерал дал мне добро, так что можешь особо не переживать. Я же не прошу оставить нас с пленницей наедине, просто пропусти и все. Идет?